– Скажите, Барбара, в вашей практике это было самое серьезное крушение? – спросил Джо.

– Пожалуй, ничего более страшного я действительно не видела. Сравниться с этой катастрофой могут, пожалуй, только две… Об одной я уже упоминала – я имею в виду трагедию в Хоупвелле в 1994 году, когда разбился самолет компании "Ю. Эс. Эйр", следовавший рейсом 427 на Питсбург. В тот раз не я была старшим следователем, но на месте катастрофы мне побывать довелось.

– А… тела? В каком состоянии были тела к моменту, когда вы добрались сюда из Пуэбло?

– Джо, послушай…

– Вы сказали, что никто не мог уцелеть. Почему вы так уверены в этом, Барбара?

– Не знаю, стоит ли мне объяснять тебе почему… – тихо ответила она и отвернулась, когда Джо попытался встретиться с ней взглядом. – Картины, которые я видела… они потом являются во сне, терзают сердце и душу.

– В каком состоянии были тела? – не сдавался Джо.

Барбара обеими руками отвела назад свои седые волосы и, отрицательно покачав головой, с самым решительным видом спрятала руки в карманы.

Джо набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул судорожным рывком и повторил свой вопрос:

– Я хочу знать, что стало с людьми, Барбара. Это очень важно, и каждая деталь может помочь мне разобраться в… во всем этом. Даже если я не узнаю от вас ничего важного, эти… картины, как вы их назвали, помогут моему гневу не остыть, а гнев мне очень и очень нужен. Он дает мне силы и решимость идти до конца.

– Неповрежденных тел не было, – с ледяным спокойствием ответила Барбара, не глядя на него.

– Совсем не было? – не поверил Джо.

– Ни одного целого тела.

– Скольких человек из трехсот тридцати сумели в конце концов опознать ваши специалисты? По зубам, по частицам тканей, по каким-то другим признакам, которые могли бы подтвердить, что такой-то и такой-то действительно погиб в этом адском котле?

Голос Барбары оставался ровным, лишенным всяческих эмоций, но ответ прозвучал так тихо, что Джо едва расслышал его.

– Я думаю, чуть больше сотни.

– Остальные были раздавлены, разорваны, обожжены, – сказал Джо, намеренно раня себя этими жестокими словами.

– Гораздо хуже, – поправила его Барбара. – В момент удара происходит взрыв и высвобождается такая колоссальная энергия, что большинство останков органического происхождения вообще перестают быть похожи на части человеческих тел. В данном случае из-за разлитой крови и разлагающихся останков риск инфекционного заболевания был настолько велик, что нам пришлось переодеться в биозащитные костюмы. Несмотря на опасность, каждый, самый ничтожный, обломочек необходимо было вывезти из зоны падения, зарегистрировать и передать для исследования специалистам и экспертам, поэтому для того, чтобы защитить наших сотрудников, нам пришлось установить на бетонке возле шоссе целых четыре дезинфекционные станции. Большинство останков и обломков прошли через них, прежде чем попали в специальный ангар в аэропорту Пуэбло.

С жестокостью, которая, по его мнению, должна была доказать ему самому, что горе никогда не заслонит и не погасит его гнева до тех пор, пока он не завершит своего собственного расследования, Джо сказал:

– Как я понял, и самолет, и люди выглядели так, словно их пропустили через камнедробилку. Так?

– Достаточно, Джо. Если ты узнаешь больше, это ничем тебе не поможет.

На лугу стояла абсолютная тишина. Можно было подумать, что они двое находятся в начальной точке Творения, откуда в момент Начального Взрыва божественные силы устремились к дальним пределам Вселенной, оставив здесь только немую, безвоздушную пустоту.

***

Несколько крупных пчел, разморенных августовской жарой – бессильной, впрочем, победить приступы холода, охватывавшие Джо изнутри, – выбрались наконец из своих затерянных в лесу гнезд и лениво перелетали от одного маслянисто-желтого цветка к другому, двигаясь так, словно они вдруг стали действующими персонажами своих собственных коллективных грез о сборе сладкого нектара. Во всяком случае, никакого жужжания, производимого этими апатичными лакомками, Джо не слышал.

