— Спасибо.

Человек Без Лица — последний, оставшийся в живых. Он спокойно стоит, наблюдая за разгромом своей гвардии.

— Беги! — вновь рычит волк, не отрывая от Дибенко взгляда.

— Дайверское братство? — насмешливо говорит Человек Без Лица. — Не ожидал.

Слишком он спокоен. Я киваю Вике с Неудачником, и те послушно начинают отходить. Мы с Романом остаёмся — двое против одного.

Но этот один слишком невозмутим.

— Я вновь предлагаю тебе одуматься, Леонид, — говорит мне Дибенко.

— Да уходи же! — сверкая зелёными человеческими глазами, шипит на меня волк. И прыгает на Человека Без Лица.

Прекрасный прыжок, он даже быстрее и точнее того, с крыши. Челюсти клацают, сжимаясь на шее Дибенко, передние лапы царапают ему грудь. Сейчас, стоя на задних лапах, оборотень куда выше человека.

— Щенок, — говорит Человек Без Лица.

Одной рукой он приподнимает волка за шкирку, и отшвыривает к эльфийской халупе. Удар так силён, что стена проваливается, и волк наполовину влетает в коридор. Но тут же встряхивается и вновь кидается на Дибенко. Удар был не просто ударом — шкура волка полыхает бледным сиянием.

Всадили-таки в Ромку вирус. Наверное, он отключил всю защиту — ради быстроты и точности движений. Но даже сейчас, пока вирус перемалывает его компьютер, он продолжает бороться.

Я бегу. Всё остальное — от лукавого. Ромка следил за мной — и как ухитрился? Бросился в бой, чтобы дать мне шанс.

Терять его — глупо.

Метрах в десяти по улице Вика тормозит машину «Дип-проводника», впихивает внутрь Неудачника, машет мне рукой. Потом её лицо искажается ужасом.

Спину царапает жалобный, затихающий вой, а в следующее мгновение Человек Без Лица хватает меня за плечо. Трудно соревноваться в скорости с человеком, чей домашний компьютер — прототип «восьмёрки». Удар — я падаю на мостовую. Человек Без Лица, который придумал глубину, склоняется надо мной.

— Я был терпелив, — говорит он.

Плюю в серую туманную маску. Жест чисто символический — возможность плеваться в виртуальном теле не предусмотрена. Надо будет Компьютерному Магу подкинуть идейку…

Дибенко проводит ладонью по отсутствующему лицу, словно стирая плевок. Но он не столь брезглив. Его пальцы зачерпывают горсть тумана, комкают, словно грязный городской снежок.

— Лови, дайвер. Счастливых снов, — говорит он.

И снежок летит мне в лицо, разворачиваясь бесконечным полотнищем. Уже не серым — красочным, искрящимся, зеркальным, праздничным, узорчатым.

Я слишком поздно понимаю, чем мне знакомо это разноцветье.

Глубина-глубина…

Слишком поздно.

Дип-программа накрывает меня, и увернуться нет сил.

Глубина-глубина…

А полотнище всё полыхает, не собираясь гаснуть, как положено честной, законопослушной дип-программе…

Глубина-глубина…

Я ныряю всё глубже, я падаю в эту цветную пропасть, в бесконечную череду фальшивых отражений, в цветной лабиринт, в безумие и беспамятство.

На моей машине нет таймера, и никто не придёт к моей двери со своим ключом.

Глубина-глубина…

Я не могу выныривать с такой скоростью, с какой затягивает цветной водоворот!

Глубина-глубина…

Прежде всего — спокойствие.

Говорят, это любимая присказка какого-то нашего космонавта. Только кто сейчас помнит героев ушедших дней?

Спокойствие.

Паника убивает быстрее пули.

Вокруг меня — бесконечный калейдоскоп. Радуга, фейерверк, работающая дип-программа. Как просто — и неожиданно. Дайвер может вынырнуть, но что он сделает, когда вода прибывает быстрее, чем он рвётся вверх?

Ещё не знаю.

Делаю шаг — как ни странно, это удаётся. Мир потерял реальность, стал картиной сумасшедшего абстракциониста. Мимо проносится оранжевая крутящаяся лента, свивается кольцом, пытается завязаться вокруг головы. Срываю её — рук не видно, но лента обиженно отлетает в сторону. Из-под ног, которых тоже нет, бьют фонтанчики белой пыли. Начинает идти изумрудный дождь, каждая капля — крошечный кристаллик, больно колющий тело.

