Лук у меня есть.
Ну так чем я не Робин?
* * *
Мужик выглядел так, будто его две недели на самых смолистых дровах коптили. И в коптильню его вместе с избой засунули, потому что она смотрелась аналогично. Это можно попробовать объяснить тем, что топят тут по-чёрному, но если так, почему сараи не отличаются от всего прочего?
Да тут даже нужник сажей пропитался, а уж в нём печи быть не может.
Депрессивный хутор. И лишь многочисленные следы коровьих копыт и множество мечущихся под ногами куриц намекали, что не надо смотреть на внешний вид, живут тут, по меркам севера, зажиточно.
Мужчина на мой вопрос не отвечал с минуту, не переставая сверлить меня угрюмым взглядом. И поглаживал при этом тяжёлый топор, пристроенный на плече.
Наконец, когда я уже решил, что передо мной глухонемой, он снизошёл до ответа:
— У тебя может день и добрый, а у меня вот нет. Ты кто такой?
— Я Робин.
— Робин? Это что за имечко? Так рыбу называть надо, а не человека.
— Меня не спрашивали, когда имя выбирали.
— А кто тебя, малого, спрашивать-то будет?
— А вас как звать, уважаемый?
— С чего это ты меня уважать вдруг начал?
— Это всего лишь вежливость. Если в ваших краях вежливым быть не принято, прошу прощения.
— Ты кого обидеть захотел, малец? Только меня, или всю деревню?
Диалог начал удручать. С первых слов не задался. Не так я себе представлял коренного северянина, совсем не так.
Но других кандидатов в собеседники поблизости не видать, и я решил перейти поближе к делу:
— Послушайте, уважаемый, или как вас там. Я не бродяга, который высматривает, что тут у вас плохо лежит. И я не бандит, который разведать пришёл, чтобы потом всю шайку привести. Мне нужна лошадь. Я бы хотел её купить, а потом отсюда уехать и никогда больше не возвращаться.
Мужик, окинув меня всё тем же сверлящим взглядом от сапог до макушки, почесал в затылке и недоверчиво уточнил:
— А расплачиваться чем собираешься? Дурным своим языком?
— Ни одна лошадь столько не стоит. Расплачусь малыми знаками навыка.
— Свободными? — так же недоверчиво уточнил невежливый собеседник.
— Ну какими же ещё? Обычные не передаются. Если что-то не нравится, заплачу свободными марками.
Ещё раз проведя по мне внимательным взглядом, северянин ухмыльнулся:
— Ох и худой же ты. Тебя и конь-то не почует на спине. Умеешь лошадью управлять?
Я, подавив желание печально вздохнуть, приказным тоном, чеканя каждое слово, произнёс:
— Танк, загрузи мне программу управления лошадью.
Опустил веки, поводил под ними глазами, после чего неспешно кивнул:
— Да, теперь я умею управлять лошадью. Ещё вопросы есть?
Взгляд у мужика стал озадаченным, с искрами сочувствия:
— Ты никак дурачок, малец?
Да уж, культовую кинофантастику здесь ещё не скоро воспринимать научатся. Придётся вести себя попроще.
Достав из кармана позвякивающий кошель, я резким голосом человека, который привык приказывать, заявил:
— Тронутый я или нет, неважно. Важно то, что мне нужна лошадь. И у меня есть деньги. Вам это понятно, или мне поискать более понимающего?
Северянин кивнул без промедления, переведя всё внимание на кошель:
— Всё понятно, так бы сразу, — обернувшись к избе, крикнул: — Татша, кидай на стол чего-нибудь. У нас тут человек с дороги, худой и некормленый.
Сделав шаг в сторону, приглашая пройти мимо себя, указал на дверь:
— Проходите уважаемый, такие дела у нас на улице не делаются. Меня Копчёным можно звать. Это не имя, просто почему-то прилипло ко мне.
* * *
Хромающий на все четыре ноги древний Росинант Дона Кихота в сравнении с моим приобретением — самый элитный арабский скакун с родословной в три раза древнее, чем у японского императора. Но я не жаловался, ибо юный парнишка на столь унылой кляче не должен привлекать нежелательное внимание. Такой бедолага даже бандитам неинтересен, нечего с него взять.
Вопреки моим опасениям, кляча не подохла в первый день, и пережила второй. А на третий я добрался до очередного ключевого пункта маршрута и впервые увидел море этого мира.
