«Деннис? — прошептал Питер, даже не сознавая, что говорит вслух? — Деннис?» Он перешел к началу, и сердце его забилось еще сильнее. Записка начиналась словами «мой король».

«Мой король, Вы может быть знаете что я пять последних лет служил дворецким у вашего брата Томаса. Неделю назад я узнал что Вы не убивали вашего отца Роланда Доброго. Я знаю кто это сделал и Томас знает. Вы узнали бы имя этого убийцы тоже но я не осмеливаюсь написать его. Я пошел к Пейне который отправился в изгнание и велел мне вернуться в Замок и написать Вам. Пейна сказал что изгнанники скоро станут мятежниками а это не должно быть. Он сказал чтобы я служил Вам и то же сказал мой Отец перед смертью, потому что наша семья всегда служила Королю а Вы истинный Король. Если у Вас есть план я помогу вам даже ценой жизни. Когда Вы читаете это, я стою внизу на площади. Прошу если у Вас есть план подойти и стать у окна. Если Вам есть на чем писать напишите записку и киньте мне. Позже я ее подберу. Если Вы согласны дважды махните мне рукой.

Ваш друг Бен с изгнанниками. Пейна обещал прислать его сюда. Я знаю где он (Бен) может быть и могу привести его сюда за день или два. Это опасно но я чувствую что времени у нас мало. И Пейна чувствует то же самое. Буду ждать и молиться.

Деннис — Ваш друг и, преданный слуга».

Прошло немало времени прежде чем Питеру удалось привести в порядок мысли. Один вопрос особенно занимал его: что увидел Деннис, что заставило его так решительно изменить мнение? Что это могло быть?

Мало-помалу он убедил себя, что это неважно. Деннис изменил мнение, и это главное.

Пейна. Деннис пошел к Пейне, и Пейна сказал… Старый лис что-то почуял. Он, конечно, помнит про салфетки и про кукольный дом. И что-то чует. Что же делать?

Часть его по-прежнему хотела осуществить намеченный план. Он столько готовился, что теперь ему было жаль отказываться от этой возможности. Да и сны его подгоняли.

Вы узнали бы имя этого убийцы… Питер его знал, и эта фраза больше, чем что-либо, убеждала его, что надо спешить. Флегг что-то задумал, и его нужно опередить. Сколько еще ждать?

Питер разрывался от противоречивых мыслей. Бен… Томас… Флегг… Пейна… Деннис… все они мелькали в его голове, как образы из снов. Что же делать? Внезапно к нему пришла мысль. До этого он сидел на кровати, нахмурясь и склонясь над запиской. Теперь он выпрямился, и глаза его ярко блеснули.

Если вам есть на чем писать…

Есть. Не салфетка — ее могут найти. Не записка Денниса — она исписана с обеих сторон.

Пергамент Валеры.

Питер встал и убедился, что глазок закрыт. Потом подошел к окну и дважды помахал, надеясь, что Деннис видит его.

После этого он вернулся в спальню, отодвинул камень и вытащил оттуда пергамент и медальон. Он повернул пергамент тыльной, чистой стороной… но чем ему писать?

Тем же, чем писал Валера.

Слегка поднатужившись, он разорвал матрас. Внутри была солома, и он быстро нашел прочные соломины, которые могли заменить перо. Медальон был сделан в форме сердца, с острым нижним краем. Закрыв глаза, Питер прочитал краткую молитву и полоснул себя острым медальоном по запястью. Кровь хлынула сразу — куда больше, чем нужно. Он окунул первую соломинку и начал писать.

Стоя на холодной и темной площади, Деннис увидел, как темная фигура Питера вверху подняла руки над головой и дважды помахала ему. Значит, будет послание. Это увеличивало риск, но Деннис был рад.

Он ждал, переминаясь с ноги на ногу. Часовой прокричал десять… одиннадцать… двенадцать часов. Луну заволокли тучи, но воздух странно светился, как часто бывает перед бурей.

Он начал уже думать, что Питер забыл о нем. Когда темный силуэт вновь появился у окна. Деннис вскинул голову, поморщившись от боли в шее, согнутой уже четыре часа. Что-то на миг промелькнуло в воздухе, и силуэт Питера скрылся. Через мгновение погасла свеча.

