Сначала она просто взбесилась.

Будучи практичной, как истинная дочь Новой Англии, она не могла позволить себе сделать то, чего ей хотелось: спалить дотла дом, а вместе с ним и свое унижение. Поэтому она с яростью принялась за уборку. Через каких-то полчаса руки ее стали шершавыми от едкого моющего раствора, разведенного в ведре, а глаза покраснели от копоти, летевшей от плиты. Во всяком случае, ей хотелось так думать.

Она драила ванну до того, что повредила на ней эмаль; она сломала ноготь, отчищая раковину в кухне; она вытряхивала коврики, и пыль летела ей в глаза, в рот и на волосы. А Джесси все не возвращался.

Он вернулся только в полдень.

Мэг сидела за столом, обхватив голову руками, когда услышала, как подъехала машина. Джесси вошел в дом, и она устало взглянула на него. Она хотела сохранять спокойствие и рассудительность. Она пыталась убедить себя в том, что у нее это получится.

Но когда Мэг увидела, что вид у него обеспокоенный, и роняла, что он отлично знал, как сильно она будет расстроена, все ее благие намерения тут же улетучились.

— Ты, жалкий, лживый… ковбой! — выкрикнула она в сердцах.

Он вздрогнул, как от удара.

— Послушай, подожди минуту, не срывайся с цепи…

— Минуту?! Я прождала несколько часов! — Она вскочила, упершись руками в стол. — Ты помнишь, что мы собирались поговорить с самого утра?

— Конечно, помню. — На его лице появилось знакомое непробиваемое выражение.

— Ну и что?

— Что — ну и что?

— Не слышу объяснений! — Она запустила руку в волосы и старалась сдержать дрожь. — Господи, я так и знала! Почему я только позволяю тебе так со мной поступать?

— Да погоди минуту! — Ответная злость исказила его черты. — У меня утро наступило в шесть пятнадцать. И я был здесь. А где была ты?

— Ты прекрасно знаешь — там, где ты меня оставил!

— Ну вот он я. Что так загорелось, я не понимаю?

Оба они стали кричать, и Мэг вдруг осознала, что после этой невероятной ночи они стали еще дальше друг от друга, чем раньше. То, что она ошибочно приняла за любовь, было всего лишь сексом, превосходным сексом, и ничем больше. Но ей этого было мало. Ее била дрожь.

— Сейчас меня интересует только Рэнди, — крикнула она срывающимся голосом. — Кроме него, я ни о чем с тобой говорить не буду, ни сейчас, ни потом!

— Ты это серьезно? — Он надвигался на нее, она отступала. — После этой ночи…

— Эта ночь была ошибкой, самой большой ошибкой в моей жизни! Избавь меня, пожалуйста, от унизительных воспоминаний.

Сердце ее было разбито, и она не замечала, что Джесси стоит как громом пораженный. Мэг рванулась в сторону, но он схватил ее за руку, не давая уйти.

— Теперь уже я хочу поговорить, — мрачно заявил он.

Даже испытав такое разочарование, как сегодня, Мэг не могла спокойно реагировать на его прикосновение. Она пристально посмотрела на удерживавшую ее руку Джесси.

— Да, — глухо сказала она, — нам нужно поговорить о Рэнди. Но сначала убери свою руку и никогда больше ко мне не прикасайся.

Он взглянул на нее так, словно она ударила его по лицу, но руку выпустил.

— Ты именно так ставишь вопрос?

— Да, и только так.

Он пожал плечами и повернулся к ней спиной.

— Ну так как, Джесси?

Он продолжал молчать.

— Я потрачу здесь еще одну неделю ради Рэнди — и уеду. Не хочу тратить попусту время и играть с тобой в глупые игры.

Сначала она даже подумала, что Джесси вообще не собирается отвечать. Но тут он заговорил, и от его голоса по спине у нее побежали мурашки.

— Глупые игры? Вот это ты точно заметила.

— Он не будет ходить в эту школу для маменькиных сынков, и точка!

— Это одна из лучших школ в стране, если не в мире. Он научится…

— Почему ты хочешь от него избавиться? Мне всегда казалось, что ты его любишь, но теперь у меня возникает вопрос…

— Да как ты смеешь! Это дневная школа, в центре Бостона! Он будет дома каждый вечер и все выходные. Он будет…

— Все свое время проводить в автобусах? Не выйдет!

