Остальные пристально смотрели на него. На этот раз даже ди Фасино не сказал ничего.

– Видите ли, – сказал Хэл, тщательно выбирая слова, – дело в том, что его не тревожит, сможет ли он захватить Землю. В последнюю минуту он может всегда вытянуть кролика из шляпы и осуществить завоевание каким-то неожиданным способом. Он практически уже сказал мне это три года назад, когда он и я встретились в толще фазового щита. Я вызываю у него беспокойство – потому что и я также могу вытащить кролика, о котором он не подозревает, из моей шляпы, прежде чем он сможет вытащить своего. Он знает, что я единственный человек, кто мог бы сделать что-то, чего он не может ожидать. Если он сможет вызвать у меня панику настолько, чтобы я хоть чуть-чуть начал суетиться, я могу допустить промах и мне не хватит времени, чтобы достать этого кролика.

– Господи! – воскликнул ди Фасино. – Что за способ – пытаться надавить на кого-нибудь, угрожая избиением, возможно, миллиардов людей.

– Эта угроза отстоит от нас еще по крайней мере на шесть месяцев, – заметил Хэл. – Вы знаете, что девизом Уолтера Бланта, который основал изначальную Гильдию здесь, на Земле, было: Разрушай. То, чего он хотел – это ликвидировать всех и все, кроме нескольких особых людей на особой Земле, которая могла бы тогда заняться строительством чего-то особого. Заметьте, что цель Блейза всегда повторяла эту. Он хочет добиться, чтобы Молодые Миры обезлюдели полностью, а население Земли сократилось до некоей особенной группы людей, которые через много поколений станут похожи на него самого.

– И что из этого? – спросил ди Фасино.

– Только то, что разрушение, которое проповедовал Блант, так никогда и не началось. Вместо этого Гильдия изменила свои цели, склонившись к ненасилию и идее философского развития.

– Это было в прошлом.

– Это есть и в настоящем, точно так же как существующее всегда создается прошлым и содержит его элементы, – ответил Хэл. – Продержитесь еще немного дольше, не допустите, чтобы ваше беспокойство за эти шесть месяцев выбило вас из колеи.

– А что тем временем будешь делать ты?

– Прежде, чем я отвечу на этот вопрос, я хочу иметь что-то, что мог бы вам показать, – ответил ему Хэл. – То, за чем я охочусь именно сейчас, не более материально, чем сон – как и любое открытие до того, как оно осуществится. Но я уверен, что оно существует; и если я прав, оно окажется для нас аварийным люком для выхода из этой ситуации без какой-либо резни и без военных действий; причем задолго до того, как пройдет шесть месяцев. Я скажу вам, когда добьюсь чего-то заметного. А тем временем важно, чтобы все на нашей стороне продолжали, несмотря ни на что, двигаться вперед как можно скорее и ни в чем не сомневаться.

– Опираясь на веру, – сказал ди Фасино.

– Именно так, на веру. Сильнее ее нет ничего. – Хэл ненадолго взглянул на Рух, затем снова на главнокомандующего. – Помните о различии между нашим лагерем и его. И наконец, о том, что та часть человечества, которая верит в продвижение вперед и смелые действия, направленные вовне, находится здесь, вокруг нас; а те, кто предпочитает повернуть обратно и спрятаться от риска, сопряженного с прогрессом, остались с Блейзом. Все, что делает любая из сторон – от строительства кораблей до войны при их посредстве, является частью ее усилий достигнуть цели; и оно окажется необходимым, когда придет момент последнего противостояния.

Ди Фасино сумрачно смотрел на него, но долгое время сидел молча.

– Мы сделаем нашу часть работы, – наконец произнес он, – и ты это знаешь. А в остальном ты прав. Нам потребуется вера в то, что и ты, и все остальные делаете то же самое – и много веры!

Совещание закончилось.

Прошло шестнадцать часов.

