Откуда оно вылезает — это чувство, что человек тебе нужен? Что это твой человек? Хотя толком его и не знаешь. Сколько мы знакомы? Меньше месяца. Но это ни о чем не говорит. С Андреем мы знали друг друга с первого класса, что называется, до дондышка, и это не помогло. Неделю назад я послала бы в известную перуанскую деревню того, кто сказал бы, что между мной и Никитой что-то возможно. А сейчас думаю о том, когда мы окажемся в постели и как все будет.

И не только в эротическом смысле, но и в самом буквальном, практическом. Потому что я развелась всего месяц назад. У меня четырехлетний сын, который обожает отца и скучает по нему, несмотря ни на что. Я даже не могу позвать Никиту домой. А чтобы куда-то уйти, приходится просить родителей присмотреть за Димкой. Какая уж тут личная жизнь!

В субботу мы весь день просидели дома — дождь лупил такой, что носа не высунешь. С утра я занималась всякими хозяйственными делами, готовила обед. Потом собирали пазл, смотрели мультики, читали новую книгу — я читала, а Димка искал знакомые буквы. Ближе к вечеру отвела его под зонтом к родителям и забрала машину. На воскресенье прогноз обещал переменную облачность и кратковременные осадки, это означало обычное «ждем погоду на аэродроме».

Делать было особо нечего, поэтому я решила лечь пораньше и почитать. Зашла в ванную, разделась, и тут зазвонил телефон.

— Эра, я недалеко, могу подъехать через полчаса. Если хочешь.

— А-а-а… — растерялась я.

— Ты же говорила, что сына в субботу вечером к родителям отводишь.

— Да, но… Завтра же на аэродром утром.

— Ну вместе и поедем.

За ушами, где он меня гладил, закипело, и лава мгновенно стекла вниз. Заполыхало в животе, просочилось между стиснутыми ногами. Приятной слабостью отозвались дрогнувшие колени. Надо было просто сказать «да»… или «нет».

Никита ждал, не торопил меня. Почему-то мне казалось, что он улыбается.

— Приезжай…

— Я скоро.

Отложив телефон, я быстро забралась в ванну, включила душ. Провела ладонью по груди, животу, пытаясь взглянуть на себя его глазами.

Боже, какая ж я страшная-то! Это ж надо было так себя запустить! И времени нет. Ну хоть ноги побрить, что ли? Все остальное — ладно, переживет. В конце концов, я это на сегодня точно не планировала.

Быстро вымыла голову, высушила. Зависла перед шкафом. Вечная проблема — что надеть, чтобы это было интереснее снимать.

Как же страшно — как будто в первый раз. Нет, не так. Сейчас это был сладкий страх предвкушения. А в самый первый — настоящий. Я ведь не хотела тогда. Но почему-то казалось, что надо. Ну раз уж мы пара, сколько можно за ручку ходить и целоваться по углам. И никакого удовольствия не испытала, кроме облегчения от того, что все позади. С Костей первый раз вообще оказался каким-то безумием, как будто в черную дыру провалились.

Наверно, это было смешно: спортивный костюм на кружевное белье. Прислонилась затылком к холодному зеркалу, закрыла глаза, а губы сами разбегались в улыбке…

— Ну я подумал, надо, наверно, цветы купить, — Никита протянул мне что-то худосочное в непрозрачном целлофане. — Ни черта в них не понимаю. И не знаю, какие ты любишь. Зашел в магазин. Там всякие… розы-лилии-гвоздики. Страшные. Размером с ведро. А эти… показалось, что на тебя похожи. Как будто испуганные. А на самом деле храбрые. И упертые.

Я заглянула под обертку. Три бледно-сиреневых ириса на длинных стеблях. Тонкий горьковатый запах…

Мухин, зараза такая, ты же не мог знать! Но как-то ведь угадал?

Ирисы я любила с детства. Странной, острой и прозрачной — призрачной? — любовью, похожей на льдинку в воде. Как воспоминание, как мечта. Пронзительно, до слез.

Они потекли по щекам — такие же сладкие, как и мой страх. Как нетерпение.

— Эр, что с тобой? — испугался Никита, повесив куртку на вешалку и повернувшись ко мне.

Я только головой покачала, положила цветы на подзеркальник и подошла вплотную. Руки на плечи, глаза в глаза.

