— По-разному. Смотря сколько мы стоим на одном месте. Турнир всегда проходит после переезда.

— Ты будешь состязаться с другими патриархами?

— Я? — удивлённо переспросил Второй и расхохотался. — Нет, я свои турниры уже отвоевал. Турнир — это не только выбор лидера секты, но и отбор лучших в каждой из ветвей. Каждый патриарх выставляет самого сильного из своей поросли, тот, чей сын победит, и становится лидером. А сам победитель считается претендентом в будущие патриархи по своей линии.

— Тогда почему такое доверие ко мне? Ты не знаешь, на что я способен.

— И они тоже. Здесь все учатся одинаково у одних и тех же учителей, потому победитель, как правило, известен заранее. Тот, кто сильнее, у кого быстрее идёт восстановление Ки, кто лучше соображает. Разница порой едва ощутима. Патриархи могут научить свою поросль какой-то хитрости, но уловки во всех ветвях уже давно изучены и известны. А так как все дети живут и учатся вместе, то они знают характер каждого, слабости и сильные стороны. Ты же загадка во всём. Известно лишь то, что ты очень силен и имеешь неплохую защиту.

— Поэтому ты решил доверить турнир мне?

Второй откинулся, допил остатки вина и задумчиво улыбнулся.

То ли из-за его поведения, то ли из-за родственной схожести я не ощущал скованности, и это меня даже пугало. Где же ненависть, которую я испытывал на пепелище прежней стоянки?

— Предыдущий Второй умер слишком рано. Он успел назначить меня своим преемником после двух побед в турнирах, я начал выращивать свою собственную поросль, но не прошло и десяти лет, как он умер. Мои дети слишком малы для турнира. Даже самый талантливый семилетка не сможет победить мужчину, прожившего два десятка лет. Если бы ты не пришёл, мне пришлось бы выставлять кого-то из братьев. Это не моя поросль, и победа показала бы силу второй ветви, но не вознесла меня на место главного патриарха.

— А почему я должен согласиться? Мне нет дела до вашей иерархии и внутренних дел.

— Верно, если ты хочешь умереть, то можешь и отказаться. Я говорил, что тебе придётся доказать право на проживание здесь. Нам незачем рисковать и оставлять тебя в секте, если ты слаб. Наша поросль с рождения проходит разные испытания, чтобы подтвердить право на существование. Если ты победишь, то в будущем сможешь занять место патриарха. Если проиграешь, но выступишь достойно, ни у кого не будет вопросов о твоём пребывании в секте.

Второй после вина расслабился, его лицо раскраснелось, хотя выпит был всего лишь кувшинчик вина размером с ладонь. Он притворялся или в секте не пили вина? Казалось, что он совсем беззащитен. Одно заклинание, один удар копьём — и он будет мёртв. Он — мой отец, человек, из-за которого жизнь матери пошла прахом.

— Хорошо. Я приму участие в турнире.

Он легко вскочил на ноги, встряхнулся.

— Отлично. Сейчас я покажу тебе, где живёт поросль, найдёшь там себе место. Особо в драки не ввязывайся, не показывай всего, на что способен. Если тебя покалечат до турнира, сам понимаешь, что будет.

Я собрал свои вещи и двинулся вслед за Вторым. Внутри частокола жизнь кипела. На разных площадках занимались дети. Смешные малыши трех-пяти лет старательно повторяли движения старшего мальчика, наклонялись в разные стороны, тянули ногу, пыхтели и поворачивались. В другом месте дети семи-восьми лет отрабатывали заклинание щита, отбивали летящие камни. Группа подростков чистила загон с лупоглазами, один вскарабкался на неосёдланное животное и пытался удержаться на покатой спине под смех друзей. Я заметил, что маленьких детей было довольно много, но в следующих возрастных группах их становилось всё меньше и меньше. Старше двадцати почти никого не было.

Второй подвёл меня к одному из длинных домов, толкнул дверь и приглашающе кивнул. Я вошёл. Это был женский дом. На меня уставились десятки испуганных глаз, словно я был людоедом, пришедшим выбирать себе тушку на ужин.

— Шен? — удивлённо сказала одна из женщин.

Я вздрогнул от неожиданности и всмотрелся в говорившую. Это была неопрятная заплывшая женщина с грязными распущенными волосами, огромным животом и толстыми лодыжками. На вид ей было лет тридцать.

