Если мужчины не смогут вернуться в Анвер к тому моменту, когда луна на небе превратится в тоненький серп, женщины, дети и старики должны будут покинуть свои дома и отправиться в путь одни.

Уже опустилась ночь, и самый молодой член охотничьего отряда торопливо проверял, надежно ли привязаны их самодельные плоты и не унесло ли их стремительным течением серебристой реки.

Дул холодный ветер, вода, в большинстве мест доходившая ему только до колен и лишь кое-где до плеч, бурлила под порывами ветра, и плоты то и дело сталкивались друг с другом и натягивали веревки, привязанные к каменным колышкам.

Сониус, так звали охотника, тихонько ругаясь, метался в холодной воде между плотами, не давая им разбить друг друга. В конце концов он снял кожаные рукавицы, чтобы получше ухватиться за веревки.

Оглянувшись, он посмотрел на дымок, который вился над снежной стеной, что окружала палатки, укрывшиеся под широким уступом скалы. Из-за лавины, сошедшей почти сразу после того, как они разбили лагерь, образовалась стена снега, она защищала их временное пристанище от ветра и хищников которых мог привлечь запах их добычи. Им удалось убить пять лосей и двух тирабури, и они закоптили последних, чтобы сохранить мясо до возвращения в Анвер.

Спрятавшись за надежной снежной стеной, в которой они прорыли туннель к реке и небольшое отверстие наверх, чтобы выходил дым, остальные члены охотничьего отряда устраивались на ночлег, собираясь хорошенько отдохнуть перед возвращением домой.

Сониус вытянул короткую соломинку и потому, несмотря на то что он едва держался на ногах, отправился на берег реки, чтобы понадежнее закрепить плоты. И вот теперь, завязав последний узел, он устало выпрямился и посмотрел на серебристую воду.

Ветер стих, и по воде, медленно кружась в быстром течении, плыли куски льда с далекого ледника. Тусклый свет тонкого лунного серпа отражался в реке, собирался в водоворотах и снова исчезал.

Сониус рассеянно подумал, что вокруг стало как-то уж слишком тихо, а потом, вздохнув, отбросил беспокойные мысли и повернулся к туннелю, собираясь вернуться в лагерь.

Поначалу он не заметил никакого движения, но, когда подошел к снежной стене, его внимание привлекла яркая вспышка высоко в горах. Он сделал пару шагов назад и поднял голову, пытаясь понять, что это такое, и, подумав, решил, что, по-видимому, где-то снова сошел лед. Он послал жаркую молитву богам с просьбой защитить их отряд от новой лавины, которая легко могла похоронить его товарищей, спящих в лагере.

Сониус всматривался в бесконечные заснеженные дали, и ему показалось, будто он увидел тень, скользящую вниз по склону горы. Тогда он прикрыл глаза рукой, чтобы защитить их от тусклого лунного света.

«Снег шевелится, — подумал он. — Может быть, от ветра. Но ветра ведь нет».

Он потер глаза и снова поднял голову.

Ничего.

Сониус пожал плечами и зашагал к туннелю.

Огромная голова драконицы на миг показалась над горной грядой, потом над снежной стеной и наконец вынырнула прямо перед ним. Воздух наполнился запахом едкого дыма и жаром.

Змеиные глаза прищурились, и вертикальные зрачки расширились в свете луны.

Из горла молодого охотника вырвался дикий крик, он несколько мгновений остекленело взирал на возникшее перед ним чудовище, а потом метнулся к туннелю.

Неожиданно берег реки залил такой яркий свет, словно наступил день. По склону холма скатился бушующий поток пламени, залив юношу своим сиянием и превратив его тело в черный пепел.

В следующую секунду огонь погас и на берег снова опустилась ночь.

Драконица лежала, свернувшись, на вершине скалистого уступа и с грустью смотрела на кучу пепла у снежной стены.

«Проклятье, — подумала она, — кожа у них даже тоньше, чем я думала. Нужно быть осторожнее, если я хочу получить мясо».

Она еще раз прикинула расстояние и могучим ударом хвоста, усеянного шипами, разрушила часть стены — куски льда тут же посыпались в туннель. Затем она спустилась на стену и вползла в отверстие, прорубленное для дыма, — внизу, как подсказывало ей драконье чутье, около почти потухшего костра спали люди.

