Молчание и недоуменные взгляды.

— К маме, — я оправдалась очередной ложью. — Как в старые добрые времена, помните? Каждое первое воскресение последнего месяца сезона.

— Но сегодня не первое воскресение и не…

— Не суть.

— Мы давно забросили эту традицию…

— Неважно. Пришло время её возродить, — когда нужно, я могу и настоять на своём.

— Если задуматься — это неплохая идея, — наконец сдался папа.

— Это что: завтра снова не удастся выспаться, да? — подмигнул Серёжа. Идея пришлась по душе и ему.

Уже и забыла, каково это — подниматься чуть ли не с зарёй в нашем доме. Выползаешь из-под одеяла, выходишь в залитый утренним солнцем коридор, в тишину, нарушаемую только звуком закипающего чайника. Папа, как всегда самый первый, сидит на кухне, вдохновенно созидая бутерброды. Нужно будить соню-Серёжу и поторапливать, чтобы не опоздать. А потом брести по пустынной ещё улице, где немногочисленные зевающие люди силятся куда-то спешить. Сесть на загородный автобус, включить плеер, прислониться щекой к стеклу и, глядя как мимо проплывают знакомые улицы, насладиться моментом. Надо же… Я уже и забыла, как это — наслаждаться моментом.

Я люблю кладбища. Полюбила, можно сказать, недавно. Пока жила в Москве. Нигде больше в столице не найти таких тихих, умиротворяющих мест, к тому же приятных с эстетической точки зрения. Но и в нашем городе кладбища тоже заслуживают внимания.

Погост на самой окраине, например, существует ещё с конца девятнадцатого века, когда на этом месте образовалась крохотная деревенька. Год от года площадь захоронений всё расширяется. За мою жизнь это кладбище выросло чуть ли не вдвое. Иногда, останавливаясь перед раскинувшимися до горизонта крестами, невольно думаешь о том, как много людей умирает каждый день, каждую минуту, а ты даже не знаешь их имён, тебе нет до них дела. Ты льёшь слёзы только когда смерть подступает вплотную к твоим близким. Обычно кажется, что она бесконечно далека, а ты и окружающие тебя любимые люди просто недосягаемы для неё. Тем более сложно представить, что и тебе когда-нибудь лежать в земле.

Кладбище это больше напоминает лес: слишком уж разрослись деревья и истёрлись тропинки. Могила мамы располагается в самой новой части. Ещё крепкая, но уже успевшая поржаветь ограда, простой надгробный камень. Без её изображения. Мы так захотели. Мы договорились тогда с папой — не связывать этот клочок земли с памятью о ней. В конце концов, сейчас она всё равно не здесь.

«Пристанище под вязом» — так я называла это место. Зелень давно обняла дерево, а пожухлые прошлогодние листья всё ещё шуршат под ногами. Теперь папа всё чаще повторяет, что пора бы уже расширить изгородь и расчистить место для него.

— Заждалась… — протянул он совсем без сожаления.

— Да ладно — тебе ещё жить и жить, — ободряюще промямлила я. — Пятьдесят — это только начало.

— Пятьдесят три.

— Ещё внуков понянчишь. К тому же, разве можно оставить тётю Лизу? — я обняла папу.

— Знаете, как у нас говорят? «Смерть — самое важное, что может случиться в жизни». Ну или вроде того, — ободряюще продекламировал Серёжа.

Я остолбенела.

— Кто так говорит?

— Наш мастер.

Он. Так говорил он. Так говорили они.

— Что это вообще за курсы такие? Тренинги, семинары, где ты постоянно пропадаешь. Чему они посвящены? — совпадение показалось мне слишком подозрительным.

— Наш мастер учит нас поиску себя. Помогает найти смысл и цель. Чтобы не прожить жизнь напрасно.

— И в чём же смысл?

— Ну, это так сразу и не объяснишь… Лучше сходи со мной — у нас рады каждому новому члену.

— Обязательно… — проскрежетала я сквозь зубы, точно решив разобраться ещё и с этим тренингом.

Не нравятся мне все эти концепции и методики личностного роста, особенно, когда собрания происходят группами и с «мастером». Похоже на секту. Но вступать с Серёжей в дебаты — себе дороже. Вот и папа помалкивает на этот счёт.

