— Расскажи! — я села рядом с братом. Он прав, он кругом прав. Я вечно только прикрываю свой эгоизм цветастыми масками: печалью, слабостью, одиночеством. Слов много. Каждое слово — проблема. Но у всех них один корень, одно основание — желание вызвать сочувствие и участие. Желание что-то значить в чужой жизни. Если это и есть эгоизм, то я погрязла в нём по уши.

— А что рассказывать? Как меня с пелёнок все жалели, бедного сироту? Как папа боялся показаться слишком строгим и ранить мои чувства, чтобы я не вырос каким-нибудь уголовником? Как сестра вспоминала о моём существовании пару раз в год, когда в очередной раз ссорилась со своими друзьями? Что из этого имеет большее значение? Или моя медаль, которой я пытался обратить на себя внимание? Что? Может, я тоже просто хотел быть кому-то нужным… — Серёжа отвернулся. Я приобняла его за плечи.

— Не верь им, — прошептала я. — Их разговорам о необходимости скорой смерти. Не думай, что ты одинок. Ты всегда нужен нам — мне и папе. Даже когда мы не говорим об этом. Когда не показываем этого. Когда утверждаем обратное. Мы любим тебя.

— И мы любили тебя, Ника. Точно так же. Но тогда тебе этого почему-то не хватило, — укоризненный взгляд резанул по сердцу. — Хватит этих девчачьих сантиментов. Лучше скажи, что нам делать дальше. Что было в конверте?

— Угроза, — я вздрогнула, вспомнив о своём кулоне.

— И ты собираешься послушаться? Уедешь?

— Уеду? И оставлю тебя им на растерзание? — я удивилась, как такая мысль могла прийти ему в голову.

— Я больше не буду ходить туда.

— Не будь наивным — они так просто от тебя не отстанут. Нужно что-то с этим делать. Нужно как-то достать этого Кёрга. Я не знаю, возможно ли это. Но знаю человека, который может мне помочь.

После такого тяжёлого дня хотелось забыться сном. Иногда реальность становится такой давящей и навязчивой, что ты готов на всё, лишь на время покинуть эту круговерть. Логические связи в мыслях улетучиваются, наваливается вязкая тоска… Как принять тот факт, что из-за меня может пострадать брат? Такое нельзя принимать. Серёжа ни в чём не виноват. Он никогда не обманывал меня и не предавал, он всегда был солнцем, светившим папе, чтобы отвлечь его от моего вечного ненастья. Хотя на деле ему, возможно, приходилось так же нелегко, как и мне. Или хуже! Что я знаю о чужой душе?..

«Мой брат вышел на связь с очень интересным человеком. Он может нам здорово помочь. P.S. Представляешь, я где-то посеял сегодня свой нос. Ума не приложу, где он может быть! А у тебя как дела?» — сообщение от Вени пришло как по часам. Сигнал телефона, мой личный муэдзин, помогает не потерять окончательную связь с реальностью.

«Странно. Я запуталась…» — хоть кому-то я могу не врать.

Измучившись за день, я рано уснула. Спала беспокойно. И всю ночь мне снились красные клоунские носы. Ими жонглировал Кёрг.

Утром я твёрдо решила отыскать Лэр. В конце концов, это единственный способ хоть что-то прояснить. Я перешерстила все социальные сети. Найти её оказалось совсем не трудной задачей, ведь мне было известно её настоящее имя. Лера. Обычное человеческое имя. И с фотографии профиля на меня смотрела обычная девушка. И всё-таки в ней было несложно узнать ту мою подругу из прошлого — огненно-рыжую, с ярко подведёнными глазами и вампирской бледностью. Почему я не пыталась связаться с ней раньше?.. Я же знала, что она жива. Видимо, я слишком боялась увидеть хоть кусочек, хоть частичку моего прошлого наяву. До прямого столкновения с реальностью можно тешить себя обманом, что прошлое лишь туманная выдумка и избыточный груз, отягчающий настоящее.

Решиться было сложно и теперь. Рука долго дрожала над клавиатурой, прежде чем я смогла сформулировать внятное предложение. «Привет! Это Ника. Помнишь меня? Как ты?» — какая фальшивая оптимистичность, будто мы месяц назад у песочницы расстались. «Мне нужна твоя помощь!» — чистое потребительство… И, наконец, вымученное: «Здравствуй, Лэр. Я вернулась домой. Буду рада, если мы встретимся…». А дальше — просто Enter и прочь сомнения.

