— Смотря в какое зеркало смотреть, дайвер.
— Тогда я буду выбирать, Неудачник. Очень придирчиво. А теперь — уходи.
Он отводит руку от наших ладоней.
Секунду ничего не происходит. Потом стена за его спиной начинает гнуться, скручиваться в воронку.
Неудачник делает шаг назад. В сияющий туннель, уходящий в непознанное. К голубому солнцу, под которым вьются оранжевые ленты. В свой мир.
Его тело дрожит, расплываясь. Каскады разноцветных искр срываются с кожи. На мгновение мне кажется, что я вижу — вижу того, кто приходил в наш мир.
Но скорее, мне просто хочется дать чуду имя.
— Помни о нас… — говорю я вслед уплывающим бликам света. — Помни такими, какие мы есть…
Дом начинает подрагивать. Стены становятся прозрачными, потом — бледно-зелёными, потом — кирпичными, потом — бумажными. Потолок уползает вверх и выгибается куполом. Пол превращается в зеркало, свет в окне проходит все части спектра и выжигает на бумажной стене наши силуэты.
Квартира превращается в огромный зал, словно все направления растянули на порядок.
Туннель медленно сужается, но ещё можно успеть. Прыгнуть вслед Неудачнику — и увидеть, откуда он пришёл. Сорвать с чуда маску.
— Лёня, что это?! — кричит Вика.
— Информация, — отвечаю я. По квартире начинает гулять ветер, на подоконнике зацветает горшок с комнатным гранатом, стопка компакт-дисков на полке принимается наигрывать все песни одновременно. — Он качает информацию! Уносит всё то, что узнал!
Сквозь нас несутся полупрозрачные тени. Пробегает Алекс с винтовкой наперевес, проносится, перебирая лапами, монстр-паук, уходит в туннель та придуманная семья, что мы спасли в «Лабиринте». Вращаясь как пропеллер, пролетает исполинское дерево, семенит хоббит с испуганной мордочкой, огромными прыжками шествует летающий охранник Человека Без Лица с огнедышащим ракетным ранцем за спиной.
Потом проходим мы с Викой. Взявшись за руки.
— Помни нас… — повторяю я. — Помни…
Туннель начинает сужаться, словно диафрагма фотоаппарата. В последний момент в него протискиваются, хлопая крылышками, летающие тапочки Компьютерного Мага.
И комната становится прежней.
— Я всё равно не верю, что он — чужой, — говорит Вика. Неуверенно, но упрямо. — Если он хороший хакер, то мог всё это…
Она замолкает, когда я обнимаю её за плечи.
— Не надо, Вика, — прошу я. — Он ведь ушёл. Навсегда. Теперь не обязательно спорить. Теперь можно и верить.
На улице шум, на улице — обмен мнениями. Видели они хоть что-то из того, что открылось нам? Всё равно. Глубина породила новую легенду.
— Он ушёл, но мы остались, — говорит Вика. — И за тобой — охота.
Киваю, осторожно размыкая наши объятия. Подхожу к окну, смотрю вниз. Человек Без Лица по-прежнему неподвижен.
— Дайвер Леонид тоже должен уйти, — соглашаюсь я.
— Ты будешь грустить по своему дому? — спрашивает Вика. Как здорово, когда не нужно ничего объяснять.
— Чуть-чуть. Как по трёхколесному велосипеду.
Я возвращаюсь к ней, обнимаю. Её губы находят мои.
И это — то, что уже никогда не уйдёт.
Глубина… — молча зову я.
Дом снова вздрагивает, когда в далёком Минске прокатный сервер получает команду. Магнитная головка скользит по диску — стирая.
Оборот — исчезает первый этаж со скандальным пенсионером. Оборот — шестой этаж с тихим графоманом, оборот — десятый этаж с коллекционером виниловых пластинок.
Оживает мой компьютер, и меркнут стены квартиры. Я не смотрю на стол, но знаю, что на дисплее нарисованная Вика улыбается мне — в последний раз. Программы не грустят, когда их стирают. Грустят люди, но у меня нет другого выхода. Если заблудишься в зеркальном лабиринте — бей зеркала. Выходи на свет…
Толпа разражается криками, когда мой дом тает в воздухе. Бедолаге Джордану ещё придётся доказывать, что это не его работа.
Мы плывём над Диптауном, обнявшись и глядя друг другу в глаза.
— Здорово… — шепчет Вика.