Второй с лёгкой улыбкой наблюдал за нами.

— Не узнаешь меня? — сказала эта странная женщина. — Это я, Аи. Мы с тобой говорили во время праздника сева.

Другая женщина подбежала к Аи, закрыла ей рот рукой и принялась что-то нашёптывать на ухо, но Аи оттолкнула её.

— Нет, я его знаю. Он другой! — воскликнула она и охнула, обхватив живот руками. Женщины тут же оттеснили её в сторону и уложили на матрас, еле слышно приговаривая что-то.

— Я подумал, что место патриарха вряд ли заинтересует тебя, к тому же я ещё молод, и ждать придётся долго, потому решил показать и другую награду. Победителю турнира разрешают выбрать себе женщину. Конечно, не девственницу и не роженицу, но всё же. Ты был хоть раз с женщиной?

Женский дом больше походил на загон для животных: земляные полы, скомканные матрасы вдоль стен, запуганные девушки. Аи хотела выбрать свою судьбу, повидать мир, а теперь носит чужого ребёнка, даже не будучи замужем, и не видит даже той небольшой свободы, которая была у неё в родной деревне.

— Можешь даже эту самую Аи взять, — продолжал говорить Второй. — Она долго не беременела, во время переезда скинула. Скорее всего, родит бесполезного ребёнка.

— Что значит бесполезного? — я боялся повернуть голову ко Второму. Боялся увидеть его улыбку при этих словах и не сдержаться.

— Который не переживёт первую же проверку. Бесполезная трата еды. Зерно и овощи мы закупаем, потому не можем тратить продукты на всех подряд.

К моему облегчению мы вышли из женского дома и направились ко второму длинному дому.

— Здесь живёт поросль. Все, кроме победителей турниров. Дети тут только спят, переодеваются и едят. Остальная их жизнь проходит на учебных площадках да в лесу. Они учат не только боевые искусства и магию, но и чтение, историю секты, биографию Основателя и его цели, а также правила секты и наказания за их нарушение.

Внутри жилище поросли мало чем отличалось от предыдущего. Те же свёрнутые матрасы вдоль стен, возле каждого матраса на тростниковом коврике лежат личные вещи детей: оружие, миски, палочки, одежда.

— Старшие спят у двери, младшие — ближе к дальней стене. По мере взросления твоё место становится всё ближе к выходу, и часто дети мерят возраст не годами, а количеством матрасов между тобой и дверью.

Второй снова улыбался, но скорее мечтательно, вспоминая о годах, проведённых в этом бараке.

— Ты тоже тут жил?

— Не именно тут, всё же мы часто переезжаем, но в таких же домах, в таких же условиях. Где-то зимы были холоднее, где-то шли проливные ливни, где-то солнце пекло так, что невозможно было выйти на улицу без сплетённой из травы шляпы. И лишь одно оставалось неизменным — секта и её правила. Было тяжело, порой невыносимо, голодно, я работал до изнеможения, желая стать лучшим, сражался со своими товарищами, воевал с детьми из других ветвей, сходил с ума, подглядывая за женщинами и задирая им подолы. Сейчас я живу в отдельном доме, как мечтал всегда, могу вдоволь есть, пить и спать с женщинами, но стала ли моя жизнь счастливее?

— Тогда зачем всё это? Не лучше ли распустить секту и поселиться в городе или деревне? Завести обычную семью? С вашими возможностями можно неплохо подняться.

Второй рассмеялся и хлопнул меня по плечу.

— Если бы это спросил любой мальчишка из секты, он получил бы двадцать палок. Но ты видел мир снаружи. Смотри, — он бесцеремонно развернул ближайший матрас, уселся на него и похлопал рядом с собой, — кто я здесь? Здесь я патриарх, один из десяти правителей, отец отдельной ветви. У меня, возможно, нет той роскоши, которой наслаждаются чиновники и вельможи, зато я владею всем самым лучшим, что есть в секте. Я двадцать лет рвал жилы и выворачивал себя наизнанку, чтобы занять это место. Сейчас мне завидуют все мальчишки, да и патриархи тоже, они слишком стары, чтобы наслаждаться своим местом. А я молод и силен. А ты предлагаешь всё это отринуть! И кем я буду там, снаружи? Очередным простолюдином, возомнившим себя императором? Как многого я сумею достигнуть? Жениться на одной девушке, смотреть, как она с годами дурнеет и чернеет, рождая никчёмных детей?