Она ответила через два часа. Дала свой адрес и просила прийти этим же вечером, если позволяет время. И время позволяло. Я обещала быть у неё к семи часам. Но маниакальная подозрительность мешала мне — в голове рождались странные мысли: вдруг это всё уловка Кёрга? Вдруг он хочет заманить меня в своё логово и убить?.. Бредово, конечно, но я всё же решила на всякий случай позвать с собой Славу. Просто так будет спокойней.

Мы встретились ровно в половине седьмого и отправились искать указанный в сообщении дом. Он всё молчал, не напоминал о вчерашнем, ничего не спрашивал, не советовал, даже не шутил. И от этого было не по себе.

Когда мы пришли по нужному адресу, он остановился у подъезда и, положив руку мне на плечо, сказал:

— Тебе нужно идти одной. Если что-то пойдёт не так, позвони мне — я буду неподалеку.

Я лишь кивнула. Он открыл для меня дверь, домофон был сломан, и его лицо в полоске света — последнее, что я запомнила в своей прежней жизни. Почему прежней? Потому что после встречи с Лэр изменилось, если не всё, то очень многое.

Я боялась. Я оттягивала этот момент, как могла. Она жила на восьмом этаже — я пошла пешком. Я мялась на пороге несколько минут, не в силах прикоснуться к звонку. Вдруг она мне не рада, а это приглашение — простая вежливость? Что, если она не хочет вспоминать о былом и бередить с трудом затянувшиеся раны? Но я всё-таки позвонила.

Странное это чувство — видеть человека, которого хорошо знал (или тебе казалось, что знал) в прошлом, спустя несколько лет. Вроде, вот он — тот же человек, кроме причёски и одежды ничего не изменилось. Но главное — изменился ты. Изменился весь мир вокруг. Жизнь изменилась. И не заметить эти изменения — значит обмануть себя.

— Ника! — Лэр обняла меня и ввела в квартиру. Я никогда не была у неё. Даже не знаю, здесь ли она жила раньше. — Я так рада тебя видеть!

— Я тоже, — соврала я. В действительности, радости я не испытывала. Разве только страх и интерес. Житейский интерес и животный страх. — Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, но можно обойтись и без этих ненужных любезностей, — Лэр тонко улыбнулась. Конечно, глупо пытаться скрыться от неё за тривиальной учтивостью. Она умна. Всегда была. И она знает меня. Видимо, действительно знает. До сих пор. — А ты вот изменилась. Очень повзрослела.

Она тоже изменилась. Пышной копны рыжих волос как не бывало. Теперь шоколадный «каскад». И черты лица будто строже. Да к тому же очки… Едва ли я узнала бы её на улице, если бы проходила мимо.

— А я теперь работаю учительницей, вот странно, правда? Меня в школу было силком не затащить, — она провела меня на кухню — маленькую, но уютную.

Учительница. Я всегда испытываю к представителям этой профессии какую-то неясную нежность. Наверно, потому что моя мама была учительницей.

— Преподаёшь английский или французский? — уточнила я.

— Французский. С ним сейчас легче найти работу, — Лэр разливала чай по красивым фарфоровым чашкам. Опять чай. Если я не умру от его передоза, то, возвратившись в Москву, перейду на кофе. — А что у тебя с работой? Я ведь прочла твою книгу. Скоро выйдет новая? — она подмигнула.

— Я в процессе… И как тебе? Понравилась? — узнать мнение о своей книге от кого угодно — всегда интересно.

— Да, ты просто молодец. Твоя сказка очень… Близка мне.

— Она про смерть, — как-то не к месту вставила я.

— В том и дело… Раньше смерть стояла в центре человеческой жизни, посмотри, послушай — все сказки о ней, а теперь — она загнана на периферию. Теперь люди не любят говорить о смерти. Она пугает их. Они предпочитают делать вид, что её не существует. Сторонятся больниц, избегают кладбищ, ужасаются при виде черепов и костей, хотя (вот уж неожиданность!) — у них под кожей и мясом ровно такой же каркас. Люди хотят верить, что никогда не умрут. У них почти получилось убедить себя в собственном бессмертии… — Лэр усмехнулась.