Она знала, что их одиннадцать человек. Первородный элемент в ее крови рассказал ей про каждого из них: сколько они весят, где спят и насколько глубоко погрузились в сон. Кроме того, ей было известно о наличии четырех собак, которые тоже спали. Драконица несколько мгновений разглядывала лагерь, спрятавшийся за снежной стеной, и раздумывала о том, что здесь ей будет очень удобно хранить запас мяса.

А затем скользнула вниз.

Она схватила первого человека, прежде чем кто-нибудь из охотников успел проснуться. Собаки увидели ее, может быть, почуяли запах и начали истошно лаять, как только она перебралась через стену, но она быстро преодолела это небольшое расстояние, проползла через костер и в мгновение ока подмяла собой хлипкую палатку, тотчас развалившуюся точно ореховая скорлупа. Мужчина спал, завернувшись в несколько шерстяных одеял. Драконица сдавила его тело когтями и распорола глотку, а потом бросила залитое кровью тело на землю, чтобы заняться его соседом.

Он в ужасе наблюдал за тем, как она расправилась с его товарищем, а потом вдруг принялся дико орать, и этот пронзительный звук больно ударил по ее чувствительным барабанным перепонкам. В тот момент, когда он собрался пуститься бежать, драконица схватила его и подняла над землей, уверенным коротким движением она оторвала ему голову и швырнула ее в огонь, чтобы он поскорее замолчал.

А дальше началась изящная, счастливая пляска смерти. Люди, оказавшиеся в ловушке за толстой стеной снега, забились в углы своего маленького убежища, прятались за камнями, предпринимали бессмысленные попытки выскользнуть через туннель. Они стреляли из своих жалких луков и атаковали ее копьями, но все их оружие, не причинив ей ни малейшего вреда, отскакивало от чешуйчатой шкуры.

Угли костра, разлетевшиеся в разные стороны, отбрасывали слабый красноватый свет на кровавую сцену расправы и дымились от пролитой на них алой крови.

Вытаскивая из углов и убивая охотников, драконица счастливо смеялась, и ее хриплый, пронзительный смех был исполнен бессердечной, не знающей жалости злобы.

«Разрушение притупляет боль, — подумала она, схватила свою последнюю жертву и медленно сдавила тело, с удовольствием наблюдая за тем, как его покидает жизнь. Собаки, уже давно переставшие лаять, жалобно завыли. — А во мне так много боли».

А потом начался пир.

Туннели Руки, Илорк

Трага позвали глубокой ночью сразу после возвращения короля болгов.

Ему показалось, что его заставили подняться в тот момент, как его голова коснулась подушки, но он не жаловался. Жаловаться и спорить было бесполезно, а явственное стремление стражника, которого за ним прислали, скрыть свою нервозность, свидетельствовало о том, что за ними наблюдают. Траг молча поднялся с постели и быстро оделся, следуя манере всех архонтов Акмеда. За семь лет обучения его множество раз поднимали среди ночи.

Он последовал за стражником мимо своей тренировочной площадки, уловив по запаху, что двух лошадей, которых он оставил там на ночь, забрали и заменили двумя другими, такого же размера и цвета. Он удивленно нахмурился — подобную проверку его наблюдательности уже проводили, когда он проучился меньше года и теоретически имелся шанс, что он еще не запомнил всех лошадей — триста пятьдесят голов, — находившихся в его ведении. Впрочем, уже тогда им не удалось его обмануть. Зачем кто-то решил устроить ему повторное испытание, он не понимал.

Как и каждого из его товарищей, тоже учеников короля болгов, Трага готовили к выполнению своей чрезвычайно важной задачи — ему, например, предстояло говорить от лица самого монарха, причем как внутри гор, так и за их пределами. Закончив обучение, он станет Голосом, архонтом, который будет вести все переговоры — и официальные, и тайные — в качестве полноправного представителя своего королевства. Кроме того, в его обязанности входило следить за состоянием оставшихся еще после Намерьенского века разговорных труб, на целые мили тянувшихся внутри гор.