— Старший брат Седуксен, говоришь? — шепчу я в спину Вике.
— Да ладно, не сердись…
И мы выходим на улицы Лориена.
Минуты две я стою, озираясь. Дьявол, а ведь и впрямь — красиво!
Исполинские деревья с белой, как снег, корой. Тёмная зелень и багряное золото листвы. Дорожки, мощёные белым камнем. На деревьях устроены какие-то площадки и жилища, соединённые деревянными лестницами.
— Ничего поработали, — профессионально комментирует Вика. — Молодцы. На голом энтузиазме такое выстроить!
Я мог бы заметить, что она и сама из чистого энтузиазма создала мир гор. Но не хочу напоминать ей о той, быть может, навсегда утраченной стране.
— Надо найти выход, — решает Вика.
Мы идём по белым дорожкам, наслаждаясь окружающей благостью. Воздух свеж и сладок, лёгкий морозец пощипывает кожу. Снега нет, видно, эльфийская магия разгоняет тучи. Едва-едва, на пределе слышимости, доносится средневековая музыка. Жаль, народу мало. Видимо, все ушли бить орков и гномов.
Под одним из белоснежных деревьев разведён костерок и установлен шлифовальный круг. Здоровый волосатый мужик под присмотром эльфа пытается заточить на круге меч.
— Не проходите мимо, путники! — окликает нас эльф, и мы останавливаемся. — Вы впервые здесь?
Вика кивает.
— Не в родстве ли мы с тобой, о высокорождённый? — интересуется эльф у Вики.
— Нет, дивный брат мой, — отмахивается Вика. — Укажи нам, как выйти за городскую стену и догнать армию.
Эльф мрачнеет.
— Мастерство ваше невелико. Посидите со мной, научитесь затачивать мечи. Всего три часа — и очки вашего мастерства возрастут на пять пунктов!
Вот уж радость. Вертеть несуществующий шлифовальный круг, чтобы получить несуществующее умение.
— Мы спешим, — отказывается Вика.
— Тогда поднимитесь на этот мэлорн, — эльф кивает на одно из деревьев. — Всего шесть часов физических упражнений на лестницах — и вы получите по семь очков силы и выносливости!
Мне кажется, что эльфу-точильщику просто скучно. Его подопечный явно заканчивает приобретение пяти очков мастерства, и эльфу придётся сидеть здесь в одиночестве.
— Слушать твои речи — наслаждение, высокородный эльф, — заявляет Вика. — Но мы рвёмся в бой.
— Тогда идите туда! — эльф мрачно машет рукой и набрасывается на мужика с мечом: — Как точишь? Ты как точишь? Это что, столовый нож? Не засчитаю мастерство!
Мы поспешно уходим в указанном направлении. Строго тут у них.
Очарование Лориена как-то слегка рассеивается.
— А я думала, они тут только мечами машут… — удивлённо шепчет Вика.
— Нет. Они ещё учат эльфийский и гномий языки, точат мечи и кинжалы, изучают экономику средневековья, слагают баллады и легенды.
— Что и говорить, масса полезного опыта…
— Так бы и прикрыла все ролевичные сервера, — ехидно подсказываю я.
— Нет, это их право, — Вика не поддаётся на провокацию. — Просто тоскливо немножко. Ещё одна жвачка для мозгов.
— А мало ли таких субкультур существует? Эти, по крайней мере, наркотиками не колются и революций не устраивают.
— Лёня, я не мечтаю о единообразии. Каждый находит развлечение по своему вкусу. Но это всё — эскапизм. Бегство от жизни.
— Конечно. И собирание марок, и игра в покер, и большая политика, и маленькие войны с соседями — всё является бегством от жизни. Не существует общих ценностей в мире. Приходится искать маленькие-маленькие цели. И жертвовать им свою жизнь.
— Знаешь, так и в коммунизм захочется верить.
— Почему бы и нет? Красивая и большая цель. А уж жизнью за неё жертвовать — это совсем в традиции…
Отважный эльф Макрель тоскливо смотрит на меня.
— Лёня… Элениум… а у тебя есть в жизни цель? Хоть какая-то? Не своровать тысчонку-другую долларов, не повеселиться в ресторанчике с друзьями, а именно — Цель?
