Газеты и теленовости буквально пестрели сообщениями об убийстве двух актеров.

У нас мгновенно появилась сотня подсказок, по большей части, к сожалению, указывавших лишь неверное направление. Мы узнали, к примеру, что Дару Грей и Эндрю Коттона видели практически во всех клубах и отелях Вегаса, а работать с такой информацией просто невозможно. Версию о том, что убийц скорее всего несколько групп, мы решили не освещать в прессе. Воспринять подобную новость Калифорния и Невада не были готовы.

Кайл Крэйг решил, что на несколько дней задержится. Я, безусловно, тоже. Нынешнее дело относилось к разряду особо важных, а страсти только разгорались. К расследованию подключилась тысяча сотрудников местной полиции и агентов ФБР.

А убийства больше не повторялись.

Создавалось такое впечатление, что, проявив высочайшую дерзость, преступники взяли и испарились. Или мы просто больше не находили тел.

Я ежедневно разговаривал с бихевиористами из научного отдела ФБР в Квонтико, но никто из них до сих пор не мог дать убийцам ни одной более или менее точной характеристики. Не приходило интересных идей и догадок и в голову Джамиллы.

Мы все как будто зашли в тупик.

А убийцы прекратили убивать.

Почему? Что происходит? Может, их напугало придание делу слишком широкой огласки? Или что-то еще? Куда они исчезли? И сколько их было?

Спустя некоторое время я начал собираться домой. Кайл не стал возражать. Я отправился в Вашингтон со смешанным чувством радости и дискомфорта. Я ничего не смог сделать, а убийцы спокойно гуляли на свободе, не тяготясь тем, что натворили.

К своему дому на Пятой улице я подъехал в понедельник после обеда. Его фасад показался мне немного обветшавшим, но до боли родным и успокаивающим. Я подумал, что непременно должен заняться ремонтом. И даже обрадовался этой мысли.

Дома не оказалось никого. Ни души. Я отсутствовал целых две недели.

Мне так хотелось преподнести своим появлением сюрприз хотя бы кому-то из детей!.. Ничего не вышло. По всей вероятности, мои домашние куда-то уехали.

Я принялся бродить по дому, рассматривая его, замечая каждое произошедшее в нем за время моего отсутствия изменение.

На детском скутере «Рейзор» сломалось заднее колесо. Хоровой наряд Деймона в полиэтиленовом пакете висел на лестничных перилах.

Я ощущал себя чертовски виноватым, и царившее в доме спокойствие ничуть мне не помогало. Я взглянул на фотографии в рамках на стене. На наш с Марией свадебный снимок. На изображения Деймона и Дженни. На карточку малыша Алекса. И на фотографию хора мальчиков, которую сделал я сам в Национальном соборе.

— "Папа дома, папа дома", — запел я песенку шестидесятых, заглядывая в спальни наверху.

Но никому не было дела ни до моего пения, ни до попыток приподнять себе настроение.

Недалеко от нашего дома располагались Капитолий и Библиотека конгресса. Иногда Нана любила водить туда детей. Может, и сейчас они там?

Я вздохнул и в который раз задался вопросом: не пора ли мне завязать с детективной деятельностью? А впрочем, я твердо знал, что от принятия окончательного решения меня удерживает одно важное обстоятельство: я люблю свою работу. Если не принимать в расчет нынешний проигрыш, я всегда добивался в расследованиях какого-то успеха. За последние два года мне удалось спасти несколько человеческих жизней. ФБР постоянно втягивало меня в распутывание самых сложных преступлений. Я подумал вдруг о том, что просто тешу свое ущемленное самолюбие. И заставил себя отделаться от дурацких мыслей, выбросить их из головы.

Приняв горячий душ, я переоделся в футболку, джинсы и домашние шлепанцы. И почувствовал долгожданное облегчение, будто вернулся наконец в собственную шкуру. В эти минуты я, наверное, даже смог бы убедить себя в том, что ужасные вампиры-убийцы навсегда ушли из моей жизни. По крайней мере мне хотелось верить, что они залезли в свои могилы и больше никогда оттуда не выберутся.

Я прошел в кухню и достал из холодильника бутылку колы. На двери висели придуманные детьми истории — «Межгалактическая встреча» Деймона и «Марина Скарри снова спасает мир» Дженни.

