В этот вечерний час Измайлов и в самом деле чувствовал себя магом и волшебником, который все умеет и все может, даже покорить сердце самой красивой женщины в гарнизоне.

Такое желание у него появилось еще в тот вечер, когда он зашел на проводы Андрея Батурова.

«…Надеюсь, мы найдем общий язык и станем друзьями», — звучал музыкой у него в ушах голос Виты.

Он тоже надеялся.

Рассказывали, что вечерами Вита просиживает в библиотеке, читает газеты и журналы, интересуется спортом. Туда, в библиотеку Дома офицеров, и направился Измайлов.

Слухи подтвердились — она сидела там. Читала толстую книгу, делала записи в большом красном блокноте.

Измайлов взял подшивку газет, сел рядом и зашелестел листами.

Она не обратила внимания. Заглянул к ней в книгу и нимало удивился — она читала о катапультах.

Он терпеливо стал ждать. К его счастью, библиотека скоро закрывалась, и, когда Вита пошла сдавать книгу, он поднялся и у выхода преградил ей путь.

— Здравствуйте, Марат Владимирович, — обрадовалась она и, как и при первом знакомстве, протянула руку. — Как поживаете?

— Спасибо, хорошо. Вот по-холостяцки иногда в Дом офицеров заскакиваю. А вы, смотрю, изучением катапульты занялись. Уж не Андрея ли решили заменить? — пошутил он.

— А что? — весело отозвалась она. — Разве женщины не проявили себя в космосе, при испытании новых самолетов? И скажите мне, где они сплоховали? Так почему бы не попробовать им и испытание катапульт? Как, медицина не возражает?

— В принципе нет. Но лично вас я к этому делу не допущу, — категорично заявил Измайлов.

— Это чем же я прогневила вас? — приостановилась Вита, и в ее широко открытых глазах горели такие ослепительные звездочки, что голова у него закружилась сильнее, чем от коньяка.

Измайлов помотал головой.

— Ничем не прогневили. Скорее наоборот… На земле и без того мало красивых женщин, чтобы подвергать их жизнь опасности.

— Только и всего? — рассмеялась Вита. — От этого, думаю, цивилизация не особенно страдает.

Они вышли на улицу. Было темно, слякотно и холодно, с неба сыпал мелкий осенний дождик.

— Страшно не люблю такую погоду, — поежилась Вита. — Промозглый ветер, кажется, душу студит.

— Хотите чаем вас отогрею? — несмело предложил Измайлов.

— Кто же ночью на чай приглашает? — рассмеялась Вита.

Он боялся, что она рассердится, а она вон какие намеки делает. И он осмелел.

— Найдется что-нибудь и покрепче.

— Серьезно? Учтите, женщина я избалованная. Батуров любил меня и не скупился: то «Наполеон», то «Камю».

Уж не наболтал ли ей Андрей о его жадности? Ему можно шиковать — за каждый прыжок получает… Ну да ладно, мы тоже не лыком шиты… А может, она разыгрывает?.. Посмотрим, кто кого переиграет.

— Можно и «Наполеон».

— Ой ли? Где вы достанете в такой поздний час?

Похоже, она учуяла, что он выпивши. Тем лучше для него — с пьяного и спросу меньше.

— Вы еще не знаете, на что способен Марат Владимирович. Он может звезду с неба вам достать. Жаль что сегодня облака их закрыли. А «Наполеон» — чепуха. В кафе купим. — Правда, от мысли, что придется переплачивать почти вдвое, ему сделалось жарко. Но очень уж захотелось завести ее к себе.

— Ну, ну, — не отступала и она, то ли играя с ним, то ли в самом деле была не против провести время.

Они подошли к молодежному кафе и остановились под деревом.

— Подождите минутку. У меня к вам серьезный разговор, — солгал он, чтобы она не ушла.

Ему повезло — «Камю» был, и он, завернув пузатую бутылку в газету, поспешил на улицу к самой красивой женщине на свете.

— Теперь я верю, что вы можете достать звезду с неба, — сказала Вита, не скрывая насмешки. — Но, насколько мне известно, ныне вседостающие люди не популярны.

— Что вы! — захохотал Измайлов. — Наоборот, сейчас, как никогда, деловые люди в почете и уважении. На них вся надежда — и людей по-новому заставить работать, и копейку научить считать, и отношения по-другому строить.

