Он больше не воспринимал себя как существо, лишенное пола; дух каменного воина сделал его мужчиной, впрочем, теперь Фарон воспринимал это как нечто врожденное. А еще он получил воспоминания, в его примитивном сознании проносились обрывки непонятных ему картин. Перед ним проходили сцены сражений и бесконечные походы — они появлялись и исчезали с невероятной быстротой, оставляя его в недоумении. А порой появлялись образы, которые не могли возникнуть в мозгу человека, — их породила сама Земля, они кружились где-то в глубине его подсознания, даруя покой и умиротворение.

«Наступает зима, — казалось, говорила сама стихия. — Время отдыха. Время сна».

Но солнце стояло высоко в небе. И земля у него под ногами оставалась теплой.

Она давала ему силу.

И даже на огромном расстоянии он чувствовал свои диски. Каждый звал его, издавая свои собственные вибрации, которые проникли в его суть еще до того, как он обрел сознание. Он не мог видеть их, но знал направление, откуда шел зов. Мысли о них приносили облегчение его измученному разуму и одновременно заставляли трепетать его нервы.

И еще в самых дальних тайниках его сознания начали тлеть угольки бесформенных воспоминаний — неопределенность мрака, тусклые сполохи огня.

Темного пламени.

20

День сбора, Хагфорт, Наварн

—  Это оскорбительно, — возмутилась Рапсодия.

Эши вздохнул.

— Ты уже трижды повторила это за последний час, — снисходительно проворчал он, наблюдая, как жена с недовольным видом возится под толстым плащом, поверх которого было наброшено еще более толстое одеяло.

Она уютно устроилась в большом мягком кресле с высокой спинкой, стоявшем посреди помоста. Ноги Рапсодии упирались в удобную скамеечку, в результате еще подросший за последнее время живот улегся ей на колени, и она с трудом могла пошевелиться. Эши наклонился к ней, поцеловал в щеку, порозовевшую от ветра, и отвел в сторону упавшую на лоб прядь золотых волос.

— Я могу стоять, — настаивала на своем Рапсодия.

— А я — нет, — с улыбкой отозвался Анборн, который сидел слева от Рапсодии и вместе с ней наблюдал за церемонией открытия карнавала. — Теперь ты понимаешь, как себя чувствую я.

— Она тоже не может стоять, — заметил Эши. — Как только она встает, у нее кружится голова и ее начинает тошнить.

— Меня тошнит и кружится голова, когда я сижу, капризно заявила Рапсодия, — А если я буду стоять, то хотя бы узнаю заранее, на кого меня вырвет.

— О, миледи, позаботьтесь о том, чтобы не попасть в кого-нибудь из гостей, — умоляюще попросил Анборн и весело ей подмигнул. — Поверните свою прелестную головку к мужу. Ведь именно он виноват во всех ваших страданиях.

Рапсодия бросила на Анборна свирепый взгляд, а потом отвернулась от него и постаралась придать лицу приятно-официальное выражение. Толпа людей, собравшихся на праздник, колыхалась со всех сторон от помоста и уже давно превратилась для нее в неясное размытое пятно.

Мелисанда вертелась рядом, одетая в нарядные меховые шубку, шапку и рукавички, она выглядела необычайно хорошенькой, а ее лицо горело от радостного возбуждения. Черные глаза светились восторгом, нос и щеки покраснели на холодном ветру.

— Посмотрите, посмотрите! — защебетала она, обращаясь к Рапсодии, когда мимо них прошествовали огромные арлекины из папье-маше, которыми кукловоды управляли при помощи длинных палок.

Рапсодия улыбнулась.

— А ты собираешься участвовать в состязании Снежных змей в этом году? — спросила она у девочки.

— Да, обязательно, — кивнула Мелисанда, бросив многозначительный взгляд на Гвидиона. — Я должна защитить честь семьи — в прошлый раз Гвидион проиграл финал.

— Да уж, — пробормотал Гвидион.

Он совсем забыл о первых радостных днях того карнавала, и теперь, казалось, открылась плотина и воспоминания потоком нахлынули на него — все те смешные соревнования, в которых участвовали он, Мелисанда и другие дети. Самой забавной была гонка с привязанными к поясу санями, на которых восседала толстая овца, к тому же заканчивалась она самым нетрадиционным способом — проигравшие закидывали снежками, победителей. Чудесные воспоминания, вытесненные из его памяти ужасными событиями. И Гвидион вновь услышал веселый смех Стивена.

