Аманда указала рукой на свое ухо в знак того, что надо прислушаться. Хэл кивнул. Вначале он услышал только гудение насекомых и легкий шум ветерка в окружающих деревьях. Затем на их фоне он различил человеческий голос, говоривший негромко, ровным тоном. Голос был слишком тихим, чтобы можно было различить слова, но это бесспорно были звуки чьей-то речи. Она звучала однотонно и без пауз.

– Это впереди, – сказала Аманда.

– Да, – согласился Хэл.

Они продолжали идти по дороге, которая здесь изгибалась влево и проходила через рощицу вечнозеленых растений. Поднявшись на небольшой холм, они увидели внизу перед собой поляну, на которой находились развалины бывшей виллы и незнакомца рядом с ними.

Растительность еще не поглотила эти руины, но от дома сохранилось немногое. На некотором расстоянии от дороги были видны невысокие остатки уничтоженных огнем стен, частично скрытые лозами и сорняками.

Хэл вспомнил, что когда они ждали у ворот Порфира, ему показалось, что он попал в средневековье. А сегодня руины домов, мимо которых они проходили, напомнили ему еще более отдаленные времена. По какой-то странной причине они заставили его подумать о том, как должны были выглядеть в древней Англии руины римских вилл – после того как войска этой некогда могущественной, но распадавшейся империи ушли оттуда.

Видимых причин для такой мысли не было. Тем не менее, когда они с Амандой начали спускаться вниз к развалинам дома и человеку, находившемуся там, это ощущение все еще оставалось.

На человеке была обычная для местных жителей хламида. Даже издалека было заметно, что его одежду очень давно не стирали. Человек был худ, со впалыми щеками, длинные седые волосы и борода выглядели достаточно неряшливо.

Он стоял перед тем, что, похоже, когда-то было декоративным прудом во дворе виллы – круглым водоемом, обрамленным красной плиткой, приблизительно четырех метров в диаметре. Ветерок, дувший в сторону Хэла и Аманды, нес запах гниения.

Пруд располагался на круглой террасе из серого камня с белыми каменными скамьями и каменным цоколем, приходившемся человеку по грудь. Все это было тщательно восстановлено и ухожено.

Темная непрозрачная вода пруда, казалось, поглощала весь падающий на нее свет; а по краю пруда стояли цветочные горшки. В тех что находились справа от человека, росли какие-то ветвистые растения без листьев.

Растения же, слева от него того же размера и формы, выглядели совершенно иначе. На них были маленькие сердцевидные зеленые листочки и цветы всевозможных оттенков розового и красного.

На цоколе перед человеком стоял еще один горшок с цветущим растением. Когда Аманда с Хэлом приблизились, то услышали, как человек разговаривает – очевидно, с цветком. Это был непрерывный поток слов, неразличимых и непонятных.

Продолжая говорить, он медленно, осторожно и методично обрывал лепесток за лепестком цветы растения, стоявшего перед ним, и бросал их в затхлую воду пруда.

На Хэла и Аманду он не обращал никакого внимания, а продолжал методично уничтожать стоящее перед ним растение. Когда последний лепесток последнего цветка упал в темную воду, он начал один за другим обрывать и листья.

Внезапно Хэл догадался, и, повернувшись к Аманде, увидел, что и она поняла то же самое: человек повторяет набор ругательств, настолько привычный, что отдельные слоги соединились вместе и слова утратили смысл.

– Привет, – отчетливо произнесла Аманда почти на ухо человеку. Он не отреагировал. Или он не слышал ее, или слышал, но оставил без внимания ее слова – сказать было невозможно. Его хламида была настолько грязна и изношена, что вначале Хэл не обратил на нее внимания, но теперь он заметил, что какое-то время назад и на грудь и на спину было краской нанесено слово «РАЗРУШАЙ»

Тем временем человек закончил ощипывать с цветка последние листья. Он замолчал и повернулся в другую сторону, все еще игнорируя Хэла и Аманду. Затем направился к последнему из горшков с ощипанными растениями. Он взял этот горшок в руки и осторожно понес к руинам дома.

