Я теряю разум, когда он проскальзывает внутрь, и она плотно обхватывает меня. Никогда не чувствовал ничего подобного. Никаких барьеров, просто ощущение влажной теплой кожи. Вот это близость. Теперь я это понимаю.

Обхватываю ее бедра руками и направляю их вверх и вниз, вперед и назад. Мы двигаемся в унисон, я не могу отвести глаз от ее тела, сидящего на мне. Двигающегося на мне. Она чертовски сексуальна.

Прижимая Опти ближе, переворачиваю нас, устраиваюсь между ее ног, кончиком языка провожу по ложбинке между ее грудей, медленно поднимаюсь выше, нежно засасываю основание шеи и начинаю двигать бедрами. На каждый мой толчок она отвечает своим. Я знал, что Опти изящна и грациозна. Я наблюдал, как она катается на серфе. Я видел, как она танцует и играет на скрипке. Но ничего из этого не сравнится с тем, что она делает сейчас подо мной.

Что она делает со мной? Это завораживает. Я не могу отвести от нее глаз.

Мне хочется большего. Беру ее колено и сгибаю его так, чтобы можно было войти глубже. В ответ на это она вскрикивает.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Да, — довольно вздыхает она.

Черт. Мои толчки становятся быстрее, мы оба уже готовы. Я это чувствую. Она стонет, сжимаясь вокруг меня, а я добровольно, с жадностью, до последней капли отдаю ей каждую частичку своего желания и каждую унцию своей страсти.

Мои губы находят ее, и она отвечает так, как будто нас ждет конца света. Этот поцелуй — предвестник эйфорического взрыва.

А потом Опти сотрясает оргазм и это самое прекрасное, что я видел в своей жизни. Я извергаюсь вместе с ней.

— Люблю тебя, — задыхаясь, произношу я.

Опти тяжело дышит и улыбается, застенчиво закусив нижнюю губу. Она выглядит уставшей.

Я целую ее в кончик носа и скатываюсь на кровать. А потом мы долго пристально смотрим друг другу в глаза. И даже, когда проходит стеснение, не произносим ни слова. Думаю, мы оба пытаемся осознать произошедшее. Я стараюсь зафиксировать в памяти каждую минуту, так как в глубине души знаю, что этого больше не произойдет. Мне просто преподнесли подарок. И я буду хранить его всю оставшуюся жизнь.

С кровати подо мной раздается кашель Франко и, открыв глаза, я снова оказываюсь в гребаном настоящем.

Воскресенье, 5 февраля (Гас)

Вчера вечером меня, судя по всему, вырубило после двух-трех банок легкого пива. Честно, я не помню ничего. Полагаю, концерт пришлось отменить из-за моей неожиданной "болезни". Его перенесут на конец тура. Все были раздражены, но мне было все равно. Как это, черт возьми, печально! Робби наорал на меня и приказал: "вытащить эгоистичную гребаную башку из задницы". За пять лет нашего знакомства я никогда не слышал, чтобы он кричал. Это должно было как-то повлиять на меня, но не повлияло.

Разумная часть меня понимает, что я подвожу их.

Остальным частям на это наплевать.

Вторник, 7 февраля (Гас)

В обед меня будит звук голоса Франко, раздающийся из передней части автобуса — он говорит с женщиной. Это интригует, потому что мы движемся, а значит еще не доехали до места назначения, что в свою очередь означает, что в этом транспортном средстве не должно быть никаких женщин. Прислушавшись, я узнаю, что Гитлеру пришлось уехать домой по семейным обстоятельствам. Как это плохо для него и прекрасно для меня. Его постоянное снисходительное отношение действовало мне на и так уже вымотанные нервы. Гитлера замещает новый тур-менеджер. Я слышу, как она рассказывает Франко о себе. Судя по всему, дамочка сравнительно недавно в этом бизнесе, но знает, что делает или очень хорошо притворяется. Оба варианта вполне мне подходят. Она амбициозно заявляет что-то типа: "я сделаю все, чтобы мы преуспели" и "удержались на плаву". Я чуть не рассмеялся – удачи!

