– Не вопрос. Тебе и твоей маленькой ледяной принцессе тоже счастливого Рождества.
– Спасибо. Пока, Гас
– Созвонимся, Келлер.
И вот… всего один звонок сделал мое Рождество. Он помог мне осознать то, что я и так уже знал: твоя жизнь напрямую зависит от людей.
Пока не забыл, захожу на «Амазон» и отправляю в корзину все фильмы, которые любила смотреть Грейси. Их, наверное, с десяток. Также добавляю несколько новейших диснеевских саундтреков на CD и маленький фиолетовый проигрыватель для Келлера. Ну а потом оплачиваю экспресс-доставку, чтобы все это было получено в Гранте завтра.
Воскресенье, 24 декабря (Скаут)
Одри упоминала вчера о госте не из города, который приедет сегодня. Поэтому я не удивлена, когда, возвращаясь с утренней пробежки, обнаруживаю на подъездной дорожке такси.
Водитель достает из багажника чемодан, а высокий, видный мужчина среднего возраста вытаскивает из кармана несколько купюр. Они благодарят друг друга, и гость направляется к входной двери, волоча за собой багаж.
Подойдя к ней, он поднимает руку, чтобы постучать, но я кричу:
– Не стоит. Вы, должно быть, друг Одри. – Я вся потная и тяжело дышу, поэтому не приближаюсь к нему слишком близко.
Мужчина разворачивается и довольно официально произносит:
– Так оно и есть, мисс. – У него иностранный акцент, возможно восточно-европейский.
Я подхожу поближе и протягиваю ему руку, а он в ответ свою. Худые, невероятно длинные пальцы крепко сжимают мою ладонь. Так делают те, кому часто приходится здороваться. Профессионально, но в то же время дружелюбно. Его сердечность успокаивает меня. Обычно я очень нервничаю, когда знакомлюсь с новыми людьми.
– Привет. Меня зовут Скаут Маккензи. Я помощница Одри, – прочистив горло говорю я.
На его лице расцветает улыбка, а в уголках глаз появляются морщинки.
– А, Скаут. Ну конечно. Я так много о тебе слышал. – Наверное, у меня на лице появляется беспокойство, потому что он быстро добавляет: – Только хорошее, моя дорогая. Только хорошее.
Я не могу не улыбнуться в ответ. Не знаю, то ли это акцент, то ли сам мужчина настолько очарователен, но я чувствую себя вдвойне польщенной его комплиментом.
– Ну что ж, заходите, …
– Густов. – Он представляется, и я замираю.
Густов? Не такое уж распространенное имя. Интересно, это совпадение?
Заметив, мое замешательство, мужчина довольно смеется.
– Я отец Гаса.
И все сразу становится на свои места. Это – Густов, а Гас – это Гас.
– Приятно познакомиться с вами, Густов, – произношу я, одновременно пристально разглядывая его. Мне всегда казалось, что Густов, простите, Гас похож на Одри. Они оба высокие со светлыми волосами, одинаковыми носами и губами. А их внушительный вид, смягчен ни с чем несравнимой добротой. Но глядя на этого мужчину, я вижу глубокие темно–коричневые глаза Гаса, его строение лица, рост, крепкое телосложение и то же самое дружелюбие, которое сверхъестественным образом может расслабить любого человека.
Мы заходим в дом. Густов снимает твидовый пиджак и бросает его на чемодан, который он поставил возле стены. Как только я открываю рот, чтобы сказать ему, что собираюсь поискать Одри, из-за угла выходит она.
Густов! Так приятно видеть тебя! – расцветая в улыбке, восклицает мама Гаса.
– Моя Одри. Ну иди же сюда. – В его взгляде такая теплота и любовь, какая может предназначаться только кому-то очень близкому. Тому, кем дорожишь.
Когда они начинают обниматься, меня осеняет: если он отец Гаса, значит – бывший парень или муж Одри? Как-то это странно. Но потом становится еще загадочнее, когда входит Гас и говорит:
– О, донор спермы появился. Как дела, маэстро? Как прошел полет из Бинтауна[18] ? – Теперь он тоже улыбается во весь рот.
Три человека.
Семья.
Обмениваются объятиями и улыбками.
