— Приди, мое дитя, — пела она, и в ее голосе возникла сила Дающей Имя, хотя он и дрожал от чувств, переполнявших мать. — Приди в наш мир и живи.

Она ощущала, как от живота распространяется тепло стихийного огня, который она так долго носила в своей душе, и смешивается с прохладными потоками морской воды, напитавшей ее совсем недавно, и магией отца ее ребенка. Она закрыла глаза и прислушалась к бормотанию женщин и песне Земли, также звучавшей в Эши, шепоту ветра, давшего жизнь ее народу, — симфонии стихий, просыпающейся к жизни в ее чреве и благословенной светом чудесного осколка потерянной звезды.

Она продолжала петь, пока боль не стала невыносимой, а затем она лишь стонала между схватками, ее песня превратилась в историю боли, песню, которая срывается с губ всех матерей, когда они дают жизнь ребенку.

Элинсинос в последний раз о чем-то посоветовалась с Кринсель, и, когда повитуха кивнула, показывая свою готовность, драконица, принявшая облик женщины, подняла руки, а потом они опустились вниз и прошли сквозь живот Рапсодии, словно состояли лишь из тумана и звездного света.

Рапсодия громко застонала, песнь дрогнула, и Кринсель сжала ее ладонь, но потом, когда Элинсинос начала поднимать руки, нежно извлекая крошечный сияющий комочек света из ее тела, полилась с новой силой.

— Назови его, Прелестница, чтобы он мог обрести форму, — попросила сияющая женщина, и ее улыбка ярче солнца озарила пещеру.

Рапсодия свободной рукой потянулась к Эши. Когда их пальцы переплелись, она прошептала голосом Дающей Имя:

— Добро пожаловать, Меридион, Дитя Времени.

Несколько мгновений в руках Элинсинос оставался лишь сияющий свет. Затем он стал обретать форму, появилась крошечная головка, поднятые вверх маленькие ручки, которыми ребенок принялся размахивать. Тихое воркование превратилось в громкий крик, и пещера наполнилась обычной музыкой детского плача.

Кринсель оставалась рядом с Рапсодией, помогая ей завершить роды. Голова Рапсодии бессильно опустилась на пол пещеры. Элинсинос подплыла к Эши, который потрясенно смотрел на происходящее, и осторожно вложила ребенка ему в руки.

Он смотрел на кричащего младенца, и радость трепетала в его зрачках с вертикальными разрезами — точно такие же глаза смотрели на него с крошечного личика. Эши улыбнулся своей прапрабабушке.

— Только теперь, как никогда раньше, я понимаю.

Элинсинос склонила голову набок, как часто делала, находясь в облике дракона.

— Что именно?

Эши вновь взглянул на сына, не в силах надолго отвести от него взгляд. Он наклонился и поцеловал Рапсодию в лоб, а потом неохотно выпрямился и посмотрел в глаза Элинсинос.

— Почему Меритин навсегда потерял свое сердце, увидев тебя, — просто ответил он. — Ты удивительно красива, прапрабабушка.

Сияющая женщина улыбнулась, а затем исчезла, а на ее месте возник бесплотный дракон.

— Благодарю тебя.

Она кокетливо наклонила голову, и в этот момент Кринсель жестом показала, что роды закончены.

И пока они стояли, наслаждаясь чудом, пещера Потерянного Моря наполнилась элегией потерянной звезды, повторяющей новое имя, песню начала жизни.

В единственном темном углу пещеры стоял одинокий Акмед и молча наблюдал.

39

В красной иссохшей пустыне Ярима, возле города Ярим-Паар, Мэнвин, Прорицательница Будущего, ждала, стоя на обжигающе холодном зимнем ветру.

Ожидать ей, как она знала, оставалось совсем немного, и она коротала время, напевая тихую мелодию, одной рукой рассеянно играя спутанными локонами своих пламенно-рыжих волос, слегка поседевших на висках. В другой руке она держала потускневший секстант, реликвию из старого мира, отданную ее матери намерьенами Первого флота в память об ее отце. С помощью этого инструмента он путешествовал по океанам, но она ничего не знала о его истории, ибо не ведала Прошлого, но благодаря секстанту могла призвать Будущее.

