Но мне совсем неинтересно, какой болью расцветит смерть моё воображение.

Глубина, глубина, я не твой…

На экранах — кровь. Привычная картина.

Я стянул шлем, навалился на стол, дёрнул из разъёма телефонный провод.

— Обрыв связи! — сказала Вика. — Нет тонового сигнала в линии! Проверь разъём!

— Всё в порядке, — втыкая провод на место, пробормотал я. — Перезагрузка.

— Серьёзно?

— Да.

На мониторе голубизна и падающий человечек. На душе гадко.

Я ввязался в очень серьёзную историю. Если «Аль-Кабар», «Лабиринт» и те, кто стоят за Человеком Без Лица, сцепятся из-за Неудачника… Ой-ёй-ёй… Лучше не попадать между таких жерновов. Лучше всего теперь на пару недель забыть про виртуальность. Резаться в обычные игры, пить с Маньяком пиво, апгрейдить компьютер, съездить куда-нибудь в Анталию, где ещё тепло, искупаться в море.

Конечно, придётся забыть о Вике. О настоящей Вике. Надолго.

Навсегда распрощаться с мечтой о Медали Вседозволенности.

И, конечно, вычеркнуть из памяти Неудачника.

А кто он, собственно говоря, такой, чтобы переживать за него? Хомо Компьютерис? Человек компьютерный, способный входить в виртуальное пространство без всяких модемов-телефонов? Ну и что? Не стоит надеяться, что его способность — если она действительно есть — можно легко перенять.

Специалисты всех мастей будут исследовать его, снимать энцефалограммы и замерять мыслимые и немыслимые параметры. Неудачника будут усаживать перед компьютерами разных типов, подключать и отключать модемы, привозить к телефонным линиям и прятать в подземные бункеры. И требовать — войди в глубину… расскажи, что ты чувствуешь… какое ощущение возникает в большом пальце левой ноги при входе в виртуальность и как меняется стул после трёх суток в виртуальном мире. Проведёт он остаток своих дней где-нибудь на охраняемой швейцарской вилле или в пустынях Техаса, в какой-нибудь научном центре ЦРУ. Очень ценная и уважаемая морская свинка.

Впрочем, он русский, наверное — российский гражданин. Если кинуть информацию о Неудачнике в открытую сеть — или соответствующим органам…

Я даже засмеялся от собственной наивности. Ну и что? Пошлёт старушка Россия авианосцы и танковые бригады на охрану Неудачника? Мало ли талантливых программистов было вывезено из страны — четырнадцатилетнего парнишку из Воронежа Сашу Морозова, например, увезли спецрейсом. Никому у нас не нужны мозги. Разве что разведка соберёт остатки былой смелости и перехватит Неудачника. Лишь для того, чтобы замуровать в собственном исследовательском центре, где-нибудь в Сибири или на Урале…

Когда возникала глубина — её знаменем была свобода.

Мы независимы от продажных правительств, обветшалых религий и пуританской морали. Мы свободны во всём — и навсегда. Информация не имеет права быть засекреченной — и мы вправе говорить обо всём. Свободу передвижений нельзя ограничить — и Диптаун не будет знать границ. Мы отстоим своё право иметь все права. Мы изгоним из наших рядов лишь тех, кто восстанет против свободы.

Как наивны и восторженны мы были!

Люди нового, кибернетического мира, свободного и безграничного пространства!

Упивающиеся свободой, играющие ей, словно ребёнок, вставший с постели после долгой болезни, радостные и гордые собой. Интересы глубины — всё для неё, всё во имя её, во веки веков… аминь.

Но почему я всё-таки верю в эти смешные лозунги с той же радостью, как в детстве верил в коммунизм?

Почему мне так хочется верить — вопреки всему?

Преступая законы, громя чужие компьютеры, воруя чужую «интеллектуальную собственность», не платя нищей родине налоги, не доверяя никому, кроме десятка друзей — и верить во что-то тёплое, чистое и вечное? В свободу, доброту и любовь?

Наверное, я просто из той породы, что иначе жить не умеет.

И, в общем, никто мне не мешает верить в свободу и дальше. Отсидевшись в реальности десяток дней, сменив каналы входа в глубину и сетевой адрес.

Верить — очень просто.

