Осталось восемь недель.

Я справлюсь.

Пятница, 29 апреля (Скаут)

Мы в Канзас-Сити, Миссури. Никогда не была на западе. Тут все спокойно и стабильно. Не могу этого объяснить. Как будто люди здесь постигли смысл бытия.

Никто никуда не торопится. Жаль, что я не могу так жить. Мой мозг постоянно в работе. Вот что происходит, если ты вырос в Нью-Йорке, городе, который никогда не спит. Иногда мне так хочется отключиться от всего, но я не могу. Это просто глупо и нереально. Жизнь — это борьба. И я в ней — борец. У меня хорошо получается защищать себя в случае необходимости.

Телефон начинает звонить, когда я стою на улице возле автобуса.

— Привет, Джейн, — с облегчением говорю я. В последний раз мы разговаривали несколько дней назад, и я начала беспокоиться. Мне нужно знать, что у нее все в порядке.

— Привет, Скаут. — Судя по голосу, она счастлива. Меня это радует, потому что я редко слышу искреннюю радость в ее голосе.

— Как дела? Есть что-нибудь интересное на повестке дня? — спрашиваю я. Мы всегда начинаем наши разговоры с этой фразы. Даже если я и не хочу обратно домой, все равно должна знать, что там происходит. И что с Джейн все хорошо. Мы общаемся раз в несколько дней. Я скучаю, но не по дому, а по чувству дома; по безопасности, или иллюзии безопасности. Я — человек привычек. И скучаю по своей обычной жизни.

— Пакстон дома в эти выходные. Через час мы собираемся на ланч. Я встречаюсь с ним возле кафе "У Паскуаля". — Она нервничает. Наверное, даже немного напугана. Пакстон — ее сын и у них чрезвычайно натянутые отношения. Ему семнадцать, он мой двоюродный брат и мы выросли вместе. Даже, несмотря на шестилетнюю разницу в возрасте, мы очень близки. Он мой лучший друг. Пакстон учится в интернате в Бостоне и ненавидит это место: саму школу, испорченных детишек, которые его окружают, изоляцию. Оно душит его, и я не виню его в этом. Это место изменило его, он стал более замкнутым. Если коротко, то школа — это альтернатива родительскому воспитанию. Школа воспитывает детей, поэтому родителям не нужно быть, ну вы знаете, родителями. Потому что, честно признаться, на данном этапе своей жизни Джейн не может этого делать. И Пакстон не хочет, чтобы она имела к этому какое-то отношение. Мне не нравится быть между двух огней. Я пытаюсь выступать в роли миротворца, но обычно проваливаюсь на этом поприще.

Я держу трубку возле уха и не знаю, что сказать. Мне не хочется давать ей ложную надежду, потому что я знаю Пакстона. Не думаю, что он появится на ланче, но не могу заставить себя сказать это.

— Передавай ему от меня привет. И пусть позвонит. — Мы общаемся с ним каждый день, но я не хочу, чтобы она это знала.

Джейн вздыхает, и я слышу, что она сомневается даже по телефону. Ей не хочется сомневаться. Она хочет быть оптимисткой. Она мечтает об этом, как маленькие девочки мечтают быть принцессами и жить долго и счастливо. Но в реальности, Джейн вынужденная фаталистка. Ее судьбой управляет болезнь. И это причина, по которой Пакстон отказывается находиться рядом с ней.

— Передам, — наконец, говорит она. Джейн пытается улыбнуться, но ей не удается. Я слышу это по колебаниям в ее голосе.

Пытаясь приободрить ее, я добавляю:

— О, и по дороге домой не забудь остановиться в "Свит Тритс" и съесть за меня кусочек морковного чизкейка. — Джейн любит морковный чизкейк, он всегда поднимает ей настроение. И мне тоже. Хотя бы раз в месяц мы посещали "Свит Тритс" и заедали все плохое чизкейком. Это лекарство практически от всего. Ненадолго, но все же.

Она сразу же веселеет.

— Так и сделаю. Знаешь, я не ходила туда с тех пор, как ты уехала. Думаю, настало время это исправить.

Я согласно киваю головой, хотя она меня и не видит.