Хэл с Амандой последовали за ним.

Он пересек место, где стоял дом, и вышел на лужайку, которая была уставлена множеством точно таких же горшков.

Растения в них были в разном состоянии – от совершенно голых до покрытых листьями и цветами. Поставив свою ношу, человек, пройдя дальше, выбрал растение, изобиловавшее цветами. Так же осторожно он вернулся с горшком обратно к пруду и поставил его на освободившееся место слева от цоколя. За все это время он никак не показал, что замечает присутствие Аманды и Хэла.

– Мы ничего не можем для него сделать, – сказала Аманда. – Нам можно уходить.

Они повернулись и пошли по направлению к горам. Дорога теперь превратилась в узкую тропинку и начала извиваться вокруг небольших, но достаточно крутых холмов.

Теперь у них на пути перемежались открытые участки и густо поросшие лесом склоны, полянки были сплошь покрыты разновидностью папоротников.

Процион стоял высоко в небе над ними, а последние клочки облаков, казалось, сгорали в нагревшемся воздухе. Хэл видел все это, но думал о другом. Он попытался вообразить себя человеком, которого только что повстречал.

Эта привычка началась с детской игры, потом превратилась в упражнение и, наконец, сделалась почти необходимостью. И он стал считать неудачей, когда ему не удавалось вообразить себя видящим все вокруг глазами другого человека.

Сейчас это оказалось более трудным, чем когда-либо еще. Встреченный ими человек явно был безумен. Но Хэл считал, что при достаточном усилии он и здесь добьется успеха.

Человек, вероятно, пришел в такое состояние, когда орда оккупантов разрушила его дом; и именно потому, что он был так явно безумен, солдаты не потрудились с тех пор переселить его в город, как это они делали с другими экзотами.

Теперь Хэл сосредоточил свое внутреннее зрение на мысли, что это он сам обрывает лепестки цветов.

Для этого понадобилось много времени, но в конце концов он мысленно представил себе эту сцену.

Для того чтобы по-настоящему понять кого-то, необходимо почувствовать себя этим кем-то. Полное сопереживание. Сопереживание – хорошее слово для описания состояния, когда воображаешь себя другим существом. Хорошее… и необходимое. Полное сопереживание приводит к полной ответственности. А полная ответственность становится, в конце концов, абсолютной и инстинктивной – автоматической оценкой последствий перед любым действием, в которое вовлекаются другие.

Теперь, для себя, Хэл сделался безумцем; и для нею уничтожение цветов означало уничтожение того, что разрушило его разум. Он мало-помалу пытался вернуться назад, сделаться тем, кем он был раньше. Но дорога, которую он выбрал, замыкалась в кольцо. Ему никогда не добиться успеха. Если только… возможно, если только Хэлу не удастся найти Созидательную Вселенную – для него, да и для всех других людей.

Каким-то образом все это – безумный человек, Ибан, экзоты, Энциклопедия, война, Земля, Молодые Миры – стало сходиться в одну точку, и Хэл почти физически ощущал этот процесс. Как ни странно, ему представлялось, что эта точка находится в месте, которое он никогда не видел; месте, к которому он сейчас направлялся. В новой Гильдии Придела.

Странно, что и легче всего, и одновременно труднее всего Хэлу было вообразить себя одним человеком – Блейзом.

Внутренним взором Хэл следил за более важным – за тонкими пальцами, бросающими оторванные лепестки в темную воду. Его мысли ушли далеко, в далекое детство Донала Грима, за сто лет до нынешнего дня.

– Ты задумался, – через некоторое время сказала Аманда.

Хэл, вздрогнув, очнулся и возвратился из мысленного мира в реальный.

– Да, – сказал он. – Тот человек… однажды я был таким, как он.

Они продолжали идти. Хэл следил взглядом за тропой, но краем глаза заметил, как Аманда повернула голову и с серьезным видом смотрит на него.

– Ты? – спросила она. – Когда?

– Когда мы получили известие о смерти Джеймса – моего самого младшего дяди. Я однажды рассказывал тебе, ведь так?