— Ты — мне, я — тебе? — подпустила она новую шпильку.

— А что в том плохого? Кстати, не новый и давно оправдавший себя принцип. Без него далеко не уедешь.

— Тогда нам с вами не по пути. Извините, что заставила вас потратиться. — Голос зазвучал непреклонно, как у строгого командира, с которым не поспоришь.

— Да что вы, в самом деле? — изумился Измайлов. — Я с вами как с хорошим другом. — Он понял, что слишком далеко зашел, отуманенный хмелем и заманчивой перспективой, и стал искать другой, более убедительный довод. И нашел! — Я слышал, вы журналистка. А я пишу кандидатскую диссертацию и хотел, чтобы вы посмотрели — в сочинительстве я не силен. Может, в чем-то поможете, а возможно, и мой труд вам пригодится для ваших статей: тема диссертации — психология испытателей.

На этот раз он попал в точку.

— Диссертацию, разумеется, посмотреть можно, — согласилась Вита. — Но не сию же минуту, и, надеюсь, вы доверите ее мне денька на два?

— Конечно, конечно, — обрадовался Измайлов. — Я только об этом и хотел вас попросить. Зайдем, и я вам дам. Да вы не бойтесь…

— А я и не боюсь, — ответила уверенно Вита и первая шагнула в темноту.

Пока поднимались по лестнице — Измайлов жил на третьем этаже, — у него от страха сердце зашлось: вдруг соседи повстречаются; и он переступал со ступеньки на ступеньку не дыша, а она цокала своими тонкими (не иначе железными) каблучками и подначивала:

— Представляю, что будет твориться завтра в городке, если соседи увидят…

Он тоже представлял: многозначительные ухмылки, шушуканье, подначки; доложат, несомненно, Веденину, а тот… разве понимает, что такое любовь…

Наконец поднялись на этот проклятый третий этаж. Сердце у него колотилось, будто совершил восхождение на Эверест. А она все не унималась:

— Кто твои соседи? Случайно не Грибовы? Говорят, самые злые языки.

Руки у него тряслись, и он никак не мог попасть в замочную скважину, проклиная электриков, которые из-за экономии энергии ставят в подъездах самые слабые лампочки, и конструкторов замков, и соседей.

Наконец ключ вошел в прорезь, замок щелкнул, и он, схватив Виту за руку, втянул в комнату. Захлопнул дверь, включил свет. Окна соседнего дома тоже еще светились, в квартире Матушкина — она была напротив — расхаживала жена Федора Борисовича. Значит, и Виту могут увидеть…

Он, отпустив руку Виты, подошел к окну, чтобы задернуть шторы. Но прежде надо было снять женину подкотиковую шубку, которую он утром повесил на солнышко — жена наказывала просушить, чтобы моль не завелась. Бросил шубу на диван, затянул полотнища. Облегченно вздохнул, словно гору с плеч сбросил, вернулся к Вите.

В ее колдовских глазах по-прежнему игриво мерцали огоньки. Похоже, она смеялась над ним. Ну и пусть! Ей-то что: скоро уедет за своим Батуровым, а ему здесь жить с людьми, каждый день встречаться…

— Можешь снять кофту, — предложил он, сбрасывая с себя мундир: ночи были по-осеннему прохладные, и на Вите поверх белоснежной блузки была надета толстая мохеровая кофта.

— И туфли, — согласилась она. — Ноги страшно устали.

От нее пахло ландышем и еще каким-то еле уловимым сладким дурманом, закружившим ему голову, и он, обалдевший от этого запаха, не знал, что делать, где ее посадить. Подвел к дивану — там лежала шуба. Наконец сообразил, швырнул шубу в кресло.

— Садитесь. — Он смахнул рукой пыль с покрывала.

— А может, лучше на «ты»? Ведь мы уже чаи вместе пивали.

— Верно! — обрадовался он и только теперь заметил, что все еще держит в руках пузатую бутылку «Камю». Поставил на стол. — Посиди, я сейчас. — Метнулся на кухню, открыл холодильник. Особых деликатесов тут никогда не водилось — они экономили на всем, копя деньги на мебель, на машину: у других есть, а чем они хуже? — достал колбасу, сыр, яйца, помидоры.

— Яичницу поджарить? — крикнул он из кухни и осекся: квартира такая, что все слышно на девятом этаже.

— Ничего не надо. Свари кофе, — отозвалась Вита.