Он целовал меня, как и неделю назад. Неторопливо, спокойно. Мягко, но уверенно. Никуда не торопясь — или сдерживая нетерпение? Заставляя тянуться навстречу его губам и рукам. И в ответ на каждое прикосновение по всему телу разбегались с тихим звоном тысячи серебряных искр.

Цепочка коротких легких поцелуев опускалась по шее вниз — навстречу его пальцам, которые подкрадывались к груди, пробравшись под кофту. Я подняла руки, позволяя снять ее. Как будто сдавалась на милость победителя.

— Красиво, — шепнул он, проведя по кружеву и нащупав неожиданную застежку спереди.

Чашечки убежали под мышки, выпустив грудь на свободу. Язык скользнул сначала по одному туго сжавшемуся соску, потом по другому. Я почувствовала, что задыхаюсь, вывернулась змеей и за руку потащила его в комнату.

— Только я не…

Интересно, я одна такая дурочка, которая не может по-человечески сказать, что никак не предохраняется и в тумбочке ничего не заначено? С какой стати, у меня уже сто лет секса не было. И думать не думала, что вот так… вдруг.

Мухин, я тебя просто загрызу, если ты сейчас скажешь, что…

— Не волнуйся, все есть.

Он зашелестел содержимым кармана джинсов, попутно расстегивая молнию. Показалось, что стою на кромке дверного проема, а подо мной далеко внизу земля.

— Ну что, — Никита потянул резинку моих штанов. — Тандемом с четверки?

Инна

Когда я увидела его, потемнело в глазах.

Нет, не может быть. Что ему делать на детском спектакле? Просто уже мерещится. Стоило подумать, что все будет хорошо, как страхи тут же пошли в атаку и выдали глюк. Нет, определенно, пора к специалисту, пока не пришлось психперевозку вызывать.

Но глюк и не думал исчезать. Стоял в проходе и смотрел на сцену. С улыбочкой. Мол, никуда ты от меня не денешься.

В гримерке я была в этот раз одна. Захлопнула дверь, закрыла на ключ, только что кресло не придвинула. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, в ушах звенело.

Спокойно, Инна, спокойно. Это же не маньяк с бензопилой.

Да? А черт его знает, кто он вообще такой. И что у него на уме.

А может, стоит узнать? Вот просто так в лоб спросить: какого хрена тебе надо, Федя? Это раньше не у кого было спрашивать, не у цветочков же. А если объявился собственной персоной, значит, уже можно разговаривать.

Угу. Разговаривать. Как посмотрит вот так в упор, язык к зубам и прилипнет.

Ну и трясись тогда всю жизнь от страха, овца. А еще лучше — позволь ему сделать с тобой все что захочет.

Конечно, я могла позвонить Водолею, чтобы приехал за мной. И сегодня, и завтра. Или даже сказать, чтобы соглашался на работу в Москве. Вряд ли Федор будет меня там искать. Но… прав этот голос, похожий на мой. Убежать — значит, так и остаться овцой. Потому что никто мне не поможет, кроме меня самой.

Когда я рассказала обо всем Эре, не просто сбросила напряжение, но и словно увидела картину со стороны. Будто сидела в зрительном зале и смотрела спектакль. С собой в главной кукольной роли. Принцесса и злодей. Но обычно в такой сказке еще принц должен быть, чтобы спасти принцессу. И принц, собственно, есть, но вот засада, ни в одной нормальной сказке принцесса не испытывает тяги к этому самому злодею. Так что воевать придется именно ей. И не столько со злодеем, сколько с самой собой.

Как вообще это называется, когда хочешь того, что тебе не нужно и противно? Да и желание ли это, если от одной мысли — отвратительно соблазнительной — вздрагиваешь и гонишь ее от себя? По крайней мере, гугл ответа не дал. Или не так формулировала запрос?

Если б не было этих разговоров с Эрой и Водолеем, я бы не решилась. Да и сейчас предоставила все на волю… чего? Случая? Судьбы? Высших сил?

Села перед зеркалом, смыла матирующий тон. Когда кукловод не за ширмой, а в тени, свет рампы не должен бликовать на лице. Сняла черное трико, натянула джинсы и свитер. Расчесала волосы.