От такого вердикта о моих знаниях я на некоторое время впал в ступор, но потом стал уверять Бекетова, что не мыслю свою жизнь без военной службы, рассказал о предсмертном наказе деда.

     - Хорошо, Тимофей, я понял, что тебя не переубедить, - Пётр Иванович огорчённо покачал головой. - Жаль! Какой бы из тебя учёный мог получиться. Но свидетельство об окончании экстерном гимназии тебе нужен в любом случае. В этом году не получится, твой возраст не соответствует, но на следующий год этот вопрос мы решим. Пойдём к твоему атаману Селевёрстову, будем договариваться.

     Пока мы собирались, две женщины преподавательницы вышли, но скоро вернулись, неся учебники, справочники, словари, которые торжественно мне вручили с наказом продолжить самостоятельное обучение. Растроганно поблагодарив за такие ценные подарки, я получил от них напоследок благословение и поцелуи. После этого мы с Бекетовым направились в приезжий дом для разговора с Петром Никодимовичем.

     Когда мы вошли в комнату, где проживали дядько Петро с женой и дочерью, там проходил подиум красоты. Все женщины хвастались друг перед другом обновками, а мужская половина семейства Селевёрстовых 'дружными аплодисментами' высказывала своё одобрение этим приобретениям.

     Зайдя вместе с Бекетовым в комнату, мы некоторое время полюбовались статными казачками, а потом я произнёс:

     - Дядько Петро, Никифор, попрошу минуточку внимания, - все Селевёрстовы повернулись в мою сторону. - Познакомьтесь, надворный советник Бекетов Пётр Иванович - директор Алексеевской женской гимназии, а это атаман Черняевского округа Селевёрстов Пётр Никодимович и...

     Дальнейшее представление прервалось писком Анфисы и снохи Ульяны, которые бочком вместе с Ромкой проскользнули в дверь, выбегая из комнаты, а атаман с сыном вытянулись в струнку и дружно рявкнули: 'Здравия желаем, ваше высокоблагородие!'

     'Вот, мля! Я же забыл, что надворный советник по табелю о рангах соответствует подполковнику в войсках или войсковому старшине у казаков. Вот это чинопочитание!' - думал я, глядя, на вытянувшихся в струнку Селевёрстовых, и замершую тётку Ольгу.

     Между тем, Бекетов, пройдя в комнату, присел на один из табуретов, при этом в распахнувшейся шубе стал виден крест ордена Владимира, что заставило вытянуться Селевёрстовых еще больше.

     - Пётр Никодимович и вы...

     - Никифор, - подсказал я.

     - И вы, Никифор, - продолжил Бекетов мягким голосом. - Давайте без чинопочитания. Присаживайтесь, зовите меня Пётр Иванович. А пришёл я поговорить о Тимофее.

     - Он что-то натворил? - вскочил, только присевший на табурет дядя Петро, а тётя Ольга судорожно вздохнула.

     - Натворил, ох натворил, Пётр Никодимович! - Бекетов шире распахнул полы шубы. - Он сегодня играючи сдал на 'отлично' выпускные экзамены по четырёхгодичному курсу гимназии, а по некоторым предметам решил задачи испытания на зрелость гимназии за восьмой класс. Вот такой у вас Тимофей - уникум!

     Все Селевёрстовы чуть не открыв рты, уставились на меня, а у Никифора челюсть действительно поползла от удивления вниз.

     - Я предлагал ему свою помощь в поступлении в губернскую мужскую гимназию сразу в седьмой класс, а потом в Томский университет за счёт государственной казны, - продолжил Бекетов, - но Тимофей отказался, так как не мыслит своей дальнейшей жизни без военной службы. Поэтому придётся помочь ему с поступлением в Иркутское юнкерское училище, а для этого вам надо вместе с ним приехать в Благовещенск на следующий год, чтобы Тимофей смог официально сдать экстернатом экзамены за шесть классов нашей Благовещенской мужской гимназии и получил официальный документ. Это займет дня два-три, может чуть больше. И потребуется немного денег. Хотя об этом не будем говорить. Я решу эту проблему.

     Атаман Селевёрстов, вытаращив глаза, продолжал удивлённо смотреть на Бекетова, а у Никифора челюсть опускалась всё ниже и ниже. Только тётка Ольга, судорожно вздохнув, начала улыбаться.