— Его будет отвозить Харрис. И забирать — тоже. Ради Бога, Джесси…

— Что, дедушкин шофер? Понятно. Это школа не только для маменькиных сынков, но еще и для снобов, правильно? Он не будет ходить в такую школу, и покончим с этим!

— Нет, на Рождество он к тебе не поедет.

— Почему же — нет? Много он увидит в Бостоне у разукрашенной елки, распевая песенки за столом? Или чем там еще вы, аристократы, занимаетесь?

— Поосторожнее!

— Ну конечно, ведь мои предки не на «Мэйфлауэр» приплыли, а я — деревенщина. И не важно, что Таггарта дрались при Аламо.

— При Аламо и при падении с головы шляпы — как же, знаем… Все вы, техасцы, одинаковые. Вы считаете, что везде восточное Миссисипи слишком многолюдно и тесно, жить невозможно. Но это только убеждает меня в том, что вы-то и есть настоящие снобы! Во всяком случае, Бостон — цивилизованное место…

— Ты хочешь сказать, что Техас — нет? Осторожнее, Маргарет, ты зарываешься.

Так продолжалось два первых дня этой последней недели. Сорок восемь часов сплошного кошмара. На третий день Мэг была сыта по горло.

Иначе она никогда бы не отправилась в Хеллс-Беллс одна.

Мэг вовсе не собиралась заходить в салун. Просто так получилось. Она шла из «Техасской розы» — лавчонки с лекарствами и всякой всячиной — к своей машине, но, повинуясь внезапному порыву, распахнула створчатые двери салуна и плюхнулась на высокий табурет у стойки аляповатого бара.

Бармен (лицо его показалось знакомым), полноватый мужчина с загнутыми вниз усами, оторвал глаза от стойки, которую он тщательно натирал.

— Розовый вермут, пожалуйста, — объявила Мэг, выложив на стойку пакет, в котором лежали солнцезащитный крем и коробочка с ниткой для чистки зубов. — Я пропустила завтрак. У вас здесь кормят?

Бармен, похоже, растерялся.

— После шести, — сообщил он. — Как насчет шабли? Мы розовое вино не подаем, не больно-то оно надежное.

— Пусть будет шабли.

— У нас есть чипсы, — услужливо предложил бармен, откручивая колпачок бутылки.

Он огляделся в поисках подходящего бокала и извлек один из глубины полки.

— Попозже сюда заявятся пижоны, чтобы расслабиться, вот тогда мы и выставим съестное: вареные яйца, сосиски и еще что-нибудь.

Мэг заметила, что бокал пыльный. Поймав ее взгляд, бармен сполоснул бокал и протер полотенцем, которым только что полировал стойку. Затем налил вина и поставил бокал перед Мэг.

— Вы и впрямь будете пить это на пустой желудок, миссис Таггарт?

— Вы правы, не стоит. — Она вздохнула. — Возьму, пожалуй, чипсы. Вообще-то я зашла не за выпивкой, а просто так, посидеть. — И чтобы не возвращаться домой, добавила она про себя.

— Ну да, — понимающе кивнул бармен. — Нашим пижонам здесь тоже нравится.

Мэг понимала почему. Здесь все было именно так, как и должно быть в салуне на Диком Западе: от вычурного бара в викторианском стиле до картины на стене с пышнотелой обнаженной красоткой. В этот час в салуне было почти пусто. Парочка средних лет, похоже туристы, переговаривалась за столиком в углу, да еще пожилой мужчина, видимо местный завсегдатай, потягивал пиво в дальнем конце зала.

Бармен сорвал с прищепки пакетик с чипсами и послал его Мэг. Пакетик проехал по полированной стойке красного дерева. Мэг ответила улыбкой.

— Мы раньше не встречались? — спросила она. — Вы знаете, как меня зовут, а я что-то не припомню, чтобы…

— А чего вам помнить! Я Билли Воун. А тот оболтус, который чуть было не убился на празднике Четвертого июля, — это мой парнишка, Малыш Билли.

Он сердито нахмурился. Мэг почувствовала, что краснеет.

— Джесс немного хватил через край, — пробормотала она. — Извините, если он вас обидел.

Билли удивленно посмотрел на нее.

— Да какое там обидел! Еще повезло, что Джи-Джи оказался там. Знаете, он ведь вырос на моих глазах. Парень что надо… Только вот думаю, ему не больно-то понравится, что его жена потягивает винцо средь бела дня.