И тишина, мёртвая тишина, почти та, о которой говорил Неудачник…

Спокойствие.

Где я сейчас? Бреду по улице Диптауна, вытянув руки и слепо глядя в ничто? Или упал куда-то в глубину Дибенковского компьютера? А может быть, подобно мифическим персонажам, растёкся по всей сети?

Спокойствие.

Прежде всего — я дома. Дома, за своим стареньким компьютером. В шлеме и костюме. Где-то передо мной — клавиатура, справа — мышь. Если нащупать клавиши, вручную ввести команду на выход…

Нет, это невозможно. И дело даже не в том, что я не почувствую кнопок под пальцами. Сознание давным-давно привыкло имитировать движения. Я не вытягиваю руку — я лишь слабо подёргиваюсь, я не прыгаю — приподнимаюсь со стула, не иду — перебираю ногами под столом. Иллюзии. Глубина.

— Вика! — говорю я. — Вика! Выход из виртуальности! Вика, я прерываю погружение! Выход!

Нуль эффекта.

Я принимал как должное возможность общаться с «Виндоус-Хоум» из глубины. Принимать и перекачивать файлы, выходить из глубины, интересоваться свободными ресурсами машины. Если бы всё было так просто… какая нужда была бы в дайверах. Сейчас, в шкуре обычного виртуальщика, я на общих правах.

Я не чувствую реального мира.

Не могу позвать на помощь.

Я тону.

Спокойствие!

Пытаюсь стянуть шлем, которого не ощущаю. Бесполезно. Бегу, рвусь — в надежде оборвать провода.

Вряд ли я сдвинулся хоть на метр.

Закрываю глаза. Надо отключиться от дип-программы. Не видеть её. Не погружаться дальше.

Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…

Повторяю сотню раз — двоечник дайверской школы, уныло пишущий в тетрадке одно и то же предложение.

Глубина-глубина, я не твой, отпусти меня, глубина…

Ничего не меняется.

Там, в бесконечно далёком настоящем мире, моё оцепеневшее тело сидит перед компьютером. И в открытых глазах отражаются губительные радуги.

Дибенко меня поймал.

Случайно ли он придумал эту ловушку? Пытался научиться выныривать, изобретал спасательный круг, а придумал кадку с цементом на ноги? Или он стремился именно к этому — не подтянуть всех виртуальщиков до способностей дайверов, а опустить нас на общий уровень?

Может быть, я уже никогда этого не узнаю.

Что произошло с Ромкой? Успела Вика сесть в машину — или тоже блуждает в разноцветной метели, а Неудачник идёт с Дибенко — покорный и молчаливый?

Чтобы узнать, я должен вернуться.

Мир вокруг немного успокаивается. То ли буйство красок обрело систему, то ли я присмотрелся, привык к происходящему. Будем считать, что изумрудный дождь падает сверху — уже есть ориентир. Попробуем идти. Медленно, спокойно. Хотя бы к этой упрямой оранжевой ленте, крутящейся впереди…

Лента подпускает меня почти вплотную и отлетает. Успеваю заметить, что изумрудный дождь посёк её, истрепал края. Оранжевая лента свита в кольцо Мёбиуса, словно… словно она независима от окружающего пространства!

Что-то чересчур замысловато для дип-программы…

Вновь двигаюсь к ленте — и снова она не даётся в руки, уносится вдаль.

Что происходит, на самом-то деле? Вокруг меня сформировался этот безумный мир, или всё происходящее — шуточки подсознания?

Иду за лентой. Любое направление может быть правильным — если здесь существуют направления. Дождь усиливается, кристаллики утончаются, превращаясь в иглы. Наклоняю голову, защищая глаза, продолжаю идти. Почему-то меня радует происходящее. Кто-то с кем-то борется.

Значит, ещё есть шанс.

Ни расстояния, ни времени. Все меры слились воедино. Быть может — прошёл час, быть может — три километра.

Может быть, пришло безумие.

Лента порхает впереди, но её движения всё медленнее и неувереннее. Это уже оранжевые лохмотья, изрубленные дождём. Последний рывок — и она падает вниз, выбивая гейзер белой пыли.

Конец?

Стою над остатками своего странного проводника. Что теперь? Ориентиров больше нет. Закрываю глаза — и слышу слабый, далёкий звук.