     - Я думаю, мы договорились, Пётр Никодимович, - поднимаясь с табурета, продолжил Бекетов, запахивая полы шубы. - Жду вас вместе с Тимофеем на следующий год.

     - Так точно, ваше высокоблагородие, - вскочил с табурета атаман. - Непременно приедем.

     Бекетов повернулся ко мне, потрепал по плечу.

     - В холщовом мешке, куда тебе подаренные книги сложили, сверху и мой подарок лежит. Посмотришь после моего ухода. И всё-таки жалко Тимофей, что не хочешь ты в университет поступать. Какой бы учёный из тебя вышел.

     - Пётр Иванович, но будучи на военной службе я могу и наукой заниматься.

     - Должен, Тимофей. Должен заниматься. Хорунжий, сотник или есаул, это не твой предел и уровень. С твоей светлой головой ты должен идти выше, чтобы сделать больше для России. Просто обязан для Отечества сделать больше! Всё! Жду тебя на следующий год.

     Попрощавшись со всеми за руку, Бекетов, надев шапку, вышел из комнаты.

     - Вот это - хрень! - Никифор буквально рухнул на табурет.

     Пётр Никодимович, поглаживая усы, продолжал стоять, взирая на меня с каким-то не понятным выражением лица и глаз. В приоткрывшуюся дверь, предварительно заглянув, просочились Анфиса, Ульяна и Ромка.

     - Батька, а что Тимофей натворил? - спросила Анфиса.

     - Что натворил? Этим он стал, как его, а вспомнил - уникумом! - атаман повернулся к своей жене. - Нет, мать, ты глянь на него, на этого уникума. Мы тут с Никифором перед высокоблагородием во фрунт тянемся, а он с ним как с приятелем разговаривает. Точно - уникум!

     'Всё, точно это прозвище прилипнет, - думал я, снимая папаху и расстегивая полушубок. - Ермаком тут звать не будут. Слишком уважают Ермака Тимофеевича местные казаки, чтобы какому-то сопляку такое прозвище дать. Хотя может и не приживётся незнакомое казакам слово. Но прозвище 'уникум' лучше, чем 'бурундук', как у Афоньки Гусевского. Никто уже и не помнит, почему так в детстве его прозвали'.

     - Есаула для Тимофея мало! - продолжал выплёскивать из себя напряжение атаман. - Да у нас в станице выше хорунжего никого из казаков не было за всю её историю. А тут есаула мало! Генералом надо стать Тимохе! Голова у него светлая!

     - Успокойся! Ты чего завёлся? - тётка Ольга подошла сзади к мужу и прижалась к нему. - Радоваться надо, что Тимофея так высоко оценили. А может правда генералом станет. Его благородие вон как уверенно говорил!

     - Да со страху я! - атаман присел на табурет. - Когда услышал от его высокоблагородия, что Тимофей чего-то натворил. Внутри что-то будто бы оторвалось. А он вон - уникум, оказывается. Ладно, Тимофей, неси мешок. Показывай, что за подарки там у тебя.

      Я подошел к столу и положил на него мешок, раскрыл горловину и достал атлас мира в красивом и богатом переплёте. Раскрыв его, увидел конверт, из которого достал четыре банковских билета по двадцать пять рублей и записку: 'На самостоятельное обучение. Жду в следующем году. Бекетов'.

     - Нет, Тимоха, точно уникум! - атаман Селевёрстов развёл руками, глядя на записку и деньги. - Мне шестой десяток идёт. Тридцать лет в строю. Десять лет атаманствую. Больше четверного наградных ни разу не получал. А здесь за полгода восемьсот рублей. Семьсот от генерала и сто от надворного советника. Уникум! Кстати, Тимоха, а что это слово обозначает?

     - Очень редкий по своим умениям человек.

     - Тогда правильно тебя его высокоблагородие назвал. Ты, Тимоха - уникум! Показывай, что у тебя в мешке ещё.

     Я достал из мешка все книги и положил их на стол. Атаман быстро просмотрел ценники на всех книгах и озвучил, что здесь подарков ещё на сто с лишним рублей. Покачал головой и с усмешкой спросил:

     - Ну что, уникум, тебе ещё что-то для учёбы покупать надо? А то мы всё уже купили и завтра с утра назад с казаками из Кузнецовской станицы собрались.

     - Дядька Петро, мне бы ещё несколько учебников надо, бумаги, карандашей прикупить, патронов к карабину Маузера и новый устав казачьей службы приобрести.