– И почему же вышел из строя руль поворота? Почему самолет начал рыскать и в конце концов сорвался в пике? – спросил он. – Из-за отказа гидросистемы?

– Ты и в самом деле не читал никаких отчетов? – снова удивилась Барбара.

– Я не мог.

– Возможность того, что в гибели рейса 353 виноваты взрыв бомбы, погода, попадание в инверсионный след другого самолета и тому подобные причины, рассматривалась, но от этих версий мы отказались почти сразу. Наши технические эксперты, специалисты по авиационному оборудованию – а только в этом расследовании их участвовало двадцать девять человек, – восемь месяцев подряд изучали в Пуэбло обломки, но так и не сумели уверенно назвать истинную причину гибели "Боинга". Они подозревали то одно, то другое – например, неполадки в демпферах рыскания или разгерметизацию отсека электроники. Одно время эксперты всерьез подозревали поломку рамы крепления двигателя, потом отказались от этой теории в пользу аварии реверса тяги, однако ни одно из их подозрений так и не подтвердилось, и никакой причины, о которой можно было бы объявить официально, с полной уверенностью, наши техники так и не нашли.

– Насколько это было необычно?

– Достаточно необычно. Как правило, мы находим причину, но бывают и исключения. Впрочем, я могу припомнить только два таких случая: один раз мы потерпели неудачу в Хоупвелле в 1994 году. Про этот случай я уже говорила. Второй раз был в 1991-м, когда "Боинг-737" упал на посадочной полосе в аэропорту Колорадо-Спрингс. Тогда тоже никто не спасся. В общем, бывают случаи, когда даже мы бессильны.

Джо, слушавший ее с напряженным вниманием, сразу обратил внимание на слова Барбары о том, что эксперты не нашли никакой причины, о которой можно было бы объявить официально. Он хотел спросить об этом, но тут его осенило.

– Марио Оливерри сказал мне, что вы досрочно подали в отставку. Это случилось примерно семь месяцев тому назад.

– Марио… Хороший парень. В этом расследовании он возглавлял подразделение, занимавшееся человеческим фактором.

– Но, если техническая группа продолжала копаться в обломках самолета на протяжении восьми месяцев после катастрофы, это означает… что вы не возглавляли расследование до конца, хотя оно начиналось под вашим руководством.

– Я сама бросила это дело, – призналась Барбара. – Уход в отставку казался мне наилучшим и самым простым выходом, особенно после того, как пропали вещественные доказательства и от дела стало дурно пахнуть. Я пыталась поднять шум, но на меня стали давить, и хотя поначалу я старалась как-то держаться… Я не могла и не хотела участвовать в мошенничестве, но мне не хватило храбрости вынести сор из избы. Поэтому я и ушла. Конечно, было бы правильнее остаться и продолжать бороться, но они нашли способ заткнуть мне рот. Жестокий и действенный способ. Они взяли заложника…

– Заложника? Вашего ребенка?

– Да, моего сына Денни. Ему уже двадцать три, и он, конечно, уже давно не ребенок, но если я когда-нибудь его потеряю…

Барбара не договорила, но Джо и так знал, что она могла сказать.

– Вашему сыну угрожали?

Барбара смотрела на гигантскую воронку перед собой, но видела скорее всего не последствия давней трагедии, а признаки надвигающейся беды, которая могла случиться с ней, – бесспорные приметы своей личной катастрофы, которая затрагивала не триста тридцать, а всего одну жизнь, но не казалась от этого менее важной.

– Это случилось через две недели после гибели "Боинга", – глухо сказала она. – Я как раз была в Сан-Франциско, где когда-то жил Делрой Блейн, командир рейса 353. Мы занимались очень подробным и глубоким исследованием его биографии и окружения, надеясь найти хоть что-то, что могло указывать на возможность, подчеркиваю – всего лишь возможность – каких-то достаточно серьезных психических проблем и отклонений.