Все это казалось абсурдным, но кто может поручиться, что существует на свете, а что — нет? А я привык верить рассказам индейцев. Но что это значило для меня? Почему я видел во сне красноглазое чудовище? И почему я не пытался бежать?

Так проходили дни. Мы охотились, а затем коптили и вялили мясо, собирали травы, корни, ягоды — в лесу, на лугах, на горных склонах. Съев столько, сколько нужно, остаток заготавливали впрок. Мы собирали топливо для грядущей зимы и старались не терять бдительности — враги могли появиться в любую минуту.

Наши наблюдения показывали, что в эту долину часто приходили индейцы. По старым следам мы установили, что они обычно приходили с запада. Нет, не страшные команчи, какие-то другие племена.

Однажды, возвращаясь с охоты, я взобрался на спину Пайзано. Он сначала упирался, но потом невозмутимо пошел вперед. Он уже выполнял разные работы, перевозил тяжести. Я кормил его из рук, а он любил, когда я играл с ним или чесал его. Я сделал импровизированное седло, соответствовавшее строению его тела, и уздечку, позволяющую управлять им.

Наступил вечер, солнце садилось во всей своей красе, окрашивая вершины гор в фантастические цвета. Я ехал по каменистой гряде верхом на Пайзано по направлению к форту и любовался закатом.

Наши индейцы еще ни разу не видели меня верхом на бизоне. Обычно я садился на Пайзано, находясь вдали от форта, и теперь они отступили и смотрели на меня с благоговейным страхом. С их точки зрения, я демонстрировал могущественное колдовство. Услышав восклицания, из дома вышла Коми и, увидев меня на Пайзано, улыбнулась. Время церемонии Священного Огня подошло. Завтрашний день обещал быть ясным.

Завтра, Ичакоми Ишайя, завтра я принесу тебе дар Солнца!

Утром взошло яркое солнце. Я встал рано, пошел на реку и искупался. Вернувшись в форт, разжег костер из кедровых щепок, а потом развеял дым вокруг себя орлиным крылом. Это был очистительный ритуал, который использовали мои знакомые индейцы, и я знал, что Ичакоми он тоже известен.

Ее религия значила для нее очень много, и хотя наши верования различались, корни они имели общие, и я испытывал уважение к тому, во что верила она.

Когда пришло время взбираться на гору к алтарю, который я построил, Ичакоми вышла вперед и увенчала меня короной, передняя часть которой состояла из перьев.

За час до полудня я стал подниматься на гору, за мной шли Ичакоми, начи, Кеокотаа и остальные женщины. Мы приблизились к алтарю, на котором я разложил ритуальные предметы для получения Огня от Солнца.

Я долго стоял перед алтарем, потом поднял руки к солнцу и на секунду так застыл. Из кармана в поясе достал увеличительное стекло и стал медленно передвигать, стараясь сфокусировать солнечный свет. Когда мне это удалось, направил тонкий световой жгут на кучку сухих листьев. Они задымились.

За моей спиной послышался тихий восторженный гул голосов. Дым стал подниматься вверх, а на одном из сухих листьев появилось черное пятно, которое стало расширяться. Вот и вспыхнуло небольшое пламя. Я подтолкнул к нему немного сухого мха. Мох задымился, потом загорелся. Незаметно опустив увеличительное стекло обратно в карман, я пододвинул к пламени сухие ветки.

Пламя взвилось вверх, костер потрескивал, ветки занялись.

Я отступил назад, повернулся к Ичакоми и сказал:

— Солнце дало нам Огонь!

Утром мы собирали кукурузу, отламывая от стеблей толстые початки и относя их в форт в плетеных самодельных корзинах. Плодородная земля, теплые дожди и жаркое солнце сделали свое дело — мы получили хороший урожай. Лучшие початки я отложил на семена, оставив пару, чтобы угостить Пайзано.

На горных склонах мы собирали уже семена, охотились и с тревогой наблюдали за небесами, ожидая перемен, которые неминуемо должны были произойти. Наш Священный Огонь пришлось перенести в одну из пещер, где он был защищен от ветра и дождя. Здесь хранился и запас сухого топлива, чтобы поддерживать пламя.

Пистолеты мои были заряжены, и пороха, захваченного у врагов, могло хватить еще на два раза. Из серебряно-свинцовой руды, найденной неподалеку, я отлил несколько сотен пуль — запас на будущее.

Сера мне до сих пор не попалась, но я еще надеялся, так как окрестности изобиловали признаками былой вулканической деятельности. Кочующие индейцы рассказывали, что будто бы месторождение есть на северо-западе, но до тех пор, пока не выпадет снег, для столь далекого путешествия не находилось времени.

Теперь темнело все раньше, с некоторых деревьев стали опадать листья, все меньше становилось цветов — только лавандовая блошница со своими желтыми сердцевинками, махровая горечавка, лисий хвост да серный цвет еще попадались.

Приближалось время холодов. Значит, больше времени мы станем проводить у очага, рассказывая истории о давно прошедших днях, удивительных событиях, неожиданных встречах. Скоро Коми будет шептать старые индейские сказки нашему малышу. Эта мысль была для меня странной, она волновала и тревожила. Что я знал об отцовстве?

Больше всего мне не хватало книг. Как я мечтал что-нибудь почитать! Человеческий разум не знает пределов, кроме тех, которые мы создаем сами. Человеческий разум жаждет знаний, а мой имел очень мало пищи. Каждый вечер я заставлял Ичакоми вспоминать, задавал ей вопрос за вопросом, чтобы лучше понять ее народ, ее религию, ее образ мыслей.

И вот настал тот вечер. С гор Сангрэ-де-Кристос дул ветер, и в нашем очаге трещал огонь. На костре варилась оленина. Вошел Кеокотаа, сразу направился к очагу и отрезал себе толстый кусок мяса. Поев, оглядел нас и заявил:

— Теперь мы будем воевать.

— Что?

— Они идут. Я целый день бежал, чтобы предупредить вас. Идут два, но не вместе.

— Два человека?

— Не два человека. Два отряда. Один, чтобы торговать, другой, чтобы воевать.

Все собрались вокруг Кеокотаа. Женщина понка отложила свою работу.

— Диего идет. У него двадцать мулов с поклажей. С ним шесть солдат и двое индейцев. Он хочет торговать.

— Ты уверен, что это Диего?

— Я говорил с ним. Другой — Гомес. Он идет с солдатами и с плохими индейцами. Он хочет воевать.

— Сколько их?

— Двадцать. У него четыре солдата и много плохих индейцев. Я думаю, он намерен схватить Диего. — Кеокотаа замолчал, пережевывая мясо, потом добавил: — Диего теперь знает о Гомесе. Он скоро будет здесь.

В комнате воцарилось молчание. Несколько недель мы наслаждались миром и покоем, но всегда знали, что придет и другое время.

Будет ли Диего воевать на нашей стороне? Вряд ли. Он пришел торговать, воевать со своими соотечественниками наверняка не входило в его планы, даже несмотря на то, что между ними не было согласия и он не любил Гомеса.

Диего заинтересовало мое предложение торговать, он понимал, что для испанцев очень удобно иметь надежный аванпост, где они могли бы пополнить свои запасы во время походов против команчей. Раз он гнал столько навьюченных мулов, значит, привез много товаров. Но что на уме у Гомеса?

Разумеется, он снова попытается захватить Ичакоми, но что еще? Он захочет отомстить за поражение. Нет, не то! Золото? У нас было очень мало золота, но он об этом не знал. Однако золото стало основной причиной всех испанских походов. Вероятно, Гомес предполагал, что мы его нашли.

Иначе зачем, по его мнению, нам торчать здесь?

Он, конечно, уже выяснил, что пони ушли, и надеялся, что мы одни, ведь то, что к нам присоединились наши друзья начи, до него еще не дошло.

Но нас все равно было мало. Как же нам защититься? Боеприпасов я по сути не имел, да и пистолеты уже никого не удивили бы.

— Но еще есть индейцы юты, — задумчиво произнесла Ичакоми.

Это была хорошая мысль, однако юты могли быть для нас опасными, может даже более опасными, чем Гомес. Та земля, на которой мы теперь поселились, считалась землей ютов. Правда, до сих пор мы их не видели, хотя встречали признаки того, что они бывали здесь.