Как был, запахнутый в железякинское одеяло, он стал метаться от одного лекпина к другому, надеясь узнать среди них дядю или тетушку Оманидэ, пока кто-то не сказал, что они остались в горящем доме.

С криком «Что же вы стоите?!» Тубуз ринулся прямо в огонь и, наверное, сгорел бы как свечка, не повали его на землю Алеф в двух шагах от двери. При этом от попавшей искры одеяло на нем вспыхнуло, и лекпинам немало повезло, что заметивший это Ау-Шпонгк велел пожарному направить на них струю воды и сбить не успевшее разгореться пламя.

В следующее мгновение две сильные руки уже оттаскивали лекпинов подальше от испепеляющего зноя и отпустили, только когда они оказались на безопасном расстоянии от дома.

– Профессор Малач? – удивился Железяка, освобожденный от цепкой хватки.

– Никаких вопросов! – отмахнулся от него эльф и обратился к Тубузу: – Ты зачем в огонь побежал?

– Там дядя Чассок и тетя Оманидэ, – всхлипнул лекпин.

– А еще кто?

– Не знаю…

– Где потайной ход в дом, знаешь? – Да…

– Показывай! Быстрей!!!

Устраивать потайные подземные ходы было в традициях лекпинского народа. И по традиции об их месторасположении должны были знать только хозяева домов и их близкие родственники. Для известного лекпинского портного господина Чассока таким родственником был двоюродный племянник Тубуз Моран.

Дом дяди стоял на высоком берегу озера Зуро, куда и выводил потайной ход. Прекрасно замаскированная дверь находилась прямо под склоненным над водой деревом в переплетении свисающих корней. По ним Тубуз, а за ним Железяка и Малач спустились на узкую площадочку.

– Вот! Дверь… – сказал запыхавшийся лекпин, раздвигая корни. – Мне ее дядя Чассок показал и даже ключ от нее дал. Только ключ у меня в брюках остался у Железяки дома…

Малач отпихнул его и быстро осмотрел и ощупал дверь. Она оказалась обита железом, по краям была плотная кирпичная кладка, что отводило мысль о попытке каким-то образом ее высадить. Даже замочная скважина была прикрыта утопленной внутрь металлической пластинкой, сдвинуть которую можно было лишь с помощью ключа. Малач вздохнул и, словно врач за операционным столом, не оборачиваясь, протянул назад руку и потребовал:

– Железяка – Изымс!!!

И тут же его пальцы сжали поданный лекпином эльфийский чудо-инструмент. Несколько секунд манипулирования Изымсом, внутри замочной скважины щелкнуло, и дверь сама открылась наружу. На эльфа и лекпинов хлынули клубы густого дыма и волны жаркого воздуха, да с такой силой, что Тубуз пошатнулся и точно бы свалился вниз, не удержи его за руку Алеф. А Малач присел и, уклонившись от дыма и сделав глубокий вдох, нырнул в открывшийся проход.

Железяка даже глазам своим не поверил – настолько безумным показался ему этот поступок. Мало того, что из-за дыма и жары продержаться в подземном ходе можно было не больше минуты, так еще следовало учесть, что ход был предназначен исключительно для лекпинов. Другими словами, продвигаться в нем или эльфу можно было только согнувшись в три погибели или же на карачках.

Но, к огромному облегчению Алефа, профессор почти сразу вернулся обратно. Причем не один, бесчувственной лекпинкой на руках. Но не с тетей госпожой Оманидэ. По большим круглым очкам Железяка узнал свою потенциальную сокурсницу Она была в порванной и прогоревшей в нескольких местах ночной рубашке, и непонятно, жива или нет.

– Вниз, к воде! – крикнул Малач и прыгнул с площадки.

Лекпины последовали за ним и не сломали себе шеи благодаря тому, что песчаный склон обрыва оказался не слишком крутым, и они съехали по нему, как с горки на санках.

Малач, не выпуская Ксану из рук, забрел по пояс в воду, окунулся с головой, потом вынес девушку на берег и положил на мокрый песок. Когда Железяка и Тубуз оказались рядом, Ксана сделала глубокий вдох и открыла глаза.

– Профессор Малач? – удивилась она.

– Кто еще остался в доме? – спросил эльф.

