— Я этого не знаю, — ответил царь.

— Речь может идти о большом лжеце, потому что он не мог не знать, что открывает тайны врагу.

Сменхкара склонил голову.

— Верно говоришь, — заметил он.

— Пентью! — воскликнула Меритатон.

Сменхкара задумался.

— Возможно.

— Я дрожу при мысли, что ты отправляешься в Фивы, мой царь, — сказала Меритатон.

— Присоединишься ко мне через несколько дней. Я пришлю за тобой «Славу Амона». А пока давайте пообедаем вместе.

Когда они вчетвером спускались по лестнице в большой зал, где был накрыт стол, Аа-Седхем отвел Сменхкару в сторону и тихо сказал:

— Есть еще один лжец, мой царь.

— Кто?

— Аутиб.

Сменхкара снова задумался.

Возвращаясь в Царский дворец, Меритатон смотрела на здания и сады, особенно красивые в летнее время. Вечерний ветер наполнил воздух ароматами роз и жасмина.

Но магия Ахетатона испарилась. Тень врага нависла над этим идиллическим пейзажем.

Анхесенпаатон бежала ей навстречу, но вдруг резко замедлила бег, заметив, что ее сестра погружена в глубокие раздумья.

— Что случилось? — спросила она, беря Меритатон за руку.

В глазах Меритатон блестели слезы.

— Я тебе все объясню, — сказала она.

Надо было все-таки открыть Третьей царской супруге, какова на самом деле жизнь царей.

Редко человеческое лицо выражает такое внимание, какое выражало лицо Тхуту в тот момент, когда Сменхкара впервые рассказал ему об интригах Ая.

Раздосадованное выражение, появившееся затем на его лице, убедило Сменхкару в том, что Тхуту искренен.

— Не могу поверить, что преступные планы Ая объясняются только моим отсутствием в Фивах. Тем более я не думаю, что он затеял все это опасное дело без поддержки жрецов и военных.

— Нет, божественный царь, эти планы вдохновлены только его собственными амбициями. Возможно, твое отсутствие в Фивах обеспокоило Хумоса и поспособствовало сближению его с Аем. В глазах жрецов Ахетатон — рассадник ереси, возникший во времена правления Эхнатона, твоего божественного брата. Твое возвращение туда встревожило их.

Слышат ли мухи человеческую речь? Можно было подумать, что да: около двух дюжин этих насекомых до этого мирно летали в воздухе, а тут вдруг их охватило непонятное нервное оживление. Раздалось громкое жужжание. Носильщик опахала ждал снаружи, он ничего не мог с ними поделать. Оставалось только добавить в маленькую жаровню, стоявшую в ближнем к окну углу, ромашки, что и сделал советник. Незадолго до своей кончины насекомые, забытые мифические создания Двух Земель, осознали, что страсти могут привести к фатальным последствиям.

Беседа проходила в царском кабинете дворца в Фивах, душном, как обычно. Беседа была личной, не присутствовали даже писари.

— Значит, мы ничего не можем противопоставить Аю?

— Божественный царь, ты знаешь ситуацию гораздо лучше твоих самых осведомленных слуг. В своей крепости в Ахмине Ай практически непобедим. К тому же он пользуется молчаливой поддержкой своего зятя Хоремхеба и своего брата Нахтмина, а это два могущественных военачальника. То есть он заручился поддержкой армии. Следует добавить, что за долгие годы он ощутил вкус власти. Его сестра Тиу была супругой твоего отца, божественного царя Аменофиса Третьего, а его дочь Нефертити была страстно любимой женой твоего божественного брата. Долгие годы он имел огромное влияние на все, что совершалось в Двух Землях. Потом он был внезапно лишен всего этого после смерти своей дочери. В этом причина его враждебности. Я не знаю обстоятельств, в результате которых он потерял влияние на царицу, твою супругу, и тебя, божественный царь. Но его печаль глубока: сейчас он всего лишь богатый старик, и я предполагаю, что для него это невыносимо.

— А в результате получается, что Ай могущественнее царя, и теперь он пытается отравить меня, чтобы заполучить трон.

Это было жесткое заявление.

