«Всего один солдат, — думал Эндрю, — это уже кое-что. Может, его хотят всего лишь допросить. О, если бы это было так!»
Стаады так же молча смотрели, как сани, звеня колокольчиками, отъезжают от дома. Сьюзен заплакала.
«Мы никогда его не увидим, — всхлипнула она. — Никогда! Они его забрали! Проклятый Питер, это он утащил нашего сына за собой!»
«Тише, мать, — Эндрю крепко обнял ее. — Тсс! Он вернется утром. Самое позднее, днем».
Но она услышала в его голосе дрожь и заплакала еще сильнее. Ее плач разбудил Эммалину, которую пришлось долго успокаивать, и наконец мама с дочкой вместе уснули на большой кровати.
Эндрю Стаад не спал всю ночь.
Он сидел у огня, надеясь вопреки всему, но в глубине души думал, что никогда уже не увидит сына.
Глава 65
Через час Бен стоял перед Андерсом Пейной. Он был удивлен, но не испуган, и внимательно слушал все, что говорил главный судья. Слышал он и приглушенный звон монет, которые тот пересыпал из одной руки в другую.
«Понял меня, юноша?» — спросил Пейна своим сухим судейским голосом.
«Да, господин».
«Я должен быть уверен. Это не шуточное дело. Повтори, что ты сделаешь».
«Я пойду в замок и поговорю с Деннисом, сыном Брендона».
«А если Брендон вмешается?»
«Скажу, чтобы он поговорил с вами».
«Верно», — Пейна откинулся в кресле.
«И я не должен говорить, чтобы они держали этот разговор в тайне».
«Да. А почему?»
Бен какое-то время молчал. Пейна не мешал ему думать: парень ему нравился. Он держался спокойно и уверенно. Любой другой, кого привели бы к нему среди ночи, дрожал бы от ужаса.
«Потому что тогда они скорее могут рассказать об этом, чем если бы я не сказал ничего».
Губы Пейна тронула усмешка:
«Молодец. Дальше».
«Вы даете мне десять золотых. Два я дам Деннису: один для него, а второй для того, кто найдет кукольный дом, принадлежавший матери Питера. Остальные восемь для Бесона, главного тюремщика. Деннис передаст мне кукольный дом, который я отдам Бесону, а салфетки он отдаст Бесону сам».
«Сколько?»
«Двадцать одну каждую неделю. Королевские салфетки, но без герба. Вы наймете женщину, которая будет срезать гербы с салфеток. Время от времени вы будете передавать через меня деньги Деннису или Бесону».
«Но сам не возьмешь?» — уточнил Пейна. Он уже предлагал, и Бен отказался.
«Нет. Это все».
«Уже немало».
«Жаль, что я не могу сделать больше».
Пейна сел прямо, внезапно посуровев лицом:
«Не можешь и не должен. Это очень опасно. Ты оказываешь услуги человеку, обвиненному в отвратительном преступлении».
«Питер — мой друг», — возразил Бен с достоинством.
Пейна усмехнулся, указывая на синяки, украшающие лицо Бена:
«Я вижу, ты уже заплатил за эту дружбу».
«Я готов заплатить в сто раз больше, — Бен поколебался и твердо добавил. — Я не верю, что он убил отца. Он любил короля Роланда не меньше, чем я люблю своего отца».
«Да?» — переспросил Пейна без интереса.
«Да! А вы верите, что он это сделал? Вы действительно верите в это?»
Пейна усмехнулся так, что даже горячая кровь Бена застыла в жилах.
«Если бы я не верил, я бы поостерегся говорить об этом кому попало, — сказал он ужасно медленно. — Иначе я очень скоро почувствовал бы на шее лезвие топора».
Бен молча смотрел на него.
«Ты говоришь, что ты его друг, и я тебе верю, — Пейна, сидя в кресле так же прямо, не отрывал от Бена глаз. — Если ты и правда его друг, ты сделаешь то, что я сказал, и не больше. Если ты надеешься, что Питер в конце концов будет освобожден — а я вижу это по твоему лицу, — то оставь эти надежды».
Пейна не позвал Арлена, а сам вывел юношу через черный ход. Солдат, который привел его, завтра же отправится в западный баронат.