Скатившись с кровати, я, пошатываясь, иду на их голоса. Замена сидит за столом позади водителя. Ее юбка настолько коротка, что, кажется, и вовсе отсутствует. Худые, длинные ноги скрещены и выставлены на обозрение в проходе. Они — первое, что вижу. Потом я замечаю ее блузку. Она стратегически расстегнута так, чтобы выделить внушительное декольте. Ну и в последнюю очередь я обращаю внимание на... ни на что, потому что все еще рассматриваю ноги и грудь. Сейчас февраль, мы находимся в Швеции (я так думаю), на улице лежит снег и адски холодно — она определенно одета не по погоде.

Секс. Не буду обманывать, это все, о чем я думаю в данный момент. Секс с этим телом. Где-то на задворках своего разума я чувствую себя ублюдком, за то, что перехожу сразу к этому.

Раньше секс для меня подразумевал исследование женского тела, наслаждение происходящим, совершенствование техники и своего рода близость. Наблюдать за тем, как женщина сходит с ума от удовольствия и страсти благодаря моим прикосновениям и телу — невероятно захватывающе и сексуально. У меня никогда не было отношений, но было много женщин. Я потерял девственность в четырнадцать, с семнадцатилетней девушкой и с тех никогда не останавливался. Не сказать, что я такой уж красавчик, но вполне привлекательный и женщинам, кажется, нравится мое тело. Мой рост шесть футов семь дюймов, я много катался на серфе, поэтому нахожусь в хорошей форме. Я — большой парень. Мускулистый. Цыпочкам нравятся большие парни.

Все изменилось в тот день, в августе, с Опти. Мы знали друг друга всю свою жизнь. Она была моей соседкой, лучшим другом. Я безумно любил ее, но она об этом не знала. Опти была смешной, язвительной, талантливой и чертовски красивой. Самое идеальное божье создание. Та ночь была исследованием, наслаждением и близостью. Она была эмоциональной; лучшая гребаная ночь в моей жизни.

Каким может быть секс после такого? Ответ: никаким. Каждая женщина, с которой я был после — просто трах. Простой и обычный трах — быстрый и грязный. Эгоистично? Да. Чувствуешь ли себя при этом куском дерьма? Да. Удивительно, но, несмотря на все это, количество желающих забраться ко мне в штаны не уменьшается. Нескромные, готовые на все особи — никакого стыда... никакой гордости. Но знаете что? Следить за двадцатипятилетней женщиной не моя работа. Кто-то явно не справился с воспитанием в этом плане. Поэтому, да, я позволяю им обслуживать себя.

Возвращаюсь мыслями к замене и перевожу взгляд на ее лицо. Хорошенькая, в коммерческом плане: большие темные глаза, высокие скулы, полные губы и толстый слой макияжа. Обычно я предпочитаю естественную красоту, но сейчас могу и проигнорировать это. Судя по морщинам в уголках губ, ей должно быть за тридцать. Увидев меня, она прекращает говорить с Франко. Выражение ее лица, как открытая книга — легко читается.

Она извиняется перед ним, поднимается со своего места и протягивает мне руку.

— Вы должно быть Густов. — Разговаривает она с моей обнаженной грудью.

Я сжимаю ее ладонь.

— Должно быть, — отвечаю я ничуть не смущенный хотя бы тем фактом, что стою перед ней в одних плавках с явно выступающей эрекцией.

Краем глаза замечаю, как Франко с серьезным выражением лица медленно качает головой. Оно у него редко бывает таким. Всем своим видом он пытается сказать мне: "Не делай этого". У Франко есть какой-то сверхъестественный дар чувствовать дерьмо за милю.

Она все еще держит меня за руку и смотрит на живот.

Я следую ее примеру и перевожу взгляд на грудь. Не хочу смотреть на лицо.

Контакт глазами превращает все в чуть более личное. А этого явно не будет.

Она тянет меня в заднюю часть автобуса. Я повинуюсь и открываю дверь в ванную. Это приглашение, которое она принимает даже не задумываясь.

Расстегиваю оставшиеся пуговицы на ее блузке перед тем, как закрыть дверь.