— Ты что! Не дай Бог! — я обняла и прижала его к себе. — Я уже без тебя не смогу…

— Ты не шутишь?

Миша чуть отстранился и посмотрел на меня уже заплывшими под синяками глазами.

— Шучу, — сказала я и поцеловала Мишу в губы. И знаете, что я вам скажу: у меня не было ощущения, что я целую карлика, все было как при нормальном поцелуе. И все остальное, в общем, тоже. Не могу сказать, что с каким-либо мужчиной мне было лучше, чем с Мишей. Так что размер, как сейчас часто говорят, не имеет никакого значения. Поверьте мне.

Живем мы вместе уже пять лет, у нас общий ребенок — мальчик Степа. Он абсолютно нормальный, и Миша на седьмом небе от счастья. И я тоже.

— Как хорошо, что ты захотела попробовать тогда сушеную хурму! — очень часто говорит мне Миша.

Ноябрь 2010 г.

Мы встретились с Мишкой на дне рождения у нашего общего товарища — он был со своей девушкой, я — со своей. Мы давно не виделись с ним и в разговоре за столом он предложил на следующие выходные поехать в однодневный дом отдыха, путевки обещал достать у себя на работе — тогда только появилась эта новая форма отдыха. Мы с Леной с радостью согласились — покатаемся на лыжах, сделаем в лесу шашлык, надышимся свежим воздухом.

И в следующую субботу мы поехали. Лыжи с собой не взяли, Мишка сказал, что там дают напрокат.

Дом отдыха оказался вполне цивилизованным. Мы разместились так: мы с Мишкой в одном номере, а Лена с Верой — в другом. Это для администрации. А на самом деле мы с Леной заняли один номер, а Миша с Верой — другой. На лыжах решили первый день не ходить, первый день мы посвятили шашлыку на свежем воздухе. Мишка заготовил бастурму из баранины и свинины вперемежку, дровишки принес нам работник дома отдыха за чекушку водки, выбрали место на опушке леса недалеко от дома отдыха, и закурился огонек над нашим самодельным мангалом. Девушки приспособили ствол поваленного дерева под обеденный стол, разложили там тарелки, вилки, огурцы, лук, помидоры, стаканы для водки и вина; я включил магнитофон, и Энгельберт Хампердинк, тогда очень модный, огласил опушку своим сладким голосом.

Мишка в нашей компании сразу стал самым главным: во-первых, он руководил шашлыком и то и дело отдавал команды, вроде: «Воды!» — чтобы не было открытого пламени, которое может сжечь мясо; или: «Достань картон или фанеру» — чтобы раздувать угли. А где в лесу достанешь фанеру? Стал раздувать своим шарфом. Короче, волей-неволей мне пришлось быть у него как бы подручным. Ну, это ничего, если бы он не начал делать какие-то замечания, вроде бы дружески-панибратские, но мне казалось, что в них было что-то не совсем дружеское. Ну, например, когда стали есть шашлык, он вдруг сказал мне:

— Как ты кусаешь мясо?

— Обыкновенно, — сказал я.

— У тебя какой-то очень аккуратный укус, — взял он с тарелки мой кусок шашлыка и стал его разглядывать. — Мужчины так не едят мясо, — выдал он.

— А как едят? — спросила моя Лена.

— Так, как овладевают женщинами, — ответил Мишка. — Разрывают на части.

— Вере можно только посочувствовать, — сказала Лена.

— Или позавидовать, — сказал Миша.

Я же промолчал и взял с шампура другой кусок мяса, потому что тот, который повертел в руках Миша, я уже есть не захотел.

— А я его съем, — сказал Миша, нацепил на кончик шампура и подержал над огнем. — После дезинфекции.

Я же откусил от нового куска мяса и не удержался, показал всем след от укуса:

— Смотрите, так едят цивилизованные мужчины. Видите, какие ровные края. Это значит, что человек ест спокойно, подавляя в себе животные инстинкты.

— А шашлык — это варварская еда, — сказал Миша. — Его и надо есть, как варвары.

— Ну, пусть каждый ест, как хочет, — постаралась закончить тему Вера. — Я знаю людей, которые ели шашлык у костра вилкой и ножом.

— Бедные люди, — сказал Миша. — Есть хорошая восточная поговорка: «эш на билир, мюш надир!».

— Что это значит? — спросила Лена.

