Радугу, которая держится четверть часа, перестают замечать.

Любовь — это вообще. Там еще есть подразделения: страсть, неразделенная любовь, платоническая, единственная. Причем первая и единственная — не одно и то же.

Находить юмор в любви, конечно, грешно. Но говорить о мужчинах и женщинах, населяющих ее, возможно. О, великие люди — мужчины и женщины. Равноправие, равноправие, а я за великую разницу, за то, что они, слава Богу, такие разные. И пусть будет очаровательное, легкое и грациозное создание с полным отсутствием логики и последовательности, с капризами и детским характером, не подвергшимся деформации в общественном транспорте. Оставим умственные построения мужчины. С присущей честностью, они пунктуальны и держат слово. Как сейчас говорят, в основном. С женщинами пусть будет сложнее. Они ближе к цветам, к лесу, к птицам и аромату дождя. Пусть передвигаются и мыслят так же…

Любовь сильнее самолюбия: женщину можно любить даже когда она презирает вас.

Тосковать о том, кого любишь, много легче, чем жить с тем, кого ненавидишь.

Мужчина любит обыкновенно женщин, которых уважает; женщина обыкновенно уважает только мужчин, которых любит. Потому мужчина часто любит женщин, которых не стоит любить, а женщина часто уважает мужчин, которых не стоит уважать.

Очарование новизны в любви подобно цветению фруктовых деревьев: оно быстро блекнет и больше никогда не возвращается.

Он уже не любит эту женщину, любимую десять лет назад. Еще бы! И она не та, что прежде, и он не тот. Он был молод, она тоже; теперь она совсем другая. Ту, прежнюю, он, может быть, все еще любил бы.

Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими.

Верность в любви — это всецело вопрос физиологии, она ничуть не зависит от нашей воли. Люди молодые хотят быть верны — и не бывают, старики хотели бы изменять, но где уж им!

Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный.

Верх безумия — ставить себе целью уничтожение страстей.

Все другие аппетиты более или менее сдерживаются социальными преградами; мы, правда, сражаемся из-за хлеба так же, как наши предки, жившие в дремучих лесах, сражались из-за куска сырого мяса, но мы это делаем на глазах у жандармов и по установленным законом условиям. Только одна любовь, как смерть, не подчиняется человеческим условностям.

Неужели вы способны бредить вот этими мясистыми потными ляжками? Или этой зловонной бездонной ямой, чернеющей между ними? Или этими дряблыми кусками плоти, свисающими до самого пупа?..

Полноте!

Но, может быть, я ошибаюсь… Может быть, вас привлекают иные прелести — предательский и скверный характер, мерзкие поступки, лживый и длинный язык, противный, визгливый голос, похожий скорее на мяуканье, а может быть, безграничное распутство или безмерная стыдливость, ведь женщина всю свою жизнь проводит на одном из этих противоположных полюсов, или злобность, упрямство, непоследовательность, удручающая придирчивость и тупость?

Сначала, господа, уясните себе, что именно заставляет вас терять остатки разума, а уж потом растрачивайте его на приторные серенады!

Соки нашего тела, совершая свой обычный и неизменный круговорот, тайно приводят в действие н направляют нашу волю. Они незаметно властвуют над нами, воздействуя на все наши поступки.

У большинства женщин нет принципов: они повинуются голосу сердца, и поведение их во всем зависит от мужчин, которых они любят.