Теплый ветерок доносил запах свежескошенного сена и аромат цветов. Боец провел рукой по траве. Обилие росы предвещало, как и неимоверно ясный день, так и невыносимое пекло.

Во тьме за полем чуть заметно проступали очертания рощи, а еще горела пара огней в фольварке Пельчицы, где находилась застава пограничников.

Внезапно там взлетели ракеты и угас свет. Спустя минуту тревожный сигнал в точности повторила застава в Митках. Он побежал стучать в окно караулки.

— Будите старшину! — сигнал относился и к ним.

Антон Ильич, услышав доклад, встревожился. Через пять минут примчались галопом, на успевших покрыться испариной конях, лейтенант-пограничник и пара бойцов сопровождения.

Выслушав их, старшина горестно вздохнул, вспоминая слова, небрежно брошенные УРовцем после организованной шикарной бани. Жаль, не внял им комбат. Командиры, как услышали про выходной день, ушли ночевать и веселиться в город.

— Боевая тревога! Хлопцы, быстро хватайте «Максимы», винтовки, получайте патроны, здесь занимаем оборону.

Выступать на север, на позиции, отстоящие отсюда более чем на десять километров, показалось ему неразумным. Пусть придут настоящие командиры. А если что, отсидятся в форте. Подвалы здесь глубокие, стены толстые…

— Отставить оборону! — вмешался знакомый голос. — Остальное исполнять!

Тьфу ты! Легок на помине веселый, до неприличия, капитан. Ого, теперь майор.

— Все понятно? — Ненашев показал приказ. Старшина зашевелил губами, скрупулезно вчитываясь в текст, после кивнул:

— Да, товарищ майор.

Кроме них других войск на этом участке границ нет. Пусть долго крутится в личном гробу человек, определивший их место.

— Что с патронами?

— Есть по паре лент на пулемет и по нескольку обойм на винтовку.

«Минут пятнадцать-двадцать интенсивного боя», — прикинул Максим. Эх, сюда бы волшебника, пусть ящики с боеприпасами сразу возникают на позициях.

— Негусто. Пришлю машину. Пока не прибыли ваши командиры, прикрепляю своих. Старшина, ты бы, как комбат, их своим бойцам отрекомендовал.

Антон Ильич изумленно захлопал глазами. Как, отвечать за батальон? И командиры с кубиками, его, старшины, бойцы?

Панов чуть скривил нос. Не зря, не зря жили повязки на рукавах батальона. Тот, кто постоянно живет заботами людей – настоящий вождь, князь, командир, председатель колхоза, черт возьми!

Максим, парил в бане все руководство старшины, они чуть ли не песни пели вместе. А после к нему приехал целый грузовик домработниц с узлами грязного белья, искренне посланный, так, что сразу испортило отношения.

— Скажу коротко и прошу передать каждому бойцу лично. Это не маневры: красные против синих, все серьезно. Ваша задача прикрыть выход дивизии из крепости. Помочь своим товарищам, госпиталю, командирским женам и детям. Мои ребята знают, что делать.

— А что, товарищ майор, неужели такая сила попрет? Не отобьемся?

— Тебе по правде, или привычный лозунг задвинуть?

— По правде!

— Держитесь, пока есть патроны, — Панов не стал патетически восклицать «до последнего». Пуля теперь молодец, а штык дурацкий. Но каждый боец должен знать свой маневр. За что именно, конкретно, надо стоять до конца.

— Понятно.

— Если понятно, то держись. Хорошо окопайтесь, по манере финнов. Время вам дам, но минометы и зенитные пулеметы подчиняю себе. А вам разрешаю вскрывать любые склады, вне зависимости, чьи они.

Ненашев достал заготовленное распоряжение, составленное не только по всем правилам, но и ссылающееся на неминуемый приказ командующего округом, опоздавший на несколько часов. Ни один интендант не подкопается, особенно после того, как Максим приложил печать к листку и расписался.

— А вы, товарищ майор?

— Останусь с ротой здесь. Должен же кто-то объяснить вашему комбату, куда делся батальон. Глядите в оба. Слушать лишь тех, кого знаете в лицо. В городе орудуют диверсанты. Будет кто-то возникать, сразу под замок! До выяснения, отвечаю лично, как комендант обороны участка.

Песец ему, если немцы не начнут войны, как в истории.

