— Я не вор, — очнулся звереныш, с трудом разлепив разбитые в кровь губы. — Поверьте…

— Верю! — сам не зная почему, сказал Арман, не спуская с кузнеца холодного взгляда.

— Вы меня помните? Мой архан…

Арман дернулся, удивленно посмотрев на звереныша. Бредит от страха? Не с поместья же, пришлый, откуда его помнить?

— Вы сами позвали…

— Позвал? — искренне удивился Арман, и раньше, чем в светлых глазах рожанина всколыхнулся ужас, вспомнил… Тот самый, что был у озера. Тот самый, что делился только что пойманной рыбой. Тот самый… кто знал его тайну.

И что же с тобой делать-то теперь, горе луковое?

— Ты зачем пришел? — мягко спросил Арман, опускаясь перед мальчишкой-рожанином на корточки. — Не боишься...

…что я тебя убью, чтобы сохранить свою тайну?

Думал, а сам смотрел в ставшие вдруг смелыми глаза мальчишки и сам себе не верил. Почему ему так спокойно? Так, как давно ведь не было…

— Не боюсь, — улыбнулся разбитыми в кровь губами пришлый.

Боги, опустить бы щиты, узнать бы, что чувствует этот рожанин, но почему-то страшно. Почему-то не хочется ошибиться, разочароваться. Почему-то хочется поверить, безрассудно, безоговорочно, этому странному, уверенному взгляду, этим непонятным словам…

— Мне бояться нечего… — продолжал мальчишка, смотря в глаза Арману, — ничего не осталось… и никого… кроме…

Звереныш не договорил, посмотрел вдруг умоляюще на Армана, схватил его за руку и выдавил:

— Пощади…

— Отчего же не пощадить, пощажу, — сглотнул Арман и скинул плащ, набросив его на плечи дрожащего рожанина.

Знал ведь, что глупо. И слабость показывать перед кузнецом глупо, и мальчику фаворизировать — глупо. Знал, что после такого слуги пришлому жить не дадут. Да и надо по-хорошему, пока не поздно, приказать магам стереть рожанину лишние воспоминания, а самого мальчишку отослать подальше и забыть. Надо. По-хорошему. Но как, если что-то внутри поет и ликует, будто встретило старого друга? И успокаиваться ведь и не думает... Что это? Одиночество? Желание приобрести хоть какого-то друга? Сумасшествие?

Арман не знал. Не хотел знать. Он грелся в лучах захлестнувших его чувств и не спешил одергивать все так же вцепившегося в его рукав рожанина.

— Ты дрожишь, мой архан, — выдохнул пришлый. — Плащ мне отдал… а уже свежо. Замерзнешь.

— Я не такой слабый, как тебе кажется.

— Ты сильный, — уверил его пришлый, уверил так светло, так искренне, что в душе что-то шелохнулось, отозвавшись разлившимся по сердцу теплом. — Я — слабый.

И взглядом будто добавил недосказанное: «Без тебя не выживу».

«Выживешь, — хотелось выкрикнуть в ответ, — еще как выживешь!» Но вместо этого Арман резко поднялся и приказал застывшему кузнецу:

— К управляющему его отведи. Прикажи хорошенько отмыть и приставить к домашним слугам.

— Да как можно? — воскликнул кузнец. — Без добра ведь оставит…

Недоверие к пришлому почему-то полоснуло по гордости раскаленным железом. Еще не понимая, почему злится, Арман с трудом проглотил в горле комок гнева и медленно повернулся к кузнецу.

— Ты мне перечишь?

Не надо было опускать щитов, чтобы заметить ужас в глазах верзилы. Кузнец дернулся нервно, отпрянул, пошел красками, лицо его перекосило от страха, а Арман тихо, едва слышно, продолжал:

— Ты чуть было не убил человека… Без моего приказа. В моем доме. И осмеливаешься мне перечить?

— Мой архан… — всерьез испугался кузнец, продолжая пятиться к сараю.

Арман лишь криво улыбнулся. Эдлай прав, он был излишне мягок и податлив, он распустил своих людей. И если сегодня в очередной раз смилостивится и не накажет, завтра будет хуже.

— Мой архан, — вторил кузнецу другой голос. — Не надо… прошу.

Арман сам себе не поверил: чужие руки обхватили его колени, не давая ступить и шагу. Арман попытался вырваться, но пришлый держал крепко, продолжая шептать глупые слова:

— Не из-за меня. Не порть свою душу из-за меня. Я этого не вынесу, мой архан! Умоляю, не из-за меня!