Вид на него открылся с холмистой гряды, нависавшей над долиной, что протягивалась вдоль побережья, незначительно углубляясь в сушу. За ней темнела вода до самого горизонта. Почти чёрная поверхность угрюмого северного моря, простиравшегося на восточной оконечности Ревущего океана.
Таким пейзажем полагается восхищаться, но я не восхитился. На море почти внимания не обратил.
Мне в первую очередь интересен город, раскинувшийся в долине. Особенно та его часть, которая тянется по берегу. Там располагается один из крупнейших портов севера. Корабли с ценным лесом, скотом, зерном и специями уходят отсюда в десятки или даже сотни стран.
И на один из таких кораблей я должен как-то устроиться.
* * *
— Доброго вам дня, уважаемый. Вам юнга нужен? Или матрос?
Мужик, восседавший за грязным столом самого дешёвого портового трактира, посмотрел на меня так, будто я сказал что-то неприличное.
Затем погрузился в себя, пытаясь отыскать мудрый ответ, и угрюмо заявил:
— Ты не похож на юнгу. И не похож на матроса. Ты похож на того, кто сейчас попрощается с зубами... если не успеет убрать отсюда свой зад.
Вместо того чтобы припустить из пропитанного наркотическим дымом трактира со всех ног, я чуть повернулся, поставил перед грубияном большую кружку с элем и добрым голосом заботливого папаши пояснил:
— Егро так и сказал, что вы с утра не в духе, но это может поправить ваше настроение.
Бесцеремонно ухватив громадную кружку, шкипер опустошил её одним махом, а там, между прочим, около литра было. Крякнув, утёр засаленные усы и кивнул:
— Егро, хоть и сын шлюхи от козла, но знает толк в том, как честные люди настроение поправляют. Так ты что, знаешь этого проходимца?
— Немного, — уклончиво ответил я, не желая вдаваться в подробности поисков нужных людей, коими занимался в порту вот уже второй день. — Он сказал, что вам такой, как я, пригодится.
С сожалением покосившись на опустевшую кружку, шкипер заявил:
— А Егро ничего больше тебе не говорил?
— Вроде нет, — осторожно ответил я, понимая, что собеседник намекает на нечто, мне неизвестное, но обязательное к изучению. Но раз так, надо не молчать, а всеми способами поднимать свою ценность, к чему я и приступил: — У меня нет опыта в морском деле. Но есть навыки речного плавания. И хорошо наполнены атрибуты.
— Ты всего лишь мальчишка-семёрка, — скривился моряк. — А я Шофот, шкипер «Зелёной чайки». Прямо сейчас «Чайку» грузят зерном, чтоб его крысы сожрали. Мы выйдем из этого вонючего порта с отливом.
— Это Егро рассказал, — кивнул я. — Ваш корабль должен выйти в море, но у вас маловато матросов в команде. Я тоже хочу в море, но у меня нет корабля. Так почему бы нам не помочь друг другу?
— А Егро что, не сказал, куда мы идём? — задал шкипер неожиданный вопрос.
— Нет, — соврал я.
Вообще-то Егро не очень-то распространялся на эту тему, но я до этого узнал всё, что мне требовалось, и прекрасно знал детали предстоящего плаванья.
— Груз «Зелёной чайки» ждут в Хлонассисе. Это самая западная точка Тосса.
Я сделал вид, будто что-то припоминаю:
— Тосс, это где степи, быки и кожа?
Шофот ответил предельно лаконично:
— Тосс, это жопа. Парень, ты же совсем зелёный, жизнь не видел. Так зачем тебе в жопу забираться?
— Будет, что вспомнить, — чуть растерялся я, не зная, что ещё можно на это сказать.
Шкипер к такому ответу придираться не стал:
— Половина моих дармоедов разбежалась. Крысы, а не люди, никому хочется сейчас к Тоссу идти. Но знаешь, ты мне понравился, — последовал выразительный взгляд в направление кружки. — Поэтому я тебя сходу послал подальше. Так что, не серчай. Но если ты такой дурачок, что тебе всё равно, куда идти, валяй, можешь пойти с нами. Рук и правда не хватает, даже кривых и из задницы растущих, так что сгодится любой сморчок. У тебя есть время до отлива, чтобы подумать.