— Определенно.

— А как у тебя дела? — меняет тему разговора Джейн.

Я пожимаю плечами.

— Также. Еще восемь недель. Я справлюсь. — Я должна.

— Ты можешь справиться с чем угодно, Скаут. — Она всегда ободряет меня... и только меня. А сама живет по-другому, как будто расплачиваясь за все свои неправильные поступки и за те вещи, которые она ненавидит в себе. Мне всегда казалось, что Джейн из тех людей, которые не понимают, что у них есть потенциал, или сила, чтобы пробудить его. Она просто плывет по течению жизни, не участвуя в ней.

— Спасибо, Джейн. Тебе, наверное, пора на ланч. — Мне не хочется произносить следующие слова, потому что если Пакстон не появится, то она будет раздавлена этим. Тем не менее, я говорю: — Позвони и дай мне знать, как дела у Пакстона.

— Хорошо. — В ее голосе уже чувствуется разочарование и сомнение. Мне бы так хотелось помочь ей.

***

Через четыре часа приходит сообщение от Джейн.

«Пакстон не появился».

Я не хочу ей ничего отвечать. Не хочу признавать ее боль, потому что в таком случае она станет реальной. Но все же отправляю смс с единственными словами, которые кажутся мне искренними.

«Мне жаль».

Джейн никак не реагирует на это. Да и что она может сказать?

Суббота, 29 апреля (Скаут)

Вчера Пакстон так и не позвонил мне. Я знаю, что он зависает с друзьями, раз уж оказался дома на все выходные. Он не так часто приезжает, так что я понимаю, что он занят. Тем не менее мне нужно быть уверенной, что с ним все в порядке.

«В НЙ в эти выходные?»

Ответ приходит практически незамедлительно.

«Завтра вечером возвращаюсь в тюрьму»

«Веселишься?»

Господи, надеюсь, что это так.

«Тусуюсь сегодня с Киско»

Значит, да. Киско — один из его ближайших друзей. Они знают друг друга с пяти лет.

«Отлично. Дай мне знать, когда вернешься»

«Конечно» 

Четверг, 4 мая (Скаут)

Единственное, что мне нравится в Густове — его любовь к матери. Он разговаривает с ней по телефону каждый день после обеда. До вчерашнего дня я и не знала, что он звонит именно ей.

Каждый день.

После обеда.

И теперь меня так и тянет подслушать. Зачем рок-звезда звонит матери каждый день? Это делает его человечнее.

Не поймите меня неправильно, Густов все так же мне не нравится. Просто теперь я рассматриваю его как кого-то более реального. Вот и все.

Осталось еще пять недель, и я свободна.

Еще.

Пять.

Недель.

Пятница, 5 мая (Гас)

Вернувшись в автобус после саундчека, я обнаруживаю стопку чистого, свернутого белья на кровати. Мои простыни. И одежда. Все. Чистое. Чистое настолько, что хочется зарыться лицом и вдыхать запах следующие несколько часов, потому что оно пахнет хорошей погодой. Я не стирал белье с тех пор, как мы отправились в турне. А если учесть, что сменных комплектов было немного...

Нетерпюха выходит из ванной и ловит меня за тем, как я нюхаю пару носков.

Именно в этот момент я складываю "два и два".

— Ты постирала мою одежду?

Она пожимает плечами и отводит от меня взгляд. Как и всегда.

— Она воняла так, как будто здесь кто-то сдох. Давно было пора. Как минимум, две недели назад.

Неожиданно я замечаю стикер рядом с бельем.

Когда твои джинсы начинают стоять колом, значит пришло время их стирать. Рада была помочь.

Я киваю и возвращаюсь к прерванному занятию с носками. От них нереально хорошо пахнет.

— Знаю, это не твоя работа, но все равно спасибо.

Осмотрев стопку, я замечаю, что в ней в два раза больше нижнего белья и носков, чем у меня было.

— Эй, либо мои носки и трусы размножаются в прачечной как кролики, либо кто-то купил их мне. — Поворачиваюсь и вопросительно смотрю на нее.

Нетерпюха хватает с кровати свою сумку и быстро направляется к двери.