Как и Британская Империя в свое время, Аншан проводил последовательную политику. Сначала в соседнюю страну заходили деньги и купцы, потом проповедники, а уже затем — армия. Элам, который был формально независим, постепенно переваривался и обрастал структурами персидского царя. По плану, после разгрома Ассирии, он просто становился второй сатрапией, чего население даже не должно было заметить. Купцы уже активно работали в шумерских землях на западе и в Дрангиане и Гедросии на востоке. Их экономика активно использовала аншанские дарики и сикли, а босоногие проповедники единого бога с горящими глазами, бродили по дорогам, закладывая в сердца местных жителей семена сомнения. Фактически, восточные земли могли бы быть присоединены в результате одного похода, но неизбежное столкновение с Ассирией не позволяло отвлекаться на такую мелочь. Правитель первой сатрапии Мазей активно развивал сеть кяризов в своих землях и строил караван-сараи на путях, ведущих из Синда в Аншан, и дальше, в Вавилон. Надо ли говорить, что безопасность торговых путей была безупречной, и многочисленные кресты с распятыми разбойниками, расставленные вдоль дорог, услаждали взор купцов, благословляющих эту жестокость. Будущий правитель второй сатрапии Хумбан-Ундаш также не давал спуску местному криминалу, будучи усилен бывшими жрецами Иншушинака, многие из которых были привлечены к этой работе сиятельным Хутраном, Надзирающим за порядком. Они же следили за эламскими жрецами, подыскивая повод обвинить их в измене и обрушить на них всю тяжесть репрессий. Но пока ничего серьезного не находили. Жрецы, после провала покушения на пророка и молниеносного наказания виновных, сидели ниже травы, что только усиливало подозрения. Армия Элама была завербована практически полностью. Принцип «молись нашему богу, и ты тоже будешь всегда с победой, деньгами и самые толстые бабы будут твои» работал безотказно. Забитые крестьяне Сузианы молились старым богам, но слухи о немыслимой по размеру скидке при сборе налогов для огнепоклонников подтачивал их веру, как бобер дерево.

Армия развивалась стремительными темпами. Пять тысяч катафрактов, закованных в броню от макушки до брюха коня, были страшной силой. Тридцать тысяч легкой персидской конницы, пять тысяч фалангистов, расселенных в северных графствах и два десятка тысяч лучников и пращников готовы были собраться в течение месяца по команде, разосланной юркими гонцами. Также, Керман должен был выставить около десяти тысяч пехоты, и Элам — до пятидесяти, что было совсем не лишним. Никогда на этих землях не собиралась подобная сила. Поэтому и каких-то особенных опасений у Ахемена не было, скорее даже было чувство эйфории, безумно опасное, если понимаешь, с кем имеешь дело. А дело приходилось иметь с Синаххерибом, который был лучшим полководцем своего времени, а ассирийская армия — лучшей армией обитаемого мира.

В то же время. Дурр-Шаруккин. Ассирия.

Великий царь, отдыхавший в своем дворце во второй столице Империи, принимал туртана, командующего войсками. Ассархаддон, как всегда, находился рядом, что порождало ненависть старших братьев, для которых трон теперь становился лишь пустынным миражом. Грызня элит за то, кто будет наследником, велась постоянно, при том, что сам повелитель был совсем не стар и довольно крепок. Высокомерная и властная Накия, мать Ассархаддона, активно интриговала, продвигая своего сына, подкупая, льстя, давая посты нужным людям. Другие жены занимались тем же самым, но вавилонянка была то ли более удачлива, то ли ее происхождение из древнего вавилонского рода давало ей навыки борьбы, незнакомые тупым гаремным курицам. Ассархаддон все ближе и ближе придвигался к трону, что начинало беспокоить и самого великого царя, который прекрасно видел возню за своей спиной, и понимал, чем все это может закончиться. Его победоносный отец, Саргон второй, был убит в собственном шатре при очень смутных обстоятельствах. И никакой гарантии, что это не сделала его собственная мать, Синаххериб дать не мог. Ниневию называли львиным логовом, и не зря. Великие цари были истинными львами. А что происходит с постаревшим львом, когда его встречает молодой и сильный самец? Вот то-то и оно….