У двери Пейна сказал:
«Напоминаю еще раз: не отступай от договоренности ни на шаг. Друзей Питера сейчас не очень жалуют в королевстве, как доказывают твои синяки».
«Я буду драться с ними!» — воскликнул Бен.
«Да-да, — Пейна опять усмехнулся. — И то же придется делать твоей матери? Или младшей сестре?»
Бен уставился на него широко раскрытыми глазами.
«Так и будет, если ты не проявишь максимальную осторожность, — сказал Пейна. — Буря только начинается, — он открыл дверь, за которой выл ветер. — Иди домой, Бен. Думаю, родители будут рады увидеть тебя».
Так оно и было. Родители встретили его у дверей — они услышали колокольчики. Мать, рыдая, кинулась ему на шею. Раскрасневшийся отец жал ему руку до боли. Бен вспомнил слова Пейны: «Буря только начинается».
Позже, лежа в постели и слушая вой ветра за окном, Бен понял, что Пейна так и не ответил на его вопрос — верит ли он в виновность Питера.
Глава 66
На семнадцатый день царствования Томаса Деннис, сын Брендона, принес в Иглу первую партию салфеток. Он взял их из хранилища, о котором не знали ни Питер, ни Бен, ни сам Андерс Пейна. Деннис знал, потому что он был дворецким из древнего рода дворецких, но для него это было само собой разумеющимся, и он не думал о том, откуда взялось столько салфеток. Мы еще поговорим об этой комнате, а пока достаточно сказать, что, знай о ней Питер, он мог бы попытаться убежать тремя годами раньше, и тогда многое случилось бы иначе.
Глава 67
Королевский герб с салфеток удаляла женщина, которую Пейна выбрал за быстроту ее иглы и за умение молчать. Каждый день она сидела в кресле у дверей склада, срезая ветхие нитки. Когда она делала это, ее губы были сжаты еще крепче, чем обычно: ей казалось почти святотатством портить такую хорошую работу, но она была бедна, и деньги, предложенные ей Пейной, казались небесным даром. Поэтому она годами и сидела там и работала ножницами, как одна из волшебниц-сестер, о которых вы, должно быть, знаете из другой сказки. Она не говорила о своей работе никому, даже мужу.
От салфеток тянуло странным запахом — чистым, но затхлым, от долгого хранения, — но они были девственно-белыми, двадцать на двадцать каждая, достаточно, чтобы прикрыть колени самого большеногого едока.
При доставке первой партии салфеток разыгралась комическая сцена. Деннис и Бесон некоторое время глядели друг на друга — каждый ожидал от другого чаевых. Поняв тщетность ожиданий, Деннис повернулся к двери, и разочарованный Бесон проводил его легким пинком. Потом он взял одну из салфеток и притворился, что вытирает ею зад, к немалому веселью подчиненных. Но только притворился — в дело замешан Пейна, значит, надо быть осторожным.
Впрочем, все могло измениться. В пивных Бесон уже слышал разговоры о том, что главный судья вызвал недовольство Флегга, и, быть может, скоро ему предстоит взглянуть на судебную процедуру не под тем углом, что раньше — с одного из шестов на высокой стене замка.
Глава 68
На восемнадцатый день царствования Томаса на подносе с завтраком, который принесли Питеру, появилась первая салфетка. Она была такой большой, что целиком закрывала маленький завтрак. Питер улыбнулся — впервые в этом гиблом месте. Его щеки уже густо поросли щетиной, которой предстояло вырасти в длинную бороду, и вид у него был довольно несчастный… пока он не улыбался. Эта улыбка волшебным образом преображала его лицо, делала его сильным и сияющим.
«Бен, — прошептал он, поднимая салфетку. — Я знал, что ты это сделаешь. Спасибо, дружище. Спасибо».
Первое, на что Питер употребил салфетку — вытер слезы, которые полились по его щекам.
В двери открылся глазок. В нем одновременно, как две головы Флеггова попугая, возникли двое стражников, прижавшихся друг к другу щетинистыми щеками.
«Мальчик не забудет вытереть носик?» — осведомился один издевательски-тонким голосом.
«Мальчик не забудет вытереть кашку с рубашки?» — подхватил второй и загоготал. Но Питер не смотрел на них и не переставал улыбаться.