Порть? Арман резким движением высвободил ноги из чужих объятий, бросил последний взгляд на мальчишку и смутился — светлые глаза горели преданностью. Не страхом, которого так много было в слугах, не боязнью наказания — а невесть откуда взявшейся, шальной и глупой радостью. А ведь знал же, кем был Арман на самом деле, знал — и все равно не боялся. Воистину глупый.

Но на душе почему-то стало тепло и спокойно.

— Ты меня слышал, — сказал Арман кузнецу. — Головой за него отвечаешь.

На этот раз кузнец не возразил.

За хлопотами Арман и думать забыл о рожанине. На следующее утро, когда солнце лило вокруг желтый свет, пришлось встречать у арки перехода приезжего мага-дознавателя, худого и угрюмого, провожать его к сараю, где на грубо сколоченном ложе лежала мертвая девушка.

Пахло старым деревом и немного — сеном. Золотил летающие в воздухе пылинки продиравшийся через запыленное окошко свет. Маг, которого звали Грейс, грубо повернул костлявыми пальцами голову трупа, так, что хрустнули кости, долго вглядывался в разорванное горло жертвы, шепча слова заклинания, а потом вдруг сказал, прищелкнув языком:

— Чистая работа.

— Я тебя не восхищаться звал, — отрезал стоявший за спиной Армана Люк. — Это оборотень?

— А мне откуда знать? — Грейс тщательно вымыл в лохани с водой руки и вытер их поднесенным слугой полотенцем. — Знаю лишь, что убийца умеет менять облик, оттого вы его до сих пор и не поймали. Однако не одни оборотни это умеют… Но что это не зверь — несомненно.

— Нечисть?

— Смотря, что считать нечистью, — усмехнулся маг, посмотрев прямо в глаза Арману. — Смотря, что считать человеком.

Арман вздрогнул, не выдержав пронзительного взгляда, и уже хотел что-то сказать, все равно что, как маг отвернулся и, вновь подойдя к девушке, вкрадчивым голосом протянул:

— Тот, кто ее убил, не человек, даже если носит человеческий облик. Но тварь высшего класса — умеет убирать следы, да так, что даже я не могу его вычислить «по запаху». Интересно… никогда такого не видел… — а потом вдруг сменил тему. — Разговаривал с вашими учителями, Арман. Они говорили, что из вас выйдет отличный воин… но маг — плоховатый, это правда?

— Да, — ответил Люк раньше, чем Арман рот успел открыть.

Опять какие-то странные разговоры. И опять хочется выйти поскорее из этого проклятого сарая, подальше от застывшего трупа и пристального взгляда дознавателя.

— А ваши дозорные?

— Среди них ни одного высшего, ни одного способного на такое…

— Что же… — усмехнулся Грейс. — Дело становится все более интересным… Либо кто-то из вас хорошо скрывается, либо… Могу ли я погостить у вас в поместье?

— Если вам будет угодно, — выдохнул Арман, внутренне сжавшись. Слишком много гостей — сначала Люк, а теперь вот этот. — И сколько вам будет угодно. Надеюсь… что вы поймаете убийцу.

— Несомненно.

Маг прикрыл тело простыней, окинул Армана насмешливым взглядом и, остановившись в дверях, спросил:

— Скажите, мой друг, нашли ли вы себе хариба?

— Почему вас это интересует? — искренне не понял Арман.

Он вообще не понимал: ни вопросов мага, ни его взглядов, ни странного тона, от которого тянуло холодом. Еще меньше понимал, почему маг не нравился Люку. А ведь не нравился же, Арман всей шкурой чувствовал. Только не знал, радоваться ли этому… он уже ничего не знал. Банка с пауками… зазевайся, и кто-то обязательно укусит.

— Вы правы, — еще шире улыбнулся Грейс. От улыбки его почему-то сразу же стало не по себе. Будто слизняк по спине прополз. — Это не мое дело — нашли вы или нет. Но я очень надеюсь, что вы пригласите меня на свое пятнадцатилетие. Когда оно будет? В конце лета, не так ли?

— Так. И несомненно собственноручно вышлю вам приглашение, — ответил Арман, все более чувствуя себя бабочкой, пришпиленной к листу бумаги. Его изучали, разглядывали со всех сторон, будто пытаясь найти хоть что-то хорошее. Хоть что-то, что оправдало бы место Армана в с любовью собранной коллекции.