— Есть, — честно говорю я.
— Это секрет?
Молчу секунду.
— Знаешь, я хотел бы приходить домой и не доставать из кармана ключи.
Вика, в своей эльфийской маске, отводит глаза.
— Это совсем-совсем мелко и смешно, — говорю я. — Это даже не заточка несуществующих мечей… и не изучение психопатов в виртуальном пространстве. И уж никак не коммунизм и мировая революция. Но мне хочется просто позвонить в свою дверь — и чтобы её открыли.
— Мне тоже этого порой хочется, — отвечает Вика наконец. — Но мне уже приходилось возвращаться домой, когда дверь могли открыть. И это… не всегда было здорово.
Вот так, дайвер…
По сусалам тебя, по сусалам.
— Лёня, пойдём, надо вытаскивать Неудачника, — говорит отважный воин Макрель.
И мы топаем к стене, опоясывающей Лориен.
Здесь народа побольше. Под присмотром эльфийских мудрецов десяток новобранцев зарабатывают очки силы, фехтуя на мечах и пуская стрелы по мишеням. Вдоль ряда лавок, где торговцы зарабатывают очки мастерства, прогуливаются покупатели. Тоже чего-нибудь достигают. Оборванный художник рисует портреты всех желающих, фокусник, наверное — мелкий маг, жонглирует огненными шариками. Жизнь бурлит. Парень с гитарой, человек, но в зелёных эльфийских одеждах, поёт под гитару:
Маленькая группка слушателей энтузиазма не проявляет, и бард, оборвав балладу, оглядывается и переходит на какие-то жуткие местные частушки:
Эта немудрёная песенка толпе нравится куда больше. Менестрелю аплодируют, кидают мелкие монетки, хохочут.
Мы тихонько отходим.
— Нам что-нибудь надо? — Вика указывает взглядом на лавки.
— А деньги?
— Поищи в карманах.
Сую руку в карман куртки — там и впрямь пять медных монет.
— Автоматически добавляют всем входящим, — объясняет Вика. — Я слышала про такое.
В одной из лавок, азартно поторговавшись с продавцом, мы покупаем две фляжки с местным вином и два коротких кинжала. В бой вступать мы всё равно не собираемся, мечи, копья и алебарды, в изобилии продающиеся в торговом ряду, нам ни к чему. И всё-таки тяга к оружию — это что-то генетически заложенное в мужской организм. Под укоризненным взглядом Вики я брожу вдоль прилавков, разглядывая средства искоренения себе подобных. В лавке полутьма, лишь под стеклом прилавков, рядом с оружием, горят свечи. Отблески света на лезвиях — кроваво-красные. Вспоминаются продавцы цветов, которые зимой ставят свечи в свои аквариумы с цветами.
Жизнь и смерть — они так похожи. Их одеяния почти неотличимы.
В углу лавки, за столиком, сидят двое людей. Незнакомые, вначале я прохожу мимо, и лишь потом останавливаюсь.
Приземистый крепыш в белых одеждах мне не знаком. Но…
— Блевать, — говорит крепыш за моей спиной. — Дешёвка. Бульварщина. Полное вырождение во всём.
На меня накатывает такое отвращение, как давным-давно, в детстве, когда купаясь в реке я вынырнул — и увидел прямо перед глазами, на берегу, здоровенную жабу.
Крепыш за моей спиной поправляет натянутую на глаза кепочку. Продолжает:
— Раньше твои ролевки были необычны. Содержали здравый элемент. Сейчас — сплошное хрючество и жрачество.
— Ну, слушай, ты перебарщиваешь… — отвечает Кепочке тот, кто сидит с ним рядом. — Надо же молодёжи развлекаться…
— Я всегда говорю то, что думаю. Говорю истину, — безапелляционно заявляет Кепочка. И я вдруг понимаю — это не фигура речи. Не оговорка. Он ведь и впрямь так считает. Не разделяет себя и истину.
Ой-ёй-ёй…
— И за это тебя не любят, — возражает Кепочке собеседник.
— Ха. Любовь — это уже ложь. Когда фиксируешь всё происходящее в динамике, то это становится очевидным.