Она отправила меня на шестой этаж. Бобби готовили к операции, и я успела как раз вовремя.

– Ох, Бобби, я чуть с ума не сошла, когда мне позвонили!

– Ничего, врачи говорят, что я выкарабкаюсь, – подмигнул он.

Я обняла его и лежала так, пока медсестра не тронула меня за плечо со словами: «Ему пора». Мне не хотелось отпускать Бобби, и когда его увозили, я смотрела вслед с мыслью, что все произошло из-за меня.

Операция тянулась невыносимо долго. Все это время я безостановочно ходила туда-сюда по коридорам больницы и прошагала мили три, не меньше. Проходя мимо окна, я посмотрела, что идет в кинотеатре внизу. Афиша над входом гласила: «Голубые небеса», в главной роли – Бинг Кроссби»[15]. Я глядела, как гуляют, держась за руки, парочки, в основном, совсем юные, и завидовала. Как бы мне хотелось повернуть время вспять и сделать все правильно, чтобы не было ни боли, ни сожалений!

Какое-то время я наблюдала, как люди занимают очередь за билетами на фильм, и вдруг увидела Эллиота. Из-за высокого роста он выделялся в любой толпе. И он был не один. Рядом стояла Фрэнсис.

– Миссис Литлтон, – позвала меня медсестра, стоя в дверях.

Я с трудом заставила себя отвернуться от окна. Словно застряла между двумя мирами.

– Да? С ним все в порядке? Скажите, что у него все хорошо!

– Ваш муж настоящий боец, – улыбнулась она. – Операция прошла успешно, но впереди тяжелый восстановительный период, и вам придется круглосуточно быть рядом.

Я кивнула.

– Да, кстати. Мне нужно ваше удостоверение личности, чтобы оформить документы на выписку.

Я потянулась за сумочкой, однако ее нигде не было. Она так и осталась в ресторане той ночью, когда я ездила к Эллиоту. Уму непостижимо!

– Извините, похоже, я оставила сумочку дома.

– Ничего страшного, – успокоила меня медсестра. – Обойдемся и так.

– Спасибо. Могу ли я его увидеть?

– Да, только не забудьте, что он еще не совсем пришел в себя после наркоза.

Я пошла за ней в послеоперационную палату и там увидела Бобби. Он лежал с закрытыми глазами.

– Привет, Бобби! – сказала я, гладя его руку.

Он открыл глаза и улыбнулся.

– Я же говорил, что выкарабкаюсь!

Бобби, в отличие от меня, никогда не нарушал обещания».

Наутро мы с Би вышли к завтраку уже после десяти часов. В воздухе чувствовалось горе.

– Доброе утро, – слабым голосом поздоровалась тетя.

Я впервые увидела ее в ночной рубашке и халате. В этом наряде она выглядела гораздо старше.

Сказав, что пойду за газетой, я вышла на крыльцо и обнаружила «Сиэтл таймс» в луже грязи под кустами роз. Хорошо хоть, что ее предварительно упаковали в коричневый пластиковый пакет.

– Похороны послезавтра, – произнесла Би, не глядя на меня.

Должно быть, она просто говорит это вслух, пытаясь убедить себя, что смерть Эвелин не страшный сон, подумала я.

– Чем я могу помочь?

Би покачала головой.

– Всем занимается семья ее мужа.

Пока тетя сидела, глядя на залив, я готовила яичницу-болтунью и вспоминала Джоэла и то утро, когда он рассказал мне о Стефани. Надо же, а я и забыла, что разбила тогда тарелку из сервиза на двенадцать персон, который нам подарили на свадьбу. Из уотерфордского фарфора, белый, с широким серебряным ободком и такой дорогой, что продавщица в универмаге «Мэйсис» немного поахала, когда мы добавили его к списку подарков.

– Забавно, – сказала я Би, помешивая яичницу в сковородке лопаточкой.

– Что, детка? – тихо спросила она.

– Я разбила тарелку.

– Сейчас?

– Нет, дома, когда Джоэл сказал, что уходит.

Би сидела неподвижно, глядя перед собой невидящим взглядом.

– И не расстроилась. А теперь вспомнила то утро, и, честно говоря, мне больше жалко тарелку, чем Джоэла.

Уголки тетиных губ слегка дрогнули.

