— Кажется. Для меня все это немного странно. Может, из-за того, что мне поначалу не с кем было поделиться, поэтому большую часть времени я старалась об этом вообще не думать. Только теперь я постепенно привыкаю и не игнорирую свое состояние.

Билл подал ей очередную чашку «капуччино» — горячий кофейно-молочный напиток был посыпан тертым шоколадом. Конечно, Биллу больше подходила должность шеф-повара.

— А он уже шевелится? — Адриана покачала головой.

— Это так удивительно. Жизнь… Он с нежностью посмотрел на нее:

— …настоящее чудо, правда? Я смотрю на своих мальчишек и каждый раз вижу в них чудо, хотя они уже большие, вихрастые и ходят в рваных джинсах и грязных теннисках. Для меня краше их нет.

Отчасти поэтому она его полюбила. Он был таким реально мыслящим, добрым и серьезным в действительно важных вопросах — дружбы, любви, семьи. Адриане очень импонировали его ценности и жизненные принципы, она никак не могла поверить в счастье знакомства с таким человеком.

Складывая чашки в раковину, Билл с застенчивой улыбкой повернулся к Адриане, их глаза встретились, и она почувствовала влