Вот и сейчас верблюды шли как будто по ровному месту, но вдруг верблюд Шамши провалился до ушей. Лощина оказалась забитой глубоким снегом до краев. Верблюд не доставал ногами земли. Он ревел, барахтался и наконец завалился на бок. Загребая ногами, он задел Джаныбека, и тот со стоном отскочил. Все столпились возле упавшего верблюда. Одни утаптывали снег, другие развьючивали. Юрий Ивашко пытался помогать, но только мешал, дергая не за те концы веревок.
Наконец верблюду помогли правильно лечь, снова навьючили, заставили встать. Джаныбек перебрался на другую сторону лощины и тянул веревку, продетую в нос верблюда. Тот не хотел идти, упирался, кричал от страха и боли. Под ударами он двинулся вперед, но, не доверяя коварной глубине, подогнул в коленях передние ноги и, как бы на лыжах, медленно перебрался через снежную трясину. Так же перешли другие верблюды.
У Джаныбека разболелась нога. Впереди поехал Шамши. Перед большими сугробами снега он слезал и с длинной палкой в руке шел вперед. Шамши измерял глубину снега, как делают это матросы на незнакомой реке, с той только разницей, что он искал мелкое место, где могут пройти животные. А пока караван стоял, буран заметал его снегом. Стоило верблюду остановиться — и с подветренной стороны у его ног сейчас же наметало сугробики. Небольшие вначале, они соединялись, и вскоре из сугроба торчали только голова и спина животного да туловище всадника.
Стоило лишь начать двигаться — и сугробы, потеряв опору, по частям уносились ветром. Все это отнимало время. А ведь басмачи тоже двигались. Впрочем, снег давно замел их следы, и караван шел в Кашка-Су не напрямик, а там, где легче было пройти. В начале пути все помыслы Юрия Ивашко, ехавшего разведчиком впереди, были направлены на скорую встречу с басмачами. Вскоре он так явственно услышал невдалеке ржание лошадей и увидел басмачей, притаившихся за валунами, что остановил караван. — Волки, не бойся! — буркнул Шамши и махнул рукой Джаныбеку, чтобы тот продолжал путь.
Юрий Ивашко чуть не сгорел со стыда. Неужели его могли заподозрить в трусости? Позор! Теперь он ехал рядом и заряженную винтовку держал на луке седла. Напряженное ожидание утомляло, а ещё больше утомляли леденящий холод и упругие удары ветра. Казалось, холод проникает даже сквозь швы. И все же Юрию была по душе и эта погоня, и борьба с неистовым бураном. Назойливая строчка не шла из ума: «А он, мятежный, ищет бури». Он хотел только одного — встретить басмачей и показать, на что он способен. Стараясь доказать это, Юрий Ивашко, когда достигли очередного завала, не стал ждать, пока вернется Шамши, ушедший влево, и самовольно поехал вправо. Жеребец прошел всего несколько шагов, и Юрий остался один среди воющего снежного хаоса. Он крикнул. Никто не отозвался. Он снова закричал, и опять никто не отозвался. Он повернул назад, но Серый уперся в сугроб. Молодой геолог испугался. Он поспешно выстрелил вверх, и на выстрел примчался пес Кок. Караван оказался почти рядом. После этого случая юноша уже не чувствовал себя мятежным, ищущим бури. Он повесил винтовку за спину и хотел, как и другие, чтобы буран окончился или хотя бы ослабел.
Чтобы дать Шамши отдохнуть, вести караван напросился Юрий Ивашко. Он слез с жеребца и, взяв у Шамши шест, пошел вперед, путаясь в полах тулупа. Ветер захватывал дыхание, и юноша вскоре выбился из сил и еле брел. Шамши посоветовал сесть на лошадь. Теперь Юрий ехал впереди, прокладывая путь, и волновался, как бы не заблудиться. Он то и дело посматривал на компас, укрепленный на левой руке. Надо было ехать строго на север. Где-то впереди путь должна пересечь река Кизыл-Су. В Каратегине она называется Сурх-об и уже под именем Вахша образует вместе с рекой Пяндж многоводную Амударью.
Снежные завалы и снежные трясины преграждали путь. Шамши кричал «право», «лево», и приходилось петлять. А двигаться надо было бы напрямик и поскорее. Может быть, буран задержал басмачей в Кашка-Су и там удастся их захватить? Юрий хлестнул коня, но конь не прибавил шагу. Конь так устал, что удары не действовали на него.
Молодой геолог Юрий Ивашко был нрава общительного, веселого, даже восторженного, характером отличался энергичным, но по молодости лет неуравновешенным. Был он рослый, белокурый, синеглазый, с огненно-ярким румянцем на пухлых щеках. Усы и борода не росли, несмотря на старательное применение бритвы, и это его огорчало. Юрий был влюблен в свою профессию геолога, влюблен в горы и жаждал совершить великие открытия. Пока его надежды не осуществились.
Он мечтал попасть туда, где высочайшие в мире хребты Гималаев, Куэнь-Луня, Тянь-Шаня и Гиндукуша сходятся в одном узле, образуя огромное плато, которое лежит на четыре километра выше уровня моря. Это плато носит древнее тибетское название Памир, или Крыша Мира.
Ему не удалось попасть в прошлом, 1928 году в комплексную научную экспедицию, отправлявшуюся на Памир, в район «белого пятна», расположенного между линией Пик Ленина (Заалайский хребет) — озеро Кара-Куль с северо-востока и средним течением реки Пяндж на юго-западе, между собственно Памиром и Дарвазом. Отдельные экспедиции подходили к границам «белого пятна», но все попытки преодолеть заоблачные горы, бурные реки и громадные трещины в непроходимых ледниках оканчивались неудачей. Книги и дневники свидетельствовали об исключительной труднодоступности и неизученности памирских гор, о тяжелом и опасном пути. Особенно действовали на воображение Юрия такие выражения, как «остается неисследованным», «не вполне уяснено», «точных данных не имеется», «усилия найти проход оказались тщетными», «пришлось возвратиться». Юрий читал эти книги, вздыхал и думал, что уж кто-кто, а он бы не возвратился. Ни за что!
Он был полон стремления преодолевать любые опасности ради научных открытий. Встречавшиеся в отчетах экспедиций указания на то, что путешественник «сорвался», «унесен течением», «слетел с тропы в пропасть», только подзадоривали молодого геолога. Задачи прошлогодней экспедиции были овеяны романтикой. Никто не знал, что будет ожидать экспедицию на «белом пятне». Никто не знал, что там встретится: горные цепи или плоскогорья, население или безлюдные ледники и горные пустыни.
А «белое пятно» начиналось по ту сторону Заалайского хребта, у северного подножия которого они работали.
Прошлогодняя экспедиция в район «белого пятна» сделала немало. Она частично проникла в узел гор Гармо, нашла неприступные горы, ледники и открыла высочайшую вершину СССР. Неожиданно удалось попасть из района ледника Танымас в среднее течение семидесятикилометрового ледника Федченко. Был открыт перевал Контрабандистов. Были проведены работы по топографии и астрономии.
Все же целиком выполнить намеченный план экспедиции не удалось. Чтобы изучить горы, надо было иметь точные карты. Следовательно, начинать дело надо с картографирования. Многое осталось неисследованным…
Вот туда, за Заалайский хребет, и хотелось попасть Юрию. Не попав в комплексную экспедицию, он проработал весь 1928 год в городе, в аспирантуре. Неуемное стремление в горы заставило его устроиться в 1929 году в золоторазведочную партию. Молодой геолог был огорчен, когда его временно оставили одного продолжать работу у Заалайского хребта, в то время как его товарищи двигались по маршрутам. Задача Юрия состояла в том, чтобы тщательно и на этот раз окончательно проверить и подтвердить отсутствие золота для промышленных целей. Были у него и кое-какие интересные находки, но они не имели отношения к золоторазведке. А теперь басмачи украли и эти находки. Скорее бы приехать в кишлак и поймать басмачей!
Караван с трудом преодолевал снежные заносы. Верблюды всё чаще застревали в снегу. Все устали, очень устали, а скоро ли Кизыл-Су — никто не знал. Двигались зигзагами, совершая далекие обходы.
Никонов уже жалел, что предпочел ехать на верблюде. Это не езда, а мучение. Качает вперед-назад, вперед-назад, и не только качает, но и укачивает. Верблюд уже несколько раз падал. А перевьючивать в пургу было очень тяжело. Чувства путников притупились.