Я смотрел на трёхмерную сетку нортоновской таблицы, на ровненькие строчки директорий и поддиректорий. Три гигабайта, и все заполнены под завязку. Служебные программы, вирусы-антивирусы, кусочки Викиного «сознания», музыкальные файлы и игры, ворованная информация и свежие книги, ещё не успевшие выйти из стен типографии. Вон «Сердца и моторы — снова в пути» Васильева, вон свеженький детектив плодовитого как пиранья Льва Курского, вон нашумевший роман Олди. Выйти сейчас, купить много-много пива, распечатать на стареньком «Лазер-джете» пару книжек, завалиться на тахту. Отоспаться — вволю! А господин Урман, которого я никогда не увижу воочию, и господин Без Лица, которого не увижу тем более, могут сражаться с Вилли-Гильермо за Неудачника…

Никогда мне не нравились дураки и камикадзе.

Я взял с корпуса своей «пятёрки» телефонную трубку, набрал номер Маньяка. Мне опять повезло — он не болтался в виртуальности и не спал.

— Алло!

— Шура, это я.

— А… — Маньяк убавил тон.

— Ты не занят?

— Ну… немного.

— Программу пишешь?

— Нет, картошку чищу. Галя ужин готовит.

— Поздравляю.

— С чем? — насторожился Маньяк.

— С примирением!

— А… да, ерунда.

Злоупотреблять его временем, да ещё в условиях недавнего воссоединения с супругой, не стоит.

— Шура, скажи, возможно войти в «Лабиринт Смерти» с оружием?

— С вирусом, что ли? Тебе «BFG» мало? — Маньяк начинает веселиться. — Шутишь. Это пространство в пространстве, созданное с жёстко заданными целями. Проще в Пентагон вирус засунуть, чем через фильтр «Лабиринта» пронести.

— Уж не ты ли им фильтр делал?

— Нет, — с сожалением сознался Маньяк. — Не я. Но я знаю, кто и как его делал.

— И как?

— Во входном портале твой внешний образ копируется. Если при тебе есть программы, любые, то они отсекаются. Через сервер «Лабиринта» проходит твоя точная внешняя копия.

— Никак не обойти? — беспомощно поинтересовался я.

— Подумай.

— Что-то часто приходится… надоело уже, — буркнул я. — Шура! Ну скажи — можно пробить фильтр?

— Пробивают только стены лбом, — наставительно сказал Маньяк. — Что случилось?

— Очень скверная история. Очень.

— Для кого — скверная?

— Для всей глубины. И для одного хорошего человека.

— А для тебя? — в лоб спросил Маньяк, и я невольно вспомнил «Трех мушкетёров».

— Полный швах. Можешь поверить.

Маньяк ответил не сразу. Даже начал что-то насвистывать.

— Шурка!

— «Warlock — девять тысяч» тебя устроит?

— А что это?

— Локальный вирус. Как обычно.

— И он пройдёт через фильтр?

— Может быть.

— Шура, я тебя не очень отвлекаю? От картошки? — охваченный внезапным раскаянием, спросил я.

— Ничего, уже дочищаю…

Я радиотелефоны не люблю. Хватит мне излучений от родного компьютера. Маньяк, наоборот, жизни без них не мыслит. Вот и сейчас, наверное, стоит, прижимая плечом трубку, и сдирает с картошки кожуру.

— Залей мне его.

— Прямо так и залить?

— Да, — набравшись наглости попросил я.

— Подожди, не всё так просто. Ты какими программами пользуешься для создания облика?

— Разными… «Биоконструктор», «Морфолог», «Личина»…

— Ясно. В какой личности будешь пользоваться вирусом?

— Личность номер семь, «Стрелок». «Ганслингер»…

— Расширение какое у файла?

— А? Расширение? Кажется…

— Врубай терминал, — устало приказал Маньяк. — Ставь полный доступ на пароль… ну, например, «12345».

— Один-два-три-четыре-пять, — как дурак повторил я.

— Цифрами! — уточнил Маньяк. — Я сам всё настрою.

— Спасибо!

— Не отделаешься… пиво с тебя.

Маньяк ещё вздохнул, и перед тем, как положить трубку, пригрозил:

— Звоню через пять минут. Твоя старуха уже работает, ждёт меня, и послушна как гимназистка. Ясно?

Я бросился к компьютеру. Через три минуты Вика согласилась покориться тому, кто прозвонится с паролем «12345», и я отправился на кухню, готовить ужин. Я не успел ещё наполнить чайник, как в комнате затренькал телефон, а потом начал посвистывать соединяющийся модем.