Мы распрощались с Кирой и пошли гулять. По пути в Сад, мы зашли в Макдональдс и я практически впервые за два дня наелась. Лэр шутила, стараясь не говорить о случившемся, делать вид, что всё хорошо. Но я видела, что она напряжена. Я тоже старалась разрядить обстановку и не подавать виду, что я в панике.

Мы прошлись по Нескучному, а потом отправились прямо на вокзал. Электричку пришлось ждать чуть ли не час, но мы коротали время, слушая её плеер. На этот раз мы купили билеты. Ехали молча, глядя на проплывающие за окном леса. Наш городок встретил нас проливным дождём. Я ввалилась в дом промокшая до нитки.

Стоило мне только переступить порог, как в прихожую выбежали папа, Серёжа, тётя Лиза и даже её новый муж. Сердобольная тётушка принялась прижимать меня к груди:

— Слава Богу, с ней всё хорошо!

— Ох и напугала ты нас, девушка! — дядя Вова поглаживал пухлые щёки.

Папа молчал. Молчал, глядя на меня бесконечно грустно. Я почувствовала, что в квартире стоит сильный запах валерьянки.

— Пап, я же просила не волноваться, — я обняла его. — Видишь, со мной всё хорошо.

Он молчал и отвечал на моё объятие слабо, как бы по инерции. Смотрел на меня, не видя.

— Пааап, ну прости…

Но он молчал. И когда тётя Лиза с мужем ушли, он продолжал молчать. Он молча поставил передо мной на стол тарелку супа, макароны с сосиской, чай с молочным коржиком. Молча смотрел, как я ем.

Я много раз представляла себе, как он будет ругать меня, когда я вернусь. Как мы поссоримся, как я скажу, что он мне совсем не понимает, как уйду из дома жить к Мар… Но нет. Папа молчал и смотрел так, что мне хотелось плакать. Сердце просто кровью обливалось.

— Папа, прости! Я тебя больше никогда не оставлю! — пообещала я.

10/4/2008

В школе сегодня устроили взбучку за прогулы. Оказывается, папа успел позвонить и им. Моя классная была чрезвычайно мной недовольна, обещала принять меры. Мой класс тоже был извещён о моей пропаже. Все только молча отводили глаза. Все съязвили бы вслед за Платоновым, но он молчал и старательнее всех сторонился меня. Рука ещё заживала.

Оказалось, что слухи о моём исчезновении пошли гулять по всей школе. На перемене ко мне подошёл Антон:

— О, явилась. С тобой всё нормально, да? Я рад.

Я опасаюсь идти на «задворки». Я не звонила Мар. Мне хочется узнать, чем закончилась история с этой пьяной дракой, потом. Сейчас, кажется, лучше просто тихо отсидеться дома.

12/4/2008

Вот Мар и позвонила сама.

— Девочка моя, ну ты как? — заворковала она. — Всё хорошо, не обиделась? Извини, это мудачьё, устроило там… Даже хорошо, что вы с Лэр уехали, ничего не потеряли. А мы вернулись только сегодня с утра. Папа-то не ругался? Не наказал? Идёшь завтра на «задворки»? Значит, ждём тебя, угумс? — она как всегда не давала вставить и слова. — Люблю тебя, до встречи!

Просто она очень хорошо знает, что я не смогу не прийти. Я уже успела соскучиться.

13/4/2008

Заверила папу, что вернусь не позже девяти. Сложилось впечатление, что ему всё равно… Но мне нет. Я благодарна, что он не стал устраивать скандалов.

Когда пришла на ставшие родными «задворки», сердце замерло от радости. Давненько я тут не была! Впрочем, ничего не изменилось. Тим и Ганг были в таком же неадеквате, как обычно, Кош и Эльд ссорились из-за пустяков и мирились каждые полчаса, кучка «старичков» задирали чёрно-розовых эмарей, громыхала музыка, слышался смех, клубился дым… Я люблю «задворки»!

Гильдию я нашла на привычном месте у пожарной лестницы. Ребята выглядели какими-то удрученными. Наверно, всё ещё переживали из-за случившегося в Москве.

— Йоханга! — поприветствовала я их с улыбкой.

— Йоханга… — нестройным хором отозвались они.

— Со всеми всё в порядке? — впервые разрядить обстановку и ободрить всех пыталась я. Обычно всё было наоборот.

