После этого войско повернуло на север и пошло в горы, где на берегах реки Хелиль-руд располагалось богатейшее княжество Конар-Сандал. Необыкновенно плодородные земли, да еще и у слияния двух полноводных рек, были плотно заселены трудолюбивым народом. Здесь тоже шли караванные пути из Синда, которые отдохнув, двигались дальше на запад, проходя через земли Парса в Элам и Месопотамию. С востока княжество примыкало к огромной высокогорной пустыне Деште-Лут, в которой и исчезала река Хелиль-руд, дающая жизнь этой земле. С местной столицей, окруженной стенами, пришлось повозиться, но, с помощью осадной техники, город был взят.

На завоеванных землях была основана сатрапия Кармания, начальником которой был назначен сын князя Бахрама, Мазей. Все гарнизоны были укомплектованы персами, получившими земельные наделы с крестьянами, а местному воинскому сословию было предписано переместиться на новые земли, но не ближе, чем на сто фарсангов от старого места жительства. Фактически, Ахемену пришлось провести те же действия, что и ассирийцам, но в более мягком варианте, иначе удар в спину был бы неизбежен.

После завоевания Конар-Сандала армия повернула на запад и, перейдя горные перевалы, пошла к Аншану прямо через родные земли Парса. Войско персов сделало гигантский круг, подобного тут еще никто не совершал. Распустив конных лучников, дом которых был на горных плато Иранского Нагорья, Ахемен с тяжелой кавалерией пошел на равнину, таща за собой обоз с добычей. На новую сатрапию была наложена ежегодная подать серебром, да еще, в случае войны, она должна была поставлять воинские контингенты, что увеличивало войско Персидского царя на десять тысяч человек. Впрочем, новые налоги было приказано взыскивать только через два года, чтобы дать жителям восстановить хозяйства, разоренные войной.

Мирное население Ахемен приказал щадить, а добычу, по сложившемуся обычаю, брали, разоряя местные храмы и богачей. Ростовщиков, к вящему удовольствию местного населения, царь приказал казнить публично, а все долги списать. До возвращения победоносного войска домой оставались считанные дни, и, к изумлению подданных, войско, которое ушло в поход на юг, обратно вернулось с севера.

Через неделю. Аншан.

— Ну что тут у вас произошло за этот год, брат? — спросил Ахемен, когда все положенные объятья были завершены. Подарки многочисленным братьям, женам, детям, женам братьев, братьям жен, племянникам, и другой родне, число которой у Ахемена, с учетом наличия семи законных супруг, было совершенно чудовищным, наконец роздали или разослали гонцами.

— Да пока все спокойно, брат. Но это пока. Мардук-апла-иддин сбежал и где он, никто не знает. Ассирийский царь достраивает флот и должен был скоро двинуть войска на юг, сначала на Нагиту, а потом на Сузы. Мы в его списке- следующие. Судя по тому, что доносит разведка, Аншан должен быть уничтожен полностью, храмы священного огня разрушены, а все проповедники перерезаны. Недобитые жрецы в Эламе спят и видят, как сдать страну Синаххерибу. Мы хотели выдать вавилонского царя ассирийцам, чтобы отсрочить нападение, но не вышло.

— Но мы не можем сейчас воевать. Войско только пришло из похода, нужно прикупить коней, починить доспехи, да просто людям отдохнуть надо. Как же невовремя сбежала эта сволочь! — в сердцах стукнул кулаком по столу Ахемен.

— Успокойся, брат, — улыбнулся Макс. — Год у тебя еще будет. Тут совершенно случайно один мидянский князек из Укки выпил лишнего на празднике и заявил, что царь Ассирии- трусливый шакал, что он возьмет его жен и города, а самого царя посадит на кол.

— Да ладно? — изумился царь. — Вот так и сказал?

— Вот так и сказал! — подтвердил Макс.

— И совершенно случайно об этом узнало все Двуречье?

— Точно!

— И совершенно случайно этот ненормальный живет в скалах, откуда орлы гадить боятся, потому что голова кружится? И там два десятка воинов на той козьей тропе, которую они почему-то называют дорогой, могут сдержать целую армию? Я правильно догадался?

— Все верно, брат, ты сама проницательность!