Деннис огляделся по сторонам и быстро двинулся через площадь. Он знал, что в любую минуту может появиться стражник, но с этим ничего нельзя было поделать. К тому же он был уверен, что где-то неподалеку бродят духи всех обезглавленных на этой площади.

Но о таких вещах лучше было не думать. Поэтому он просто стал искать то, что бросил Питер, всматриваясь в заснеженное поле площади, как ищейка. Ему казалось, что предмет, мелькнувший в воздухе, был твердым и блестящим. Правильно — Питер не мог бросить просто листок бумаги, иначе его унесло бы ветром. Но что это?

С каждой секундой Деннис волновался все сильнее. Он нагнулся и стал шарить руками по снегу, по следам, размытым оттепелью до размера драконьих лап. Пот стекал у него со лба. В голову ему пришла безумная мысль — что вот сейчас на плечо ему ляжет рука, и он увидит ухмыляющееся лицо королевского чародея.

«Поздновато для прогулок, — скажет Флегг, и глаза его вспыхнут багровым волчьим светом. — Что ищешь, Деннис? Может, я помогу тебе?» Не думай о нем! Ради всего святого, не думай о нем!

Но не думать было трудно. Где же оно?

Руки Денниса, которыми он шарил в снегу, совсем окоченели. Ну где же оно? Еще полбеды, что Деннис его не найдет. Хуже, если его найдет кто-то другой.

Часовой прокричал час.

Стоп, Деннис. Успокойся.

Это был голос его отца. Деннис замер, как был — на коленях, с носом у самой земли.

Ты уже ничего не видишь, мой мальчик. Закрой глаза на минутку, а потом посмотри. По-настоящему.

Деннис послушался. На этот раз он внимательно оглядел всю заснеженную, истоптанную мостовую у подножия Иглы.

Ничего.

Стоп! Вон там!

В снегу что-то блеснуло.

Деннис увидел краешек чего-то блестящего, что он во время своих панических поисков едва не вдавил в снег коленом.

Он подхватил непонятный предмет онемевшими пальцами и рассмотрел его. Медальон, должно быть, из золота, в форме сердца. Между двух створок зажат клочок бумаги. Очень старой бумаги.

Деннис вытащил бумагу, бережно сжал ее в руке, а медальон надел на шею. Потом побежал. Эта пробежка была еще хуже, чем все предыдущее — на каждом шагу он боялся быть обнаруженным.

Наконец он укрылся в спасительной тени зданий и смог отдышаться. Он прошел в замок через дверцу для слуг, выждав момент, когда стражник — такой же сонный и хмельной, как его коллеги, — отвернулся.

Через двадцать минут, в хранилище салфеток, он смог, наконец, прочитать записку.

Одна ее сторона была исписана старинными буквами, странными ржавыми чернилами. Деннис перевернул листок и чуть не вскрикнул. Эти «чернила» он мог узнать.

«О король Питер!» — прошептал он.

Буквы расплывались — «чернила» не успели еще высохнуть, — но почерк был четким.

«Хотел убежать сегодня. Ждать больше нельзя. Не ходи за Беном. Слишком опасно. У меня есть веревка. Тонкая. Может порваться. Завтра в полночь. Помоги если можешь. Нужно укрытие. Могу быть ранен. На волю Божью. Спасибо, дорогой Деннис. Король Питер».

Деннис перечитал записку трижды и заплакал — на этот раз от радости. Он снова и снова смотрел на строчку:

«спасибо, дорогой Деннис», написанную королевской кровью.

«Питер, я умру за тебя тысячу раз», — подумал Деннис. Он спрятал записку в карман, так и не сняв медальон с шеи. Прошло немало времени прежде чем он смог заснуть, но проспал он недолго. Дверь хранилища вдруг распахнулась — скрежет ее дверей показался Деннису ужасным, нечеловеческим криком, — и на него надвинулся темный силуэт с горящими волчьими глазами.

Снег пошел около трех утра — Бен Стаад увидел его первые хлопья, когда они с Наоми стояли на опушке королевского заповедника, глядя на замок. Фриски присела рядом, поскуливая. Она тоже устала, но была рада — запах становился все сильнее и свежее.

Она быстро довела их от дома Пейны до заброшенной фермы, где Деннис провел четыре дня, питаясь ненавистной репой. В этом доме ярко-синий запах пропитал все, и Фриски бегала из комнаты в комнату, радостно гавкая.