– Они убили тетю Оманидэ и дядю Чассока, – едва шевеля губами, прошептала Ксана.

– Как? Как убили! – закричал Тубуз.

– Они отрубили им головы… А потом все подожгли….

– Кто это сделал? – спросил Малач.

– Я не видела лиц. Только ноги. Ноги гоблинов… – сказала Ксана и снова потеряла сознание.

– Смотрите! – воскликнул Железяка и поднял с песка брошь. – Ее Ксана выронила.

– Это знак рода Чассоков, – узнал Тубуз. – Семь иголок, воткнутых в катушку ниток. Точно такая же брошь была на галстуке, который сегодня вечером дала мне тетушка Оманидэ!

И среди своих соплеменников, и среди преподавателей и студентов факультета рыболовной магии, да и во всем Фалленблеке профессор Малач имел безупречную репутацию честнейшего эльфа. И это при том, что он слыл одним из самых заядлейших рыбаков, а ведь известно, что редкий любитель рыбалки не преминет хотя бы немного преувеличить размер своего улова. Нет, такого профессор себе не позволял.

Если, к примеру, Малач ловил магическим спиннингом на озере Зуро за утреннюю зорьку восемнадцать камнеедов, самый крупный из которых весил четыре килограмма девятьсот граммов, то ни в коем случае не хвастал, как некоторые, что, мол, добыл пару десятков солидных особей, один из которых оказался поболе пятерочки. Он никогда ничего не преувеличивал и не уменьшал, всегда называл точные цифры. Такова была его благородная эльфийская натура… Однако в связи с начавшимися несколько дней назад событиями, Малач был вынужден несколько изменить своим принципам. Нет, напрямую он никого не обманывал. Ну, запудрил мозги начальнику герптшцогской стражи Еноварму, чтобы освободить Тубуза и Пуслана; ну, незаконно проник под видом Эзошмеля в замок Ули-Клуна… Вот и все. Зато теперь, направляясь в гости к главному редактору журнала «Всегда своевременная информация», госпоже Офле, он собирался поведать ей от начала до конца придуманную им самим историю…

Судя по солнцу, осветившему башни герптшцогского замка, было начало восьмого утра. Прошло немногим более двух часов с того момента, когда он спас едва не задохнувшуюся от дыма и сильно пострадавшую от ожогов лекпинку Ксану. Она была в полуобморочном состоянии, и эльф на руках отнес девушку к себе домой. Там он снял с нее перепачканную в саже, порванную одежду, осторожно опустил в теплую ванну с мыльной пеной и вымыл с ног до головы. Потом заботливо вытер пушистым полотенцем, обработал ожоги целебной эльфийской мазью, влил в рот три чайных ложки того самого травяного чая, который заваривал себе накануне, и уложил в свою просторную кровать набираться сил. В течение всех этих процедур Ксана лишь пару раз ненадолго приоткрывала глаза и слабо улыбалась своему спасителю, а когда тот покинул спальню, моментально уснула. Уверенный, что всего через несколько часов девушка проснется почти совершенно здоровой, Малач занялся Железякой и Тубузом, которые успели ополоснуться под горячей водой и выпить по чашке чая. Собственно, Алеф в помощи не нуждался, зато на многочисленные ссадины, синяки и ожоги его друга целебной мази пришлось извести немало. Исполняя обязанности лекаря, профессор подробно расспросил постанывающего и ойкающего лекпина о событиях минувшей ночи. И когда на теле Тубуза была обработана последняя рана, в голове у эльфа начал созревать план действий, который окончательно оформился при подходе к дому говорливой редакторши.

Дом госпожи Офлы не отличался хорошим вкусом, впрочем, как и большинство домов зажиточных горожан Фалленблека, построенных на улице Золотолунной, выводившей к замку герптшцога Ули-Клуна. Крышу каждого такого дома обязательно венчал герб его владельца. Судя по вычурной части герба госпожи Офлы, она принадлежала к роду самого герптшцога.

«Вот откуда у нее должность главного редактора!» – сделал вывод Малач.

Взявшись за большой дверной молоток, покрытый толстым слоем золотой краски, он настойчиво постучал. Через некоторое время дверь приоткрылась и из щели высунулась заспанная физиономия дворецкого. Густые черные волосы и пышные бакенбарды придавали ему сходство с горной обезьяной.