– Прогресс!

Я тоже улыбнулась и вручила Би тарелку.

– Яичница и тосты.

Би сказала мне спасибо, но ничего не съела. Ни кусочка.

– Прости. Знаю, что вкусно, просто я…

– Ничего, я понимаю.

– Пойду к себе, прилягу.

Тяжело переставляя ноги, она побрела по коридору. Я смотрела ей вслед, чувствуя, как перехватывает горло.

Я решила одеться и убрать в доме. Нет ничего более удручающего, чем немытая посуда или захламленная гостиная. К одиннадцати все сверкало. Телефон зазвонил, когда я драила кухню. Бросив довольный взгляд на свою работу, я взяла трубку.

– Алло?

– Привет, Эмили! Это Джек.

– Привет.

До чего приятно вновь услышать его голос!

– Как вы там? Как тетя?

– Держится.

– А ты?

– Тоже.

– Буду очень рад тебя увидеть. В любое время, когда захочешь.

– Ну, Би сейчас спит. Думаю, ты можешь прийти.

Джек появился примерно через полчаса. Похоже, ему понравился дом; вернее, Джек смотрел на него с благоговейным трепетом.

– Здесь так красиво! – сказал он, оглядываясь по сторонам. – Мне всегда хотелось узнать, что тут.

– Наверное, представлял себе чудовищ и привидения?

– Ага! И гремлинов.

Мы пошли в ланаи, и я закрыла дверь под предлогом, что боюсь потревожить Би, хотя на самом деле просто не хотела, чтобы она разволновалась, если вдруг выйдет из спальни и наткнется на Джека.

– Может, лучше спрячемся в чулане? – предложил он с озорной улыбкой.

– Может, и спрячемся, – ответила я в тон, когда мы сели на диван лицом к заливу.

Джек взял меня за руку, а я положила голову ему на плечо. Какое-то время мы сидели молча, смотрели, как взъерошенный дрозд с рыжей грудкой подцепил клювом веточку и взлетел на дерево неподалеку.

– Этот остров – идеальное место для писателей, – заметил Джек.

Я кивнула.

– Да, здесь полно сюжетов.

– Я вот что думаю… Ты сказала, что ищешь вдохновение для следующей книги. А тебе не хотелось написать историю об этом месте? Чтобы действие происходило на острове Бейнбридж?

Я выпрямилась и посмотрела на Джека, который сидел с задумчивым видом. Он любил остров так же сильно, как я, о чем свидетельствовали его картины. Но в его словах я услышала нечто более глубокое, исполненное тайного смысла, и теперь вглядывалась в лицо Джека, пытаясь отыскать разгадку.

– В моем сердце уже есть история, – осторожно сказала я, глядя на старую вишню, которая много лет с замечательной стойкостью принимала удары северного ветра. Я часто забиралась на нее в детстве, часами сидела среди ветвей, поедая кисло-сладкие вишни, и придумывала истории о других маленьких девочках, которые залезали на дерево задолго до меня. – Наверное, я боюсь.

Джек перевел взгляд на меня.

– Чего?

– Боюсь, что не смогу изложить ее красиво и убедительно, а она этого заслуживает. Моя первая книга была… совсем другой. Нет, я, конечно, горжусь ею…

Джек смотрел на меня, как будто точно знал, что я хочу сказать.

– Она шла не от сердца, да?

– Вот именно.

– Ты нашла, что искала? – спросил он, глядя в окно на птиц.

Я подумала о тетради в ящике комода в моей комнате и вдруг поняла, что отыскала нечто более важное: на страницах дневника и в объятиях Джека.

– Думаю, да, – прошептала я, переплетая пальцы с его пальцами.

– Не хочу, чтобы ты уезжала.

Его голос звучал сильно и уверенно.

– И я не хочу.

Мы долго сидели, обнявшись, и смотрели в окно, как волны бьются о берег.

Джек пригласил меня поужинать с ним в кафе где-нибудь в городе. Пойти с ним хотелось, но я не могла бросить Би, тем более сегодня. Он все понял.

– Я могу что-нибудь приготовить, но, боюсь, у меня нет кулинарного таланта, – сказала я Би, когда та вышла из своей комнаты.

– Глупости! Я научилась готовить только после шестидесяти. Это приходит с возрастом.