На столе я увидел книгу. «Десять ошибок — и жизнь чернокожей женщины разрушена». Нана опять почитывала легкую литературу. Я заглянул в книгу, боясь прочесть в ней, что одна из ошибок темнокожей женщины — это я.

На застекленной террасе в кресле-качалке Наны спала кошка Рози. Услышав мои шаги, она раскрыла глаза и зевнула, но не спрыгнула и не потерлась о мою ногу. Меня слишком долго не было дома.

— Предательница, — сказал я, подошел и почесал ее за ухом.

Рози не сопротивлялась.

Во дворе послышались шаги, и я поспешил в прихожую, чтобы открыть дверь. И согреться наконец светом всей моей жизни.

Деймон и Дженни уставились на меня и закричали:

— Кто ты такой? И что делаешь в нашем доме?

— Очень смешно, — ответил я. — А ну-ка быстренько обнимите папу! Живо!

Они бросились мне на шею, и от радости у меня зашлось сердце. Я был дома, в лучшем месте на всей земле.

Внезапно на ум пришла кошмарная мысль. Известно ли о моем возвращении Дирижеру? Не опасно ли мне и моей семье находиться в собственном доме?

Когда жить просто и приятно, чувствуешь себя замечательно. Так, наверное, и должно быть. В субботу утром мы с Наной взяли детей и отправились в наше самое любимое во всем Вашингтоне место — комплекс Смитсоновского института. Решение побывать в Смитти, как его с раннего детства называла Дженни, мы дружно приняли всей компанией.

Спор разгорелся лишь по поводу того, куда по приезде в Смитти пойти в первую очередь.

Право выбора мы в конце концов предоставили Нане: ей перед возвращением с маленьким Алексом домой давалась возможность пробыть в Смитсоновском не более двух-трех часов.

— Подожди, я угадаю! — воскликнула Дженни, закатывая глаза. — Музей африканского искусства?

Мама Нана погрозила Дженни пальцем.

— А вот и нет, мисс Всезнайка! Я желаю посетить павильон «Искусство и промышленность». Сегодня мне захотелось туда. Удивлены, юная леди? Думали, Нана — создание занудное и никогда не изменяет своим привычкам?

К разговору подключился и Деймон.

— Нана хочет в «Искусство и промышленность», потому что там показана история развития фотографии. Нам об этом рассказывали в школе. В «Искусстве и промышленности» есть классные снимки темнокожих ковбоев. Верно, Нана?

— Верно, верно. Там можно много чего увидеть, — ответила Нана. — Ты удивишься, Деймон и, быть может, сильнее увлечешься фотографией. И вы тоже, Алекс и Дженни. В нашей семье фотографировать люблю только я.

Итак, первым делом мы отправились в павильон «Искусство и промышленность» и ничуть об этом не пожалели. Фотографии темнокожих ковбоев и многие другие снимки периода Гарлемского возрождения[4] произвели на нас неизгладимое впечатление.

У огромной фотографии с изображением снятых крупным планом нескольких джентльменов в костюмах, галстуках и цилиндрах мы на несколько минут задержались. Подобные вещи навсегда врезаются в память.

— Если бы я увидела таких людей где-нибудь на улице, обязательно сфотографировала бы их, — сказала Дженни.

Из «Искусства и промышленности» по настоянию Дженни мы пошли в планетарий — в четвертый, пятый или даже шестой, а может, и в седьмой раз. Кто считает? Потом мама Нана повезла маленького Алекса домой, а мы отправились в другие залы Национального музея авиации и космонавтики. Эту часть нашей культурной программы Дженни назвала «мальчишеской прогулкой вдоль самолетов и машин».

Но и ей все понравилось. И покачивавшийся над головами аэроплан братьев Райт. И праздничные лучи света, и натянутые вдоль стен белые полотна. И «Брайтлинг-Орбитер-3» — воздушный шар, на котором Бертран Пикар и Брайан Джонс впервые в истории облетели весь земной шар. И «Аполлон-11» — космический корабль, первым доставивший человека на Луну. Кто-то относится к подобным развлечениям весьма цинично, кто-то предпочитает их всем остальным. А я просто уверен, что они помогают жить и доставляют много радости.