Наверное, мне нужно выйти из комнаты, а не пялиться на них. Моя семья определенно не «традиционная» и у нас в шкафу куча скелетов, но Одри и Гас казались такими нормальными. Идеальными, несмотря на отсутствие отца и мужа. Я всегда думала, что им просто не нужен другой мужчина в доме, потому что они вдвоем идеально дополняют друг друга, а сам Гас, должно быть, – результат непорочного зачатия.
Начинаю продвигаться на выход, но меня останавливает Гас.
– Не хочешь позавтракать с нами? Пакс тоже идет.
– Мне нужно принять душ.
– Рад, что мне не пришлось говорить тебе об этом, – подмигивает он.
– Гас, – улыбаясь и качая головой, одергивает его Густов.
– Я просто говорю, как есть. Она любит бегать. Большой выброс энергии всегда приводит к выделению большого количества пота. – Он поворачивается ко мне. – Сколько миль ты пробежала сегодня, Нетерпюха?
– Двенадцать, – отвечаю я, чувствуя, как от такого внимания к лицу приливает краска.
Гас удивленно поднимает брови, а потом ухмыляется и шепчет одними губами, обозначая одновременно и свое одобрение, и шок:
– Ни хрена себе.
А потом произносит уже вслух:
– Вот видишь? Она пробежала утром половину марафона. Это кого хочешь заставит вспотеть.
Я не могу сдержать улыбку и принимаю приглашение.
– Конечно, я пойду с вами позавтракать. Дайте мне двадцать минут.
В кафе, за яичницей и кофе я узнаю всю историю. Густов переехал с семьей из Украины в Сан-Диего, когда ему было тринадцать. Они с Одри посещали одну музыкальную академию и быстро стали друзьями. Сначала их объединила любовь к музыке, Одри играла на пианино, а Густов – на скрипке, но потом появились и другие общие интересы, которые только укрепили их отношения. Когда они выпустились, мама Гаса решила оставить музыку и поступила в Университет Сан-Диего, где и получила степень по маркетингу. Густов же закончил Джульярдскую школу и начал успешную карьеру в Бостонской филармонии. Сейчас он уже дирижер. Всю свою взрослую жизнь они оставались лучшими друзьями. Когда Одри решила завести ребенка, то обратилась к Густову. Мама Гаса из тех людей, которые знают, чего хотят и тот факт, что она одинока и настроена на карьеру не встал у нее на пути. Они с Густавом обсудили этот вопрос во время одного из его визитов в Сан Диего, и он без раздумий согласился дать своей лучшей подруге то, чего она хотела больше всего в жизни – ребенка. До того, как он уехал, они договорились, что Густов вернется и сделает свой… «вклад», чтобы начать процесс экстракорпорального оплодотворения.
Слушать их историю и наблюдать за тем, как обыденно, с шутливыми замечаниями от Гаса, они рассказывают об этом, кажется очень странным.
Нетрадиционная история, рассказанная нетрадиционными людьми.
А потом до меня доходит. Может быть, не традиционность – это совсем неплохо. Может, моя семья и не должна быть идеальной. Вот как их. Ведь это работает. Даже больше. Это трио видится лишь пару раз в год. Одри сама вырастила Гаса и всегда была матерью-одиночкой, потому что именно так она и хотела. Но это не мешает Густову всем сердцем любить Гаса и наоборот. Это просто работает.
Моей благодарности тете и дяде за то, что они вырастили, меня нет предела, но я всегда чувствовала себя другой, странной. Потому что у меня не было ни мамы, ни папы. Даже просто мамы, или папы. А до переезда к родственникам, в бытность мою проживания с отцом, я была настолько юна, что едва могла вспомнить ощущение «нормальности». Хотя его и не было-то на самом деле.
Время, проведенное сегодня с этими людьми – как бесплатная терапия. Оно оставляет после себя надежду на будущее. Наверное, у меня было много таких «надежд» за все эти годы, но никогда еще я не испытывала прозрение.
У меня есть мама. Папа. Дядя и тетя. Я приняла их такими, какие они есть и не возмущаюсь по поводу их недостатков. Они есть у всех. Но я никак не могла принять того, кто мы есть вместе – семья. Как родители они никогда не казались мне нормальными. Я всегда хотела быть частью идеальной семьи. Но, может быть, таких просто нет?