— Я и сам не знаю, как это делаю…
— Не знаешь, как целуешься? — удивлённо спрашивает она.
…Нет, никогда я женскую логику не пойму.
Возле супермаркета, на стыке украинского и прибалтийского кварталов, я нахожу тихий закоулок: между телефонными будками и фонтаном. Оттуда мы и выходим. Правда, не сразу.
— Ты стираешь свои следы? — интересуется Вика.
Молча киваю.
— Надеешься, что тебя не найдут?
— Попробую. Может быть, они смогут вычислить город… но и то вряд ли. Лучше, чтобы не узнали даже этого.
— А мне ты можешь довериться?
— Санкт-Петербург, — говорю я. Очень хочется услышать в ответ, что мы земляки. Но Вика морщится.
— Питер… Лёня, подожди меня здесь, ладно?
Я жду. Она убегает в супермаркет, а я ещё раз тянусь к минскому серверу, проверяю, не осталось ли хоть какого-то следа. Потом прохожусь по всем запасным адресам, даже по тем, которые никогда не использовал — и бью их, безжалостно выскребая информацию отовсюду. Со стриммеров и магнитооптики, накопителей Бернулли и оптических дисков. Самым последним я чищу винчестер своего интернетовского провайдера. Всё. Теперь — я никогда не входил в глубину.
Вика возвращается.
— Представляешь, в очередь попала, — смеётся она.
— Срочные покупки?
— Одна покупка.
Она взмахивает перед моим лицом предусмотрительно сложенным авиабилетом. Я вижу лишь, куда она собралась.
— Утром свободен?
— Ты ведь летать боишься.
— Что поделаешь, ехать долго… Ты встретишь меня?
— Какой рейс?
— В десять утра жди у справочного.
Маленькие игры в самостоятельность… я могу сейчас дотянуться до авиакассы в супермаркете, и узнать, кто и откуда брал билет в Питер.
Но я, конечно, этого не сделаю.
— Как я тебя узнаю?
Вика дёргает плечиками.
— Посмотрим. А как я узнаю тебя?
— У меня в зубах будет красная роза, — мрачно сообщаю я.
Я прекрасно понимаю Вику. Одно дело — полюбить друг друга в виртуальном мире. Другое — встретиться наяву. Страшно говорить о себе.
Не знаю, хватило бы у меня смелости первому предложить встречу.
— Тогда в десять у справочного, — решает Вика. — Попытаемся не обознаться?
— Попробуем.
— Я пойду? — полуспрашивает, полусообщает она. — Надо собраться…
— У нас уже холодно, — предупреждаю я.
— И у нас тоже…
Вика делается полупрозрачной, и рассыпается ворохом искр. Красивый у неё выход из глубины.
И мне пора.
Подмигиваю прохожему, который приостановился, наблюдая за Викиным уходом. И исчезаю из виртуальности.
На экранчиках была темнота. Полная.
Я снял шлем.
На дисплее мерцал золотистый фон «Виндоус-Хоум». Вики больше нет. Хватить любить нарисованных людей.
Выходить из Интернета будем вручную…
Я раскрыл окошко терминала и непонимающе уставился на мигающую строчку.
No dial tone!
Надо вовремя платить по телефонным счетам.
Я всё таки взял трубку и вслушался в тишину. Потом проверил логи — телефон мне отключили три часа назад. Под самый конец рабочего дня, как это водится у работников АТС.
Виртуальный секретарь Фридриха Урмана, а ты ведь был прав… Возможно входить в глубину без всяких технических приспособлений.
Я стянул комбинезон и поплёлся к кровати.
111
Меня разбудил телевизор. Я лежал, кутаясь в одеяло — отопление ещё не включали, и было холодно, слушал болтовню дикторов. Политика, экономика, курсы валют… Интересно, попадёт ли вчерашний переполох в виртуальности в выпуски новостей? Может, и попадёт. Где-нибудь между известием о приезде популярного певца и спортивными новостями. Среди прочих курьёзов. Телевидение любит делать репортажи из Диптауна. Обывателю смешно смотреть на мультяшные пейзажи и нарисованных людей. Хорошо, наверное, что над нами смеются. Лишь бы не боялись… не завидовали… не ненавидели…
Я вскинул голову, с испугом посмотрев на часы. Они стояли, видимо, ещё с вечера. Обычное дело, всегда забываю заводить. Нашарил валяющийся на полу у кровати пульт, вывел время на телевизионный экран.