— Хороший спектакль, Элизабет, — процедил он сквозь зубы. — Я даже поверил поначалу.

— Какой спектакль? — невинно хлопала я ресницами. — Ты просто слишком рано вернулся. И убери свои грязные руки. Мне противно. Можешь хоть каждую ночь кататься в бордель. Но потом, пожалуйста, будь добр не мешать мне отдыхать.

Он дернул меня к себе, вперился в мои глаза взглядом самого дьявола. Казалось, во мне уже не осталось места страху. Слишком много всего бурлило внутри. Но вот бурю приморозил густой иней.

— Только посмей кого-то привести в нашу спальню! — рявкнул он.

Вконец обнаглел. Пока он будет развлекаться, я должна смирно спать в пустой кровати? А по его возвращении послушно раздвигать ноги?

— Хорошо, есть еще ванная, — улыбнулась я. — Туда можно?

— Элизабет... — мое имя опасно пророкотало на его губах, но меня уже было не остановить.

— Ладно, я могу никого не приводить, а сама ездить. Раз карту ты у меня забрал, то в следующий раз, когда поедешь в бордель, подкинешь меня до какого-нибудь клуба?

— Моя жена не будет шляться по клубам! — Демид стиснул мои плечи с такой силой, что я поморщилась. Моя жена... Звучит так сладко и притягательно, я на миг забыла, что лишь фиктивная.

— А в борделе мальчики есть? — продолжила я. — Бери меня тогда с собой.

Он в бешенстве зажал мне рот ладонью.

— Кончай ломать комедию, Элизабет. Ты у меня уже в печенках сидишь. Доиграешься до того, что твой каждый шаг и вздох будет контролировать моя охрана. В туалет тоже будешь ходить в сопровождении. А телефон тебе будут выдавать под присмотром.

Я онемела. Нет, только не это. Я так никакую информацию не смогу достать. И Игната убьют.

— Уяснила?

Машинально я закивала. И Демид медленно отвел руку от моего рта, сощурившись. Эта мрачная огненная ярость. это ведь ревность? Демид меня ревновал? О да, он поэтому набросился с кулаками на тех парней, хотя мог бы просто выгнать их, накричать на меня, пристыдить тем, что я порчу ему репутацию, ведь их могла видеть прислуга или кто -то из гостей.

Может, у меня все-таки больше, чем один маленький шанс на его чувства? От осознания этого у меня сладко затрепетало в груди. А в следующий миг тяжелый ботинок реальности беспощадно раздавил бабочек с радужными крылышками.

Ноль шансов у меня, ноль. Если я хочу, чтобы мои единственные родственники остались в живых.

— Почему я раньше не видел тот пеньюар? — Демид спустился настойчивой лаской по моему подбородку, обхватил рукой шею и потер пальцем чувствительную мочку уха.

— Потому что ты пропадал где-то ночью? — не удержалась я от шпильки, стараясь не обращать внимания на пожар под кожей.

— Надень его. Сейчас.

От приказного жаркого тона у меня подогнулись коленки. Держись, Лиза, держись. Изо всех сил. Прочь этот хмельной дурман из головы.

— Мне пора готовиться к банкету, — сказала я и попыталась выкрутиться. Тщетно. Его объятья — самая страшная ловушка. Чем сильнее пыталась из них выбраться, тем крепче Демид стискивал меня, разбивая на мелкие осколки волю.

— Банкет подождет.

Невозможно... Я таяла от его запаха и тепла, как чертово мороженое! Он скотина. Последняя сволочь. За ночь не натрахался?

— Ночью тебя плохо удовлетворили?

— Да, плохо, — уголок его губ поднялся в ухмылке. Что-то треснуло во мне. Закралось подозрение, что он, может, и не занимался сексом ночью вовсе.

Ага, приехал в бордель и не смог выкинуть меня из головы, поэтому дал всем отворот поворот. Не будь такой наивной, Лиза!

— Значит, смени шлюху. Я-то тут при чем?

— Слишком много разговариваешь. Займем твой рот другим делом.

Демид заткнул мне рот поцелуем, и в голову словно ударило сладкое шампанское. Возмущения утонули в горле. Я лупила кулаками по его твердокаменной груди и, похоже, делала больнее себе, а не ему.

От его горячих настойчивых губ невыносимо больно. Нервы будто ощетинились иголками. Демид оборачивал мою ненависть к нему — и она набрасывалась на меня.

