Разделавшись с уборкой, мы принялись за очередной ленинградский тортик — вот дома, не жизнь, а сплошной праздник! Чай со сладостями — вполне заслуженная награда за остервенелое отдраивание квартиры. Теперь всё вокруг нас буквально сияло, даже дышать стало легче, что в такую жару — просто спасение.

— Да, ну и растрясла ты меня, дочка! — смеялся папа, подставляя лицо прохладному дыханию вентилятора. — Даже косточки загремели!

— Дамы и господа! — из соседней комнаты вынырнул Серёжа. — С прискорбием сообщаю, что я вынужден вас покинуть!

— В чём дело, сударь?! — мы с папой воскликнули чуть ли не хором. Раньше разговоры в великосветской манере были одной из наших фишек.

— Мадемуазель Настасья намерена посетить ассамблею, и желает видеть меня своим кавалером. Вы позволите? — Серёжа накрутил на палец воображаемый ус.

— Пожалуй! Вы, милостивый государь, вольны сопроводить даму, как того требует этикет! — с неимоверно серьёзным лицом проговорил папа. Я чуть не прыснула.

— Благодарю-с! За сим, откланиваюсь! — брат галантно поклонился и скрылся.

— Серёжа становится так похож на маму, — поделилась я наблюдением, когда входная дверь захлопнулась. — Особенно, когда улыбается, — за этими ничего не значащими словами я прятала совсем иные мысли. Опять он ушёл на этот тренинг. С этим нужно разобраться.

— Немножко, — махнул рукой папа. — Но если кто-то в этом доме и похож на неё, так это ты, — по его действиям было ясно, что он собирается начать долгий разговор. У папы было две чашки для чая: большая и чуть поменьше. Сейчас он выбрал большую.

— Я?! — это было неожиданно. — Ну тебя, пап. Всё шутишь.

— И ни разу не шучу!

— Чем же?

— У тебя глаза её, ты же знаешь, — он посмотрел на меня, слегка прищурившись. — Но это ещё не всё. Ты характером пошла в неё.

Характером? В маму? Вот уж новости… А, вообще, какой она была? Доброй — это всё, что я помню. И достаточно строгой. Нет, не так — собранной. Она любила дисциплину и порядок. А ещё она была сильной. Я никогда не видела её слёз, не слышала, чтобы она на что-то жаловалась или жалела себя. Нет, я точно на неё не похожа.

— Глупости, па. Я совсем не такая.

— Нет-нет, не перечь старику. Я всё прекрасно вижу. Есть в тебе эта её склонность всё разложить по полочкам. Вон как заставила нас швабрами работать — красота! А ещё… — он замолк на мгновение, будто задумавшись. — Держать всё в себе. Всё плохое, я имею в виду.

— Ты же слышал, тётя Лиза всегда говорила, что нужно казаться немного счастливей, чем ты есть на самом деле, — я попробовала улыбнуться.

— Я видел, как ты старалась, Ника. Всю жизнь старалась держаться: ради нас, ради себя. После смерти мамы, после отъезда Славы, а потом… У тебя что-то случилось… Что-то, с чем ты не смогла смириться и, когда ты уехала…

Он переживал. Папа. Он понимал больше, чем я думала. Тогда, в юности, кажется, что ты один всё знаешь, а кругом сплошные слепцы. Но он видел, что со мной творилось что-то не то. Понял, что случилось нечто, которое меня окончательно сломало. Но я никогда не говорила ему. Не рассказывала. Я вообще никому не говорила.

— Не бери в голову, па. Всё хорошо! — я поцеловала его в серебряный висок. — Пойду, разберу книжки в своей комнате. Половину давно пора отнести в библиотеку.

Из имитации бурной деятельности я вернулась в застой из выцветающих букв. Как тревожно следить дальше за несчастной Никой, которая пока не знает, что в будущем ей предстоит стать ещё несчастней. А я знаю. Потому что мне известен конец этой истории, казавшейся бесконечной.

[i] «Край света»

[ii] Строчки из стихотворения А. Блока «Незнакомка»

[iii] Песня группы «The Beatles»

[iv] Песня группы «Queen»

13/11/2007

Этот отвратительный ноябрь выдался ужасно холодным к тому же и не особо снежным. Серое небо и серая мёрзлая земля будто сплелись в единое унылое полотно. Против меня абсолютно всё.