Издали она могла бы сойти за красивую, но несколько неряшливую женщину. Она была высокой и стройной, с чеканными чертами лица и изящными руками. К тому же она держалась царственно, как и все дочери Элинсинос. Но вблизи сразу же становилось понятно, что Мэнвин отнюдь не просто красивая женщина. Достаточно было взглянуть ей в глаза, белки которых представляли собой серебристые зеркала, а зрачки имели форму крошечных песочных часов, напоминающих знак, который носит на брюхе «черная вдова», паучиха-убийца.

Как и ее сестры, Мэнвин была безумна. Проклятая способностью видеть исключительно Будущее, она заработала репутацию прекрасного оракула, которой не заслуживала поскольку ее предсказания, оставаясь довольно точными и всегда правдивыми, несли в себе каплю ее безумия.

А иногда много больше, чем каплю.

Она предвидела появление Энвин, но не помнила, как вышла из своего разрушающегося храма, чтобы ее встретить, — Прошлое было царством ее сестры, и Мэнвин не имела над ним власти. Поэтому она продолжала ждать, смущенная и сбитая с толку, охваченная страхом, — она всегда испытывала страх перед своей младшей сестрой. Мэнвин родилась первой, за ней появилась на свет Ронвин, а Энвин вошла в этот мир последней из них. Сестры, которые как открытую книгу читали Настоящее и Будущее, быстро поняли: несмотря на то что первая могла заглянуть в грядущие события, а вторая понять, что происходит сейчас, именно Прошлое имеет власть над историей. Поскольку старшие сестры не умели задержать время и одна существовала только в пределах разворачивающихся событий, а другая в ожидании того, что только еще свершится, младшая очень скоро заняла главенствующее положение.

Земля разверзлась, во все стороны полетели камни, и на поверхности появилась драконица с горящими голубыми глазами. От Энвин все еще мерзко воняло, ее чешуя носила следы страшных ударов, но даже безумная прорицательница поняла, что драконице не следует перечить, в особенности после того, как она проделала такой долгий путь.

— Рада встрече, сестра.

Голос Энвин прозвучал спокойно, но в нем явственно слышались нотки отчаяния. Мэнвин пожала плечами.

— Ты ее найдешь, — рассеянно проговорила она, отбросив ненужные слова вежливости и отвечая на незаданный вопрос. — Но вполне возможно, ты об этом пожалеешь.

Глаза драконицы сузились, превратившись в две сияющие лазурные щели. Она полностью выбралась из земли и нависла над сестрой. Мэнвин зябко закуталась в потрепанную зеленую шаль.

— Что ты хочешь этим сказать?

Ветер взметнул облако красной пыли вокруг старшей сестры. Мэнвин заморгала — она уже успела забыть свою последнюю фразу.

Над ноздрями разъяренной драконицы появились завитки дыма.

— Скажи мне, где будет находиться женщина, которую я ищу, в ближайшем будущем, — настаивал подхваченный ветром удивительный голос драконицы. — В то время, когда я сумею до нее добраться, не более чем через один цикл луны. Я хотела бы побыстрее, но мне нужно время, чтобы преодолеть расстояние.

Вопрос был сформулирован именно так, чтобы Мэнвин могла его понять. Туман в ее серебристых глазах рассеялся, она подняла древний секстант и посмотрела сквозь него в ночное небо.

— Сегодня и еще четыре дня она будет оставаться в пещере нашей матери.

Слова сестры обожгли сердце драконицы, и в нем еще сильнее запылала ненависть, происхождение которой оставалось для нее загадкой.

— И где же эта пещера?

Мэнвин опустила секстант и задумалась.

— В гвинвудском лесу, неподалеку от западного побережья, за рекой Тарафель.

Жаркое пламя вырвалось из пасти драконицы, и воздух задрожал от вспышки ярости.

— Море в тысяче миль к западу отсюда! Я не смогу так быстро добраться туда, пробираясь, как червяк, в толще земли! Не играй со мной, Мэнвин. Мне плевать на то, что ты мне сестра, я превращу тебя в тлеющие угольки…

— Ты можешь попасть в Гвинвуд за одно биение сердца если будешь путешествовать по корням Великого Белого Дерева, — прошептала безумная пророчица, дрожа на пронизывающем ветру. — Они охватывают весь мир, сходясь в главном корне дерева, который связан с Осью Мира, проходящей через центр Земли. Те, в ком течет кровь дракона, способны путешествовать вдоль этих корней в эфирной форме, поскольку земля — наша стихия. Таким образом ты достигнешь Великого Белого Дерева, которое находится в центре леса. От него всего несколько дней пути до пещеры — если речь идет о человеке, — а ты преодолеешь это расстояние гораздо быстрее.