Несмотря ни на что я не должна бы ему сопротивляться. Хоть он после борделя, хоть еще после чего... Если буду плохой женой, он или охрану двадцать четыре часа в сутки приставит, или чего хуже сделает мне.

Но я не могу предавать и отвечать на поцелуи, улыбаться как ни в чем не бывало. Не могу одновременно бороться со своими чувствами, чтобы равнодушно доносить информацию, и отдаваться ему.

С усилием я оторвалась от его губ, запрокинув назад голову. Уперлась руками в его грудь, безнадежно пытаясь.

— Отпусти! Зачем трогать меня, когда у тебя любовниц немерено, готовых на все?

Демид надавил рукой на талию и прижал меня еще ближе. Между нами заискрила теснота. В мой живот уперлась каменная эрекция. Другая его рука забралась мне в волосы, зафиксировала голову, чтобы я больше не смогла отвернуться.

— Потому что ты отдала мне всю себя, — рокотало горячее дыхание по моим губам. — Отказываться поздно.

Да, я знаю, что меня сковали по рукам и ногам, окружили со всех сторон. И чтобы найти выход, нужно наступить себе на горло. Демид своим желанием делал все только хуже, хуже, хуже! Почему он не мог оставить меня в покое?!

— Ты требовал, чтобы я держала мои чувства при себе. Держи свои при себе тоже! Особенно, ревность.

Он нахмурился, скривившись, будто съел пол-лимона. Меня прошило мучительной болью. Я не должна была ожидать другую реакцию.

— Не придумывай себе чепухи.

— Я ж не слепая, — попыталась вернуть себе хоть немного побитой гордости. Все равно наше будущее останется только в моих мечтах. — Я тебе нравлюсь, только ты себе в этом не признаешься.

На его губах мелькнула саркастическая улыбка и растаяла, сменившись суровостью. Смешно ему.

— По тебе психбольница плачет. — Он цепко схватил меня за руку и поволок за собой в спальню. — Знал бы, что ты невменяема, вышвырнул бы из квартиры вон.

— Знала бы я, какой ты подонок, никогда бы у тебя не попросила помощи!

Демид толкнул меня на кровать и швырнул мне пеньюар, который я бросила в кресло, когда спешила на встречу к брату.

— Надевай быстро. Не зли меня, — говорил он, снимая свою рубашку. Хотелось метнуть ему эту полупрозрачную ткань обратно, расцарапать лицо, прокусить его наглые губы. Он не позволил мне побыть наедине с собой, облегчить муки слезами. И мне надо хоть во что-то их выплеснуть.

К черту все... Пусть трахнет меня. Так, что я забуду не только о брате, но и свое имя.

Хоть ненадолго. До банкета.

Я стащила с себя подрагивающими пальцами платье, откинула его к креслу — не долетело, шмякнулось на ковер. К черту, все к черту. Этот пеньюар почти ничего не скрывал, но, может, Демид хотел снять его с меня сам. Или даже не снимать, а трахать и смотреть, как нежная ткань ласково качается на мне.

Одевшись, я легла в соблазнительную позу, чувствуя, как каждый нерв искрит и вибрирует в ожидании.

— Становись на колени. Лицо в подушку.

Вот так, сразу? Но Демид, раздевшись, уже полностью был готов. Идеально вылепленные бугры мышц приковывали взгляд. Я хотела, чтобы он накрыл меня собой, сдавил мое хрупкое тело своими мощными руками. Сдавил до хруста, до сладкой боли. Чтобы его колючая щетина царапала кожу, влажную после поцелуев.

Но ему не надо прелюдий — он слишком зол для нежности, его вздыбленный член окаменел от желания таранить меня до крика. До безумия. И он не хочет ждать.

— Элизабет! — громыхнуло мое имя. — Тебе нужно повторять дважды?

Он двинулся к кровати с таким видом, будто собрался меня утопить в подушках. Сердце подскочило и лихорадочно затрепыхалось, но я осталась лежать в той же позе.

— Поставь сам, как тебе нужно.

Кровать прогнулась под его весом. Чем ближе он, тем шальнее носилась горячая кровь по венам. Он сжал пальцами мой подбородок, приподнял мою голову, заставляя смотреть себе в глаза.

Ты слишком дерзкая последнее время. С какой стати осмелела?

Где-то между слепой надеждой и обреченностью я потеряла часть себя. Или, может, обрела то, что поможет мне не сгинуть, не сгореть в его ярости, не быть раздавленной окончательно его сокрушительной энергией.