«Я должен удержать эти воспоминания, — подумал он. — То был последний карнавал отца. И я должен помнить этот праздник именно таким».

Он повернулся к Анборну, сидевшему рядом с ним, и кивнул в сторону толпы.

— Кажется, это Треволт, мастер меча?

Он указал на высокого худощавого мужчину с черными усами, который в сопровождении небольшой свиты пробивался сквозь толпу.

Анборн презрительно улыбнулся.

— Я не стал бы именовать его таким пышным титулом, но его действительно зовут Треволт.

Гвидион наклонился вперед и обратился к своему крестному отцу.

— Он намерьен в третьем поколении?

— В четвертом, — уточнил Эши.

— Но самый настоящий болван, — насмешливо добавил Анборн. — Глупец, рядящийся в одежды ученого, жалкий актеришка, присвоивший себе воинские титулы только из-за того, что пережил войну, в которой участвовали даже дети и слепые нищие.

Гвидион заморгал, пораженный ядом, которым сочился голос его наставника, и вопросительно взглянул на Эши.

Тот жестом предложил Гвидиону подойти к нему, а когда юноша приблизился, наклонился к нему, чтобы никто другой его не услышал.

— Анборн презирает Треволта за то, что тот ради личной выгоды однажды заявил, что был признан Кузеном, — тихо сказал он.

Больше ему ничего не потребовалось говорить, ибо лицо Гвидиона вытянулось от изумления, смешанного с отвращением, — он прекрасно понял, какое оскорбление нанес всем воинам Треволт. Кузены, к которым принадлежал и Анборн, были членами тайного братства мастеров войны, поклявшихся посвятить свою жизнь воинскому искусству. Кузеном можно было стать лишь в двух случаях: либо научившись виртуозно владеть всеми видами оружия, что приобреталось за долгие годы солдатской службы, либо совершив благородный поступок — встав на защиту невинного, подвергая опасности собственную жизнь. Приобщиться к братству было огромной честью, но это накладывало на человека очень серьезные обязательства. Всякий, кто хвастался, что является Кузеном, несомненно, лгал, поскольку подобное поведение считалось среди членов братства недопустимым.

Гвидион посмотрел на Анборна, лицо которого покраснело от ярости, — старый воин беспомощно сидел на своих носилках, бесполезные ноги навсегда застыли в неподвижности, хотя мощная грудь говорила о немалой силе рук. Гвидион хотел было рвануться к Анборну, но в этот момент лорд-маршал бросил взгляд на Рапсодию, которая также была Кузеном, и гнев исчез с его лица, стоило ей тепло ему улыбнуться. Оба вздохнули и вновь принялись наблюдать за веселящейся толпой.

— Тебе, мальчик, нужно привыкать к подобным церемониям, — заметил Анборн, когда мимо помоста проходила очередная группа почетных гостей. — Увы, приходится заполнять свои дни подобной чепухой — титул того требует.

Рапсодия игриво хлопнула лорда-маршала по руке.

— Прекрати. Твой титул не помешал тебе раз и навсегда устраниться от выполнения подобных обязанностей.

— Ну да, но вы, миледи, забываете, что все мои титулы воинские, — возразил Анборн. — И я был самым младшим из троих. Никто не питал иллюзий относительно моего будущего.

— Конечно, если не считать Третий флот, который хотел присвоить тебе титул, к сожалению, доставшийся в конце концов мне, — усмехнулся Эши, — Если бы ты от него не отказался, то сейчас тебе бы пришлось посвящать гораздо больше времени «подобной чепухе».

Анборн фыркнул и переключил все внимание на горячий мед со специями. Треволт со свитой остановился перед помостом, как того требовал обычай, и низко поклонился королю и королеве намерьенов. Рапсодия прикрыла рот Анборна рукой, прежде чем тот успел сказать какую-нибудь гадость мастеру меча. Она вежливо улыбнулась Треволту, он заморгал, смущенно улыбнулся в ответ и быстро отошел.