— Они просто слепцы, — поморщился Азиз и ткнул рукой в сторону. — Да нас эти слуги зарежут в собственных постелях, если мы начнем разбивать нечестивые статуи.

— Терпение! — поднял к потолку жирный палец Надир, а потом вновь полез в блюдо, вылавливая оттуда куски мяса. — Терпение есть добродетель перед лицом Аллаха!

— Воистину так, мой любимый зять! — провел руками по бороде Азиз. — Если тут все вокруг примут истинную веру, то на какие деньги мы будем жить? Ведь тогда мы лишимся большей части наших и без того ничтожных доходов.

— Аллах мне свидетель, — Надир воздел к потолку унизанные перстнями руки. — Только глупец хочет обратить всех в истинную веру сразу. Ведь даже халиф дозволяет людям Книги верить так, как им завещали отцы. Если мы лишимся джизьи, налога на неверных, то как я смогу построить крепости на западной границе? Где я возьму столько золота и зерна?

— Ты хотел сказать, на восточной границе, мой любимый зять? — подозрительно посмотрел на него Азиз.

— Я хотел сказать, на западной, — с видом некоторого превосходства посмотрел на него Надир. — На востоке нас неплохо защищает пустыня Тар. Слухи идут, что Усмана ибн Аффана поддерживают мекканские торговцы. А ты и сам понимаешь, чем нам с тобой это грозит, если не приведи, Аллах…

— Усмана? — задумался Азиз. — А сколько ты хотел построить крепостей на западной границе, дорогой зять?

— Не меньше пяти, — ответил Надир. — Надо перекрыть основные караванные тропы и все удобные перевалы.

— Мало, — сказал вдруг Азиз. — Князья севера мне доносят, что отряды наших братьев уже видели у стен Кабула. Оттуда ведет удобная дорога в Синд. Пусть великий Аллах дарует победу своим воинам, но мы с тобой на всякий случай перекроем пути и из тех земель тоже. Никому в таком важном деле доверять нельзя. Я проеду по тем местам сам. Не приведи, Аллах…

— Я хотел поговорить с тобой о том, что гнетет мою душу, — решился, наконец, Надир. — Я не могу обойтись без совета такого мудреца, как ты, мой уважаемый тесть.

— Говори, — подозрительно посмотрел на него Азиз. Такое начало не предвещало ничего хорошего. — Ты знаешь, что мое сердце всегда открыто для тебя.

— Халид, мой любимый сын и наследник, — поморщился Надир, — не сможет удержать эту страну, если я умру. Индийские князья не дадут ему править тут. Но обидеть твою дочь, лучшую из женщин, что создал Аллах, я не могу. Поддержишь ли ты меня, если я немного позже завоюю царство и для Халида? Ничуть не беднее, чем это. Ведь земля бескрайня.

— Это против всех обычаев, Надир, — грустно, без привычной медоточивости, сказал тесть. — Но я же не глупец, я сам все вижу. Если бы эта… твоя махарани… не принесла сына, все было бы иначе. Пока он жив, князья не примут Халида, а мусульман еще слишком мало для этой земли. Но надежда не оставляет меня. Ты молод, силен, и можешь прожить еще очень много лет. Только Аллах знает, кто унаследует эту страну. Кому-то из твоих сыновей придется покинуть Синд, а потому мы будем воевать дальше. Я много думал об этом и даже выбрал землю, которая подобает сыну такого воина, как ты. Доставай свою шкуру с рисунком земель. Я тебе ее покажу…

Июль 642 года. Фема Италика. Римская империя.

Рота Владимира каникулы проводила в походе. В Сиротский сотне каникулами называли время, свободное от учебы, а это значит, что с мая по октябрь отроки стреляли из луков, отрабатывали пешие построения и скакали на коне. Впрочем, иногда их брали в поход, используя как оруженосцев и слуг. Мальчишки ведь именно так и становятся настоящими воинами.

Здесь, в Италии, Владимиру безумно понравилось. Мама говорила, что он потомок старого императора, и даже пару свитков принесла, где про его далекого прадеда было написано. Не понравилось ему то, что он прочитал. Не смог Авит власть удержать, а потому был уморен голодом в родной галльской Оверни.

— Вот ведь олух, дедуля мой, — бурчал он себе под нос. — Слабаки эти римляне. И живут бедно, хуже даже, чем родовичи наши. Хотя… земля здесь богатая, конечно. Вот бы тут имение себе выкроить. На одном масле озолотиться можно. Надо с мамой поговорить, как приеду. Только вот германцев к ногтю возьмем.