Аджела, Рух и Аманда по очереди дежурили у Тама, пока он боролся, чтобы прожить еще немного. Хэл возвратился к себе, чтобы изучать знания, занесенные в хранилище памяти Абсолютной Энциклопедии и теперь открывшиеся ему. Он занимался этим некоторое время; затем поспал, а проснувшись, снова уселся и мысленно представил себе его образ. Его глаза видели хранилище, но мысли блуждали далеко, достигая границ того, что было накоплено там в течение столетий.

Это походило на блуждание по коридорам бесконечного музея. Но экспонатам не хватало какого-то невидимого элемента, и Хэл затруднялся сказать, какого. И тут его осенило: где были души, которые создали каждую из этих вещей? Вы могли следить за созданием произведения искусства или за достижением открытия по уровням ремесла, которое превратило их в реальность. Но только до какой-то точки. А потом внезапно оказывались перед разрывом, квантовым скачком, по другую сторону которого творение и становилось полностью продуктом создавшей его личности – так что никто другой не мог бы сделать то же самое – и не было мостика ремесла, чтобы объяснить уникальность того, что вы видели, слышали или чувствовали. То, что находилось дальше, было просто ни с чем не сравнимым, незаменимым личным талантом, который, как по волшебству, являл самую сущность действующего творческого потенциала. Имелся этот разрыв, а что-то жизненное, важное пока отсутствовало. А чтобы осуществить его цели в Созидательной Вселенной, этого нужно было коснуться – если уж его невозможно схватить. Точно так же как один мозг никогда не может полностью постичь намерения другого, но может все же понять эти намерения, чтобы действовать, основываясь на них.

Уже несколько часов Хэл высвобождал свое подсознание в поисках этого необходимого контакта; в то время как его сознание продолжало блуждать по коридорам хранилища памяти Энциклопедии – и наконец к нему пришел ответ, как что-то почти позабытое.

Когда он тремя годами раньше спросил Тама, о том, как он, Хэл, может научиться, подобно Таму, читать содержимое хранилища знаний, оказалось, что Там не может логически, словесно, описать, как он это делает. Он отослал Хэла к старому роману двадцатого столетия, который после того, как его почти забыли, сделался классикой, когда его снова обнаружили в двадцать первом столетии. Главным героем книги «Песчинки», написанной человеком по имени Ричард Маккенна, был старшина, которого назначили механиком на американское речное патрульное судно. Действие происходило в Китае, во времена больших потрясений.

Все другие члены экипажа поддались неписаной традиции неофициально нанимать китайцев-подмастерий, чтобы те работали за них. В результате всю работу в машинном отделении делали китайцы. Главный герой, который любил двигатели и был непреклонен в том, чтобы самому выполнять свои обязанности, не мог заставить себя поступить так же, как остальные. Он решил делать свою работу собственными руками. Это пробудило вражду по отношению к нему со стороны китайских рабочих, поскольку его решение лишало одного из их соплеменников работы.

Там сказал Хэлу, что в романе есть сцена – и Хэл позже нашел ее с помощью Энциклопедии, в которой главный герой, расхаживая взад-вперед по машинному отделению, когда судно куда-то шло, неожиданно для себя остановился у маленького люка, под которым проходил паровой трубопровод. Открыв его, он обнаружил, что клапан, который должен был быть открытым, был плотно закрыт, перекрывая поток пара через эту трубу. Намеренный саботаж одного из рабочих.

Он открыл клапан, и лишь намного позже обнаружил, что, сделав так, он заслужил среди китайских рабочих репутацию волшебника, поскольку выглядело так, что сразу нашел преднамеренно закрытый клапан и открыл его, хотя никаким образом не мог узнать, что тот закрыт.

Другой писатель того же периода в своих воспоминаниях упомянул, что спросил у самого Маккенны, мог ли кто-либо при всем шуме в машинном отделении действительно услышать различие, возникшее из-за того, что оказался закрыт один маленький клапан. Маккенна, который на флоте выполнял ту же самую работу с двигателями, сказал, что такие люди нашлись бы. Он сам замечал такие изменения и исправлял их, почти не задумываясь – настолько он привык к надлежащему звуку двигателя.