— Да, всё хорошо, — отозвался Кром, отводя глаза.

Почти час мы провели в каком-то неловком полуобщении-полумолчании. А потом пришла какая-то женщина… Я завидела её издалека. Читай книги на Книгочей. нет. Подписывайся на страничку в VK. По возрасту, она годилась мне в матери. Она ходила от одной компании к другой, что-то спрашивая, пока, наконец, не заговорила с Кошем. Он указал в нашу сторону.

И она направилась к нам. С лицом, перекошенным от негодования и злости, опухшим от слёз, она смотрела на нас долго и пристально. Все молчали, делая вид, что не замечают её. Я вертела головой во все стороны, замечая, что остальной народ тоже пятится на нас. Наконец, она заговорила. Спросила негромко:

— Кто из вас Кром?

Кром, вздохнув, сделал шаг вперёд и поднял на неё взгляд полный… презрения? Он молчал. Она взорвалась:

— Чудовища! Нелюди! Что вы сделали с моим мальчиком? За что?! — женщина начала трясти Крома за плечи, что удавалось ей с трудом.

С нескрываемым пренебрежением, он отстранил её руки, отвернулся и твёрдо сказал нам:

— Пойдём.

Кром направился прочь от рыдающей и извергающей проклятия женщины. Мы несмело потянулись за ним. Внимание всех окружающих было приковано к этой сцене.

— Вы сядете! Слышите меня?! Вы за всё ответите, вас накажут! Я не успокоюсь! — продолжала кричать нам вслед незнакомка.

Мы ускорили шаг. Все вокруг молчали. Нас провожали недоуменные и беспокойные взгляды. Я смотрела на Крома округлившимися глазами, краска прилила к щекам, ладони вспотели — мне было не по себе. Но его лицо не выражало ничего. Я перевела взгляд на Лэр — она прикрыла рот рукой и беззвучно плакала. Я шепотом спросила у Мар:

— Что происходит? — она лишь мотнула головой.

В свинцовом молчании мы дошли до перекрестка дорог, где обычно расходились. Кром оглядел всех исподлобья, затем отрывисто произнёс:

— Больше там собираться не будем.

В молчании же мы разошлись. Когда я вернулась домой, не было ещё и девяти. Насилу улыбнувшись папе, я скрылась в своей комнате. Изнутри меня точило какое-то неприятное чувство. Что случилось той ночью на самом деле? Чья это мать? Если она из нашего города, значит… Гунт. Это ему разбили голову? Или что-то хуже?..

Раз. Два. Три.

Когда опускается ночь и комнату сжирает чернота, я вижу на прожекторе век тот вечер. Я чувствую ледяной ветер на коже. Ощущаю, как по ногам хлещут острые травы. Я задыхаюсь — из лёгких будто выкачали воздух. Я убегаю. Я не смею обернуться.

Он гонится за мной. Я чувствую спиной его безумный взгляд. Слышу тяжёлые шаги. Слышу леденящий смех. В ушах стучит кровь, но до меня доносится его голос. Не его голос. Чужой голос.

— Взявшись за руки в Кругу, Звери начали Игру[i].

Я не хочу играть в эту игру. Я хочу уйти. Мои силы на исходе. Ноги отяжелели, в боку колит. Я не хочу быть здесь. Но я не могу выбраться за пределы этого бесконечного поля.

— Взгляни на небо: октябрь расплескал созвездия.

Слова он выговаривает безжалостно, железным тоном.

— А сыны царства извержены будут во тьму внешнюю[ii]…

Не хочу тьмы. Не хочу его слушать, понимать, видеть, находиться рядом с ним. С ними. Одиночество, которого я так боялась, теперь самая желанная для меня цель.

— Високосный год — счастливый.

Я хочу забыть всё. Будто мы никогда не встречались. Будто я их никогда не знала. Это не они. Ненастоящие. Это не он. Я не люблю его. Я люблю не его!

— Что сказано, должно свершиться.

Он хватает меня за руку с ужасающей силой. Я кричу так оглушительно, что лопаются барабанные перепонки.

Три. Два. Раз.

Я просыпаюсь.

Засыпать над дневником — это чревато кошмарами.

Сегодня я решусь на что-то действительно важное. Всё подталкивает меня к этому — даже мои сны.