— Божественный царь, если трон крепок, он устоит, так как власть Ая ограничена. Одни из самых могущественных союзников царской власти — это священнослужители. Хумос и его соратники сильнее Ая. Если он им разонравится, он утратит власть.

Сменхкара подумал, что он слишком старался понравиться и тем и другим. Он практически предал память своего брата, он короновался в Фивах и восстановил культ Амона. А теперь что ему остается: быть заложником своих врагов и заключенным в фиванском дворце?

Сейчас была хорошая возможность уладить старое дело об утаивании докладов во времена правления Эхнатона. Сменхкара наклонился и подобрал связку папирусов — ту, которую он взял в зале Архива уже несколько месяцев назад во время той памятной ночи. На глазах Тхуту он развязал ниточку, которой были перевязаны папирусы, и разложил их на ближайшем к нему столе.

— Вот доклады о беспорядках в царстве, они были адресованы божественному царю, моему брату, но их никогда не получали ни он, ни я, регент, в последние три года его правления. Могу я спросить почему?

Когда Тхуту увидел эти документы, его рот расплылся в разочарованной улыбке. Он поднял на монарха усталый взгляд и ответил:

— Потому что, божественный царь, он приказал мне не давать их ему.

Он удивления Сменхкара надолго потерял дар речи.

— Он приказал тебе не показывать их?

— Мой божественный царь, я сохранил этот приказ, скрепленный царской печатью. Этот приказ гласил: не докладывать ему о неприятных и тягостных делах царства, поскольку они были в моем ведении и ведении царского кабинета, а не в его. Также я не должен был пускать к нему посетителей, которые приходили с прошениями решить противоречивые вопросы. Например, такие как содержание личной охраны.

Крайне удивленный, Сменхкара захлопал ресницами. Выходит, Аа-Седхем ошибался по поводу намерений Тхуту.

— Но почему до сих пор ты не предоставил их мне?

— Приказ гласил не предоставлять эти доклады ни царю, ни его супруге, ни регенту.

Сменхкара был оглушен. Он протянул руку к кувшину и долго пил ароматизированную воду.

— Мне пришлось пережить мучительные моменты, мой царь, — пролепетал Тхуту. Он резко повернулся к Сменхкаре и продолжил: — Везде, на востоке и на юге, у нас есть союзники, которым приходилось тяжело. Наши враги догадались о небоеспособности армии вашего брата. Их шпионы докладывали им, что он не интересуется делами царства. Поэтому они удвоили атаки на наших союзников. Нам следовало отправить туда военную помощь, а мы не сделали этого, и наши союзники потерпели поражение. Когда об этом узнали военные, особенно Хоремхеб, Нахтмин, Анюмес, командующий Восточными гарнизонами, и другие военачальники, они страшно разгневались. При мне они говорили об убийстве царя! И так как наши враги понимали, что мы не представляем для них угрозы, они стали действовать еще жестче.

— А я ничего этого не знал… — прошептал Сменхкара.

— Естественно: прошения направлялись на имя царя. Самое мучительное воспоминание — это история Риб-Адди, царя Библоса, который оставался нам верен несмотря ни на что. Он заплатил за это жизнью. Я лично умолял твоего брата спешно отправить туда военный отряд под командованием Анюмеса. Он ответил мне: «Нет. Всем этим людям нет до нас никакого дела. Им остается только молить своих ужасных богов избавить их от беды».

Совершенно отчаявшись, Сменхкара не мог сказать ни слова. Реальность была ошеломляющей: Эхнатон уничтожил политическое могущество царства так же, как уничтожил его богов.

— Ты помнишь, — продолжал Тхуту, — о восстании в Фивах?

— Эхнатон сказал, что эти беспорядки спровоцировали грабители…

— Племена бедуинов напали на город. Надо было послать туда войска. Но твой брат стал насмехаться над Фивами. Население восстало против царя, который оставил их без защиты. Были такие, кто предлагал организовать поход и убить тебя, царя и всю вашу семью, засевшую в Ахетатоне! Жрецы приносили жертвы в храме Амона, чтобы накликать смерть на царя. К счастью, Маху взял инициативу в свои руки, он защитил город и отбросил бедуинов.