— «Ишак не может знать, что такое мушмула!» — сказал, смеясь Миша. — Мушмула это такой фрукт. Сержик, подай мне помидоры — насажу на шампур. Правда, вкусно получились помидоры?

— Очень, — сказала моя Лена. — Я первый раз ем поджаренные на огне помидоры.

— Жаль, баклажанов нет, — сказал Миша. — Вы не представляете, какой кайф есть шашлык из баклажан. Ничего, как-нибудь летом повторим такую вылазку, попробуете…

Мне не нравилось, что Лена как-то поддерживала все его дурацкие разговоры. Могла, например, не спросить про мушмулу. Я бы потом ей объяснил. Или, про помидоры можно было и не говорить. Ничего, конечно, криминального в этом нет, но в сочетании с мишкиными разговорами про растерзанное мясо мне хотелось бы, чтобы она промолчала.

А тут Мишка вдруг еще вот что выдал:

— Когда смотрю на костер, вспоминаю одну смешную историю: как-то раз на картошке — нас послали с работы — сидим всем отделом возле костра, поем песни, все уже поддатые. Я сижу рядом с симпатичной лаборанткой, имя забыл, помню, что приобнял ее немного; все такие квелые и вдруг, смотрю, из леса выходит человек в дубленке, в норковой шапке, подходит и встает напротив меня. Я думал, что это кто-то из руководителей района или колхоза. А он говорит: «Кайфуете, да?» Я отвечаю: «кайфуем!». И прижимаю крепче к себе Зинку. Вот, вспомнил имя! А она в этот момент мне шепчет: «это мой муж!» Представляете? Я моментально стал трезвым, как стеклышко. И потому когда теперь сижу у костра и смотрю в темноту, так и жду, что из леса кто-то выйдет.

— Ну, на счет меня можешь не беспокоиться, — сказала Вера.

— И за мной никто не приедет, — смеясь, сказала Лена.

Вот, спрашивается, чего он рассказал эту дурацкую историю. В мужской компании понятно — поучительно и интересно. А при дамах зачем?! Да и Ленка хороша! Могла бы про себя не упоминать в такой связи.

Мы выпили, поели, потом Миша предложил потанцевать на снегу. Как раз Хампердинк пел «Стар даст», грех было не станцевать. Мы стали танцевать, я, естественно, с Леной, Мишка с Верой и вдруг в середине танца он, как массовик-затейник, крикнул:

— Дамы меняют кавалеров!

Подтолкнул ко мне Веру и выхватил буквально из моих рук Лену.

— Вот неспокойный человек! — со смехом сказал мне Вера. — Ни минуты покоя с ним!

Вера была вполне симпатичная внешне девушка, не хуже, во всяком случае, моей Лены, но такая внезапная рокировка мне не понравилась.

Вернулись мы в Дом отдыха, когда там закончился ужин, и Миша предложил выпить у них в номере горячего чаю.

— Мы привезли два кипятильника, и у нас отличный китайский чай со слоном.

Я посмотрел на Лену и вяло спросил:

— Как ты?

— Я с удовольствием выпила бы чаю, — сказала Лена.

Я, честно говоря, ждал от нее другого ответа, например: «А как ты?» На что я сказал бы, что охота отдохнуть после такой нагрузки в виде шашлыка и свежего воздуха, и мы бы ушли к себе, потому что, честно говоря, меня уже утомило это напряжение, которое Мишка создавал. Что-то раньше я такие выходки за ним не замечал. Наши негласные правила кавказской дружбы — джигитского, если хотите, этикета, — предусматривали комплиментарное отношение друг к другу в присутствие дам — никаких склок, споров, выпендрежа. Можно было, например, рассказать про товарища, в присутствии его девушки, какой-нибудь случай, где твой товарищ выглядел бы героем или, во всяком случае, очень достойно. Только в случае если вокруг были близкие родственники или старые друзья, можно было рассказать какой-нибудь смешной случай, где товарищ твой попал впросак или с трудом вырвался из катастрофически неприятной ситуации. Это вызывало дружеский смех, и ни у кого, ты в этом был уверен, никаких отрицательных ощущений твой рассказ не вызвал бы. А за сегодняшний шашлычный день Миша несколько раз нарушал эти негласные правила при Вере, которую я вижу второй раз в жизни, и при Лене, которую он видел столько же. И я не мог никак отделаться от какого-то липкого, мерзкого осадка.