— Великий государь, к походу все будет готово. Через три месяца мы выходим из Тиль-Барсиба, а войско соберется чуть южней Ура, на побережье. Нам нет нужды вести туда всю армию, хватит и пяти тысяч человек. А вот после взятия Нагиты и казни Мардук-апла-иддина, нам нужно будет биться с куда более серьезным противником.

— Чего мы ожидаем от них?

— Они смогут выставить до ста тысяч бойцов. Из них пять тысяч тяжелой кавалерии, с которой будет непросто справиться. Мы купили одно такое седло в Сузах и привезли сюда. Я взял на себя смелость, повелитель, и заменил все седла в нашей армии на точно такие же. Да простит меня повелитель за понесенные расходы, — туртан склонился в поклоне.

Синаххериб кивнул головой, одобряя это решение. Глупое высокомерие могло очень дорого обойтись, а потому полезный опыт должен быть перенят незамедлительно.

— Мы провели учения и выяснили, что существующий строй пехоты будет разбит персами сразу же. Нам просто нечего им противопоставить. Мы не сможем удержать их конницу, поэтому пришлось полностью изменить построение царского отряда. Персов ждет сюрприз, повелитель.

Синаххериб удовлетворенно кивнул. Он прекрасно знал, о чем идет речь.

— Это не все, величайший. Стотысячную армию, которую соберет персидский царек, мы разбить не сможем. Либо, если и разобьем, то армии у нас больше не будет. На нас накинутся со всех сторон и разорвут в клочья. Государь, мы должны сделать то, чего не делали никогда, и пусть это не будет для нас унижением. На кону стоит вся Ассирия.

Синаххериб задумался. Сохранить гордость или потерять армию? Если будет нанесен урон чести, не приведет ли это к большим потерям в будущем? Никогда и никто не сомневался в том, что Ассирия раздавит любого врага. Но, с другой стороны, никогда Ассирия не сталкивалась с таким мощным, богатым и изощренно хитрым врагом. Нужно было все тщательно обдумать. И великий царь сделал короткий жест рукой, отпуская вельможу.

Глава 14, где война становится все ближе и ближе

Земли народа Гамирр, год 695 до Р.Х.

Горы Манны, вдоль которых кочевали стада народа Гамирр, были прекрасны в это время года. Сочная зелень, покрывающая их, яркими пятнами цеплялась за суровые склоны. После прошедшего скудного дождика трава, которая так нужна коням и баранам, с бешеной скоростью полезла к солнцу, словно боясь, что редкостное везение может закончиться. Небольшое царство, вассальное Синаххерибу, было зажато между Мидией на востоке, Урарту на западе и Ассирией на юге. На севере, в Прикаспии, к Манне подходили вплотную кочевья саков (скифов в более привычном для нас звучании), которые и прогнали из раздольных степей Северного Причерноморья народ Гамирр пятьдесят лет назад. И только Керченский пролив так и остался в памяти людей Боспором Киммерийским, когда уже и памяти о самих Киммерийцах не осталось. Народ-воин, столкнувшись с более сильным противником, которого в свою очередь, согнали с родных кочевий на южном Урале массагеты, сначала ушел в предгорья Кавказа, но потом вынужден был бежать еще дальше, спасаясь от полного уничтожения. Киммерийцы перевалили через Кавказский хребет, найдя перевалы в Колхиде, и вторглись в Закавказье, громя Урарту и север Ассирии. Пылали богатейшие города, вырезалось население, а цветущие сады вырубались под корень. Только ценой огромных усилий свирепых кочевников удалось прогнать с земель Империи и Урарту, которые вынуждены были заключить хрупкий союз. Сам великий царь Саргон второй погиб в этом походе от рук убийцы, но народ Гамирр был остановлен. Одна часть осталась кочевать севернее Ассирии, поставляя ей наемные контингенты, а другая, большая, ушла на запад и осела на территории Каппадокии, терроризируя окрестные страны. В течение короткого времени гимеры полностью разгромили Фригию, убив царя Мидаса, который был так богат, что вошел в древнегреческие мифы, и изрядно потрепали Лидию, находившуюся на западном побережье Малой Азии. Плодороднейшие земли были разорены и стали служить пастбищем для киммерийских коней и баранов, а свирепые всадники с длиннейшими мечами вызывали ужас окрестных народов, вынуждая платить немалую дань.