Но… лучше бы так, еще год-два… и встретили бы мы вас по всем правилам.

Свою позицию Панов выбрал давно.

«План без „шверпункта“, словно человек без характера», или неправильно выразился господин Гинденбург?

Фортификация Первой мировой войны и сейчас обеспечивала круговую оборону форта, окруженного рвом, наполовину заполненным водой.

Участок до Буга заболочен. Если штурмовать, без тяжелой артиллерии не обойтись. Данный факт доказали поляки еще в тридцать девятом году.

На верхнем ярусе пять бетонированных траверсов, встав на которые, хорошо видно поле на юге и местность за рекой, что на северо-западе перед Пограничным островом. А если накроют артиллерией, то в центе и по краям в бетон врезаны три бронированных колпака НП.

Пока живы рации и есть снаряды у Царева, можно корректировать огонь. В бинокль отлично просматривались ориентиры, рядом с которыми находятся позиции немецкой артиллерии, наблюдательные пункты и два узла связи. В этом он убедился, когда поднимался сюда прошлый раз.

Как всегда существовало «но». У всего великолепия один вход, он же черный выход. Тут и обороняться тогда не стали, чуя ловушку, словно в крепости.

Да, именно так расценивал ситуацию Ненашев. Иначе не объяснить. Пулевые выбоины на стенах историки дружно отнесли к тридцать девятому году, хотя имелся один подозрительный пролом, будто от тяжелого снаряда. Опустевший после ухода красноармейцев пустой форт захвачен 80-м пехотным полком 34-й дивизии противника почти без потерь около шести утра.

Пусть теперь укрепление, наконец, выполнит свое назначение, на какое-то время, прикрывая с юга крепость. Панов малочисленности гарнизона не боялся. Недолго им тут куковать. Не море пушек и горы снарядов за спиной. Где меньше войска, там больше храбрых[570].

И весь расчет на внезапность. Шум отбывающих пехотинцев обязательно услышат на вражеском берегу, решив, что русские окончательно покинули укрепление.

Антон Ильич заметно повеселел. Приказ и подход ему нравился. Главное, кто-то взял на себя ответственность.

— Выходи строиться!

Третий батальон с батареей пушек шел усиливать пограничников. Пусть доблестные солдаты вермахта из сто тридцатого полка наткнутся на злую от всего происходящего вокруг тактическую единицу Красной Армии.

Никто теперь не разбежится, ребята в зеленых фуражках сцементируют красноармейцев, а, если надо, то и в чувство приведут. Ничто не действует лучше уверенного, обстрелянного бойца рядом.

Только времени у них мало, надо успеть окопаться за час. Ну, что. Придется верить в чудо, сотворенное за год маршалом Тимошенко. Вновь что-то шевельнулось в памяти Панова.

— Старшина, ко мне.

— Что такое, товарищ майор?

— Оставьте тут человек десять. Пусть снимут наволочки с подушек и чехлы с матрасов.

— Зачем? — на Максима уставились непонимающие глаза, и он вздохнул, поясняя нехитрый саперный трюк. Тем же самым, сейчас, занимались и у него, оставляя на виду палатки и нары внутри. Дымить и гореть все должно правдоподобно.

— Бойцы догонят. Когда начнете копать окопы, тут же набивайте их землей. Запачкать не забудьте, чтоб не выделялась. Обложите ими брустверы и позиции пулеметчиков.

То же делают и саперы Манина, доводя до ума места, бывшие ранее только учебными позиции.

Ненашев надеялся, что огневики Царева сейчас последний раз осматривают орудия, протирают ветошью снаряды, готовясь к стрельбе. Но палить не начнут, пока не поймут, что война.

— Товарищ майор, связь с дотами есть!

Максим благодарно посмотрел на связиста. Только что залитые водой элементы питания аппарата не подвели. Да и кабель самый надежный из тех, что есть сейчас в связи Красной Армии.

«Гупер» — многожильный медный провод в резиновой оболочке, покрытой матерчатой рубашкой и пропитанной смолой. Одна мелочь, катушка весит, как пудовая гиря. Немецкого кабеля в хлорвиниле поместилось бы в два-три раза больше, но до вожделенного трофея наших связистов еще далеко[571]. Не удалось наладить дело перед войной, хоть и дала промышленность первые метры в апреле сорок первого[572].