Чтобы удержать себя от желания съязвить на счёт этого тренинга, я решила посмотреть на самую красивую часть кладбища — небо: какая нежно-васильковая даль… Просто слёзы наворачиваются. Здесь всегда было такое небо, а я просто не замечала? Последние несколько лет мне неизменно кажется, что вокруг меня бушует вечная непогода. Личная туча-сопровождающий, призванная скрывать солнце.

Если задуматься, моя Ника из прошлого была неправа, насчёт самого счастливого дня в жизни. Не по незнанию будущего, нет. А потому что не ценила прошлое.

Детство — вот самое лучшее время в моей жизни. Поистине безоблачная пора, когда мама была ещё рядом. Тогда мы каждое лето всей семьёй уезжали на дачу к тёте Лизе. Серёжа был тогда совсем крохой, только ходить учился. И дни напролёт мы со Славой были неразлучны: с утра за грибами в ближний лес, потом купаться, кататься на великах или вовсе до вечера валяться на траве и рубиться в тени сада в шашки, нарды или «Дурака». Другими любимыми нашими развлечениями являлись воровство и разбой: таскали ягоды с чужих огородов, дразнили охранявших дома собак… И капали червяков. Первый отчим Славы был заядлым рыбаком, но почётный процесс охоты на приманку любил оставлять для нас.

Второй муж тёти Лизы вообще был веселым человеком. Иногда, будучи немного подшофе, он залезал на небольшой балкончик дачи и, крутя в руках огромную мамину шляпу-штурвал, кричал, что ведет свой корабль к Ultima Thule[i]. Нас, детей, это жутко веселило, и мы называли его не иначе, как «капитан Ви». Мои родители тоже были просто в восторге от устраиваемых им представлений, а вот тётя Лиза, кажется, не слишком разделяла наш энтузиазм.

А ещё у нас были качели… Слава раскачивал этот наспех обтёсанный кусок фанеры, служивший сиденьем, привязанный к старой яблоне самодельными веревками, а я до звонкого смеха радовалась такому развлечению. Я любила кричать что-нибудь звучное в момент «раскачки», мне казалось, что это должно звучать очень внушительно:

Глухие тайны мне поручены!

Мне чье-то солнце вручено![ii]

Ох, мама… Может, если бы ты не оставила нас, вся моя жизнь сложилась бы иначе…

Мы возвращались по пустынным аллеям молча — каждый думал о своём. О той жизни, что он потерял после ухода мамы. Скользя рассеянным взглядом по надгробиям, встречающимся на пути, я до боли в груди боялась увидеть знакомые имена. Но, по правде, именно ради этого я и затеяла поход на кладбище. Мне нужно просто увидеть это своими глазами. Один раз. Чтобы убедиться раз и навсегда. Чтобы глупые вопросы, брошенные незнакомцем, больше не тревожили моего сна. Чтобы я смогла решиться на дальнейшие действия.

Самые свежие захоронения всегда ближе к выходу. Здесь лежат те, кто покинул мир не более нескольких лет назад. Всего несколько лет, а уже столько умерших. Смогу ли я отыскать среди них то, ради чего приехала? Наконец, я наткнулась на одно надгробие, которое заставило меня вздрогнуть и остановиться. Я знаю эту могилу. Знаю того, кто здесь похоронен. Человек из моей прошлой жизни. А рядом — ещё одно захоронение, на которое я даже не осмелюсь перевести взгляд.

— Ник, ты чего? — папа остановился рядом, оглядывая памятник. С серых камней улыбались не знакомые ему лица. — Кто это?

— Не знаю. Фамилия показалась знакомой. Просто показалось… Пойдём дальше.

Две эти могилы. Где-то здесь есть ещё несколько, при виде которых я буду не в силах сдержать слёз. Или истерики. Я никогда их не видела. Но знаю, что они есть. Должны быть. Вид этой вселил в меня уверенность. Если мёртвые спят в своих гробах, то всё идёт как надо. Они останутся здесь. А я выйду за кладбищенские ворота и постараюсь найти своё место в мире живых.

Домой мы вернулись до странности воодушевленные. Папа, не замолкая, рассказывал нам о знакомстве с мамой и о первых нелегких годах семейной жизни, которые пришлись на перестройку, о том, какими милыми детьми мы были. Серёжа так заслушался, что даже разрядившийся телефон не поставил на зарядку. И ничего. Настенька подождёт — сегодня наш семейный день.