С Катькой мы больше не общаемся, а Инна (ещё одна предательница!) продолжает таскаться с ней. Все в классе (теперь я это ясно вижу!) поглядывают на меня, как на сумасшедшую, игнорят, а Ирка говорит про меня гадости, её во все лопатки поддерживает Платонов. И с папой мы до сих пор в контрах. Словом, просто засада.

А если прибавить ещё и то, что Славы нет рядом, то это просто… Я никогда не чувствовала себя такой одинокой. Просто не знаю, что делать. Единственное спасение в Земле Четырёх Пределов.

Я уже столько ручек извела, выводя новые фанфики (оказалось, что писать их очень увлекательно) в тщетных попытках успокоиться. В этих историях, как и в самих «Сказаниях», всегда всё хорошо заканчивается. Всё спокойно и умиротворенно. Добро торжествует, и все клеветники получают по заслугам… Кстати, недавно узнала на одном форуме, что вышла энциклопедия-путеводитель по вселенной «Сказаний». Я обошла все книжные в городе, но нигде её нет… А в одном магазине мне посоветовали посетить «Сансару», уверяя что только там и можно отыскать такие «специализированные издания». И сегодня я направилась туда, невзирая на запреты.

Вывеска этого магазина светилась уютными оранжевыми огоньками. Я нерешительно топталась на месте, согревая дыханием замёрзшие пальцы.

Это магазин «не для всех» да и Слава велел обходить его стороной так же, как и опасные «задворки». Но мне всегда было просто жутко интересно, что же там внутри: сквозь витражное стекло единственного окна ничего не удаётся разглядеть, как ни старайся! К тому же дело осложняется наличием двух неизменных часовых немного обдолбанного вида, которые почти каждый день (во всяком случае, в тёплое время года) околачиваются возле входа, зазывая прохожих записаться на танцы, попробовать их печенек или просто как-нибудь зайти на огонёк. В городе давно ходят слухи о том, что печенюшки на их встречах с секретом, а папа вообще величает их не иначе, как «сектанты». Сегодня их там не было, но мало ли что — я слегка пасовала перед посещением «Сансары».

Но всё равно я оказалась там неслучайно — минут 10 мёрзла, а войти всё не решалась. Когда никто тебя не поддерживает и регулярно осуждает, хочется делать ещё больше наперекор. Кому же я насолю, если зайду в «запрещенное» место? Разве что папе да Славе. Слава-то вообще не при чём… А, я решила, что плевать на всё это. Хочется зайти — никто меня не остановит. Так и всю жизнь можно простоять перед дверью. «Не будь трусихой» — сказала я себе, и любопытство перебороло страх.

Я потянула за ручку, тяжёлая дверь открылась, зазвенели колокольчики «музыки ветра». Внутри магазин оказался довольно большим. Приглушенный свет, запах каких-то благовоний, еле слышная музыка из разряда «для медитаций» создают удивительную атмосферу. Голые кирпичные стены заставлены стеллажами с книгами, кассетами, дисками и различными сувенирами, на прозрачных витринах красовались диковинные украшения, и без того низкий потолок был увешан китайскими фонариками, ловцами снов и колокольчиками. Всё это вкупе производит сильное впечатление. Я оглядывала магазин широко распахнутыми глазами, прямо-таки разинув рот, не имея понятия, на чём в первую очередь остановить взгляд. Я была так увлечена, что даже не заметила пары ярко подведенных глаз, наблюдавших за мной с того момента, как я переступила порог. Поэтому, когда меня окликнули, вздрогнула.

— Эй, могу помочь?

Я обернулась к прилавку с чаями и встретилась взглядом с темноволосой короткостриженой девушкой. У неё были настолько огромные голубые глаза, что я, заглядевшись на них, не могла и слова вымолвить.

— Ты здесь впервые, точно? — прекрасная незнакомка улыбнулась, легко вскинув бровь, на которой блестело серебряное колечко пирсинга.

— Точно… — выдохнула я и вдруг, неожиданно для самой себя тоже улыбнулась — настолько дружелюбно смотрела эта девушка!

— Тогда давай знакомиться! — она вышла из-за прилавка. — Я — Мар, — протянула руку.