Армия императора прошла по этим землям, словно ураган. Войско Беневенто и примкнувшие к нему остатки мужей из Сполето разбили в первом и единственном сражении. Им позволили увязнуть в пехотном каре легиона, а когда истомленные на жаре кони потеряли все силы, то каре выпустило из своей утробы полк мораван и отряды степной знати. Как ни хороша была лангобардская конница, но против имперских клибанариев с длинными копьями и аварских отрядов тяжелой кавалерии выстоять не смогла.

Пехотный строй германцев, стоявший неодолимо, словно скала, был обработан залпами конных лучников, а после этого разорван на куски атакой кирасирских эскадронов. Это был конец. Нечего противопоставить родовому ополчению германцев регулярной армии императора Запада. Да и слишком мало их тут было. Если бы свои войска привели все герцоги, то битва прошла бы совсем иначе. Но они не привели… А точнее, их не привел новый король Ариперт, которого поддержали герцоги Асти и Фриуля. Такую цену по договоренности с Теодоном Баварским он заплатил. Он отдаст юг Лангобардии владыке Севера взамен на трон. А ведь это не все условия сделки, были и еще…

Остальные герцоги, получив немыслимо дорогие подарки, тоже поддержали нового короля. По славным обычаям лангобардов, тот, кто носил железную корону, владел половиной всех земель. А это значит, что никто в здравом уме не пойдет на войну, если на нее не пойдет король.

Воины Сводного легиона, которые зачищали эту землю от пришельцев, жадно рассматривали сады, оливы и поля пшеницы. Они мяли в руках тугие колосья и не верили своему счастью. Не вызревала здешняя пшеница на севере. Только полба, рожь и неприхотливое просо. Они счастливчики. Ведь лучше этих земель не найти. Это не какая-то Дакия или Силезия. Это же Италия! Земля, где зимой почти не бывает снега, а реки не видели льда. Тут поселят пятнадцать тысяч человек, самых заслуженных ветеранов ближайших лет. Ведь Сиротская сотня выпускает воинов каждый год, да и у однодворцев Словении подрастают сыновья, которым пора служить. Земельный надел дробить нельзя, а потому парни тренировались до кровавого пота, чтобы пройти экзамен в войско. Не пройдешь его, и твоя судьба — стать безземельным батраком с заросшим густой бородищей лицом. А еще твоя судьба — быть презираемым собственным отцом, который по седых волос сохранил воинскую выправку и чисто выскобленный подбородок.

— До чего же тут земля богатая! — почти простонал Шишка, который во все глаза разглядывал уцелевшие мосты, дороги и города. Ведь даже после страшного опустошения эта страна все еще сохраняла тень величия, недоступного нищему северу. Тут строили целое тысячелетие, а потому даже заштатная Капуя по красоте своих зданий, театров и базилик обгоняла Братиславу, словно стоячего. В Капуе воины Стояна поймали и убили тамошнего графа Тразимунда, последнего сына и наследника покойного герцога Сполето. Дальше они не пошли. Впереди стоял Неаполь, оплот Константинопольских императоров в южной Италии. Герцоги Беневенто взять его пока не смогли.

— Вот бы надел тут получить! — мычал Шишка чуть ли каждые пять минут, чем доводил Владимира до белого каления.

— Надел! Надел! — злился Владимир. — Будет тебе надел. Заткнись только!

— Да! — радостно щерил редкие зубы Шишка и преданно смотрел на хозяина. — Вот бы! Дом с садом. Поля свои. Корова! Волы! Это ж богатство такое!

— Вот ведь дурень! — вздохнул Владимир, у которого представления о богатстве были несколько иными.

Войско взяло в осаду Беневенто. Все окрестные хутора германцев разорили аварские всадники, которые вязали людей сотнями и гнали на восток, в Атернум, где грузили на корабли, идущие на север. Там их перепишут, разобьют по семьям и погонят еще дальше, в земли ляхов, где раздадут по весям. Пригожие бабы замуж пойдут, крепкие мальчишки-сироты — в Сотню, а остальных разбросают широко, чтобы они и не увиделись больше никогда со своими соседями. Вот так государь император вернул этих людей ровно туда, откуда они когда-то пришли, освободив самые лакомые куски итальянской земли для себя.