— Да какая, к демонам, проницательность, с таким-то мужем сестры. Да его же все равно раздавят, как слон лягушку!

— Он чуть не зарезал спьяну одного почтенного купца, и тот с перепугу подарил ему весь свой товар. А купец вез на продажу оснащение для двух полных сотен тяжелой пехоты, пятьсот дротиков и двадцать тысяч стрел.

— Совершенно случайно?

— Именно! — невинно ответил Макс.

— Вот ведь гадость какая! — расстроился прямой, как копье, царь. — Опять твои затеи.

— Брат, я могу в Ассирию послов послать с извинениями, и Синаххериб не пойдет в поход на Укку. Причем с огромным удовольствием не пойдет.

— Эй, не надо! Я же в сердцах! — пошел на попятную царь. — Я помню, малое зло, и все такое. Но для Укки это зло точно малым не будет.

— Я этого князя за язык не тянул, — пожал плечами Макс.

— Купца наградили? — поинтересовался царь.

— Скажем так, сняли ранее наложенное взыскание.

— Ну ты и сволочь, — уважительно присвистнул Ахемен. — Человека бесплатно под ножи подставил, а он тебе еще и благодарен остался. Я ничего не путаю?

— Все верно, брат. Он счастлив, что его проблемы закончились. Ему за одно преступление грозила конфискация имущества, а за другое — пять лет рабских бараков. Поверь, он был даже рад оказать нам эту небольшую услугу.

— Ладно, тут понятно. В Эламе что происходит? — спросил Ахемен.

— Новый сатрап старается, как может. Собирает припасы, готовит оружие. Но со жрецами местными надо что-то делать. Новая вера расползается по стране, но времени мало прошло, и половинный налог мы там ввести не можем. Так что они сильны, богаты и нас с тобой ненавидят люто. Да, туда же еще беглые жрецы из Аншана прибежали, ужас на всех нагоняют. Боюсь, когда Синаххериб придет, они нам в спину ударят, — ответил ему Макс.

— Значит, как только хоть одного предателя выявим, будем под корень изводить. Да и их серебро нам точно не помешает. Войску платить надо? Город в Кермане строить надо? Доспехи закупать? Стрелы и копья заказывать? Да тут пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы посчитать, куда деньги нужны. И это хорошо, что мы одну баранину с лепешками едим, да шелка с золотом не носим, а то совсем бы казна в трубу вылетела.

— Я продолжу, брат. Эламский царь Нарам-Суэн сидит в своём гареме, пьет, не просыхая, и в дела государства не лезет. Хумбан-Ундаш все вопросы решает, войско за него горой стоит, а потому местная знать даже пикнуть не смеет. Шипят за спиной, и все. Проповедники с воинами работают, многие приняли Ахурамазду и веру в священный огонь. На крестьян пока время не тратим, придет и их черед.

— Из знати сколько на нашей стороне будет? — поинтересовался Ахемен.

— Если Ассирийцы пойдут войной, то половина. Остальные захотят договориться с Синаххерибом. Ну, а если выиграем мы, то на нашей стороне все будут, даже не сомневайся, брат. Нам надо одно серьезное поражение нанести, и вся их Империя заполыхает. Тут же урарты с гор спустятся, мидяне свои обиды вспомнят, иудеи и финикийцы ассирийские гарнизоны вырежут. Они там очень серьезно прошлись в прошлом году. Хищные птицы так обожрались, что уже и летать разучились.

— Кстати о казне, которая вылетает в трубу! Мне тут докладывает главный казначей, что твой Лахму мне обходится дороже, чем полутысяча тяжелых пехотинцев. Зар, я все понимаю, но сотня бронзовых кувшинов объемом в ведро? Он там вино пьет у тебя, что ли, в таком количестве?

— Завтра покажу, — загадочно ответил Пророк.

На следующее утро, перецеловав свежие щечки племянников и погладив сестру по заметно увеличившемуся животику, великий царь, вместе с зятем, решил прокатиться в дальний угол поместья, где между скалами бежал веселый ледяной ручеек. Именно там и обосновался Лахму в кирпичной лачуге, которую Макс называл странным словом «лаборатория». Слово было незнакомым, но красивым, а потому прижилось. Семья инженера жила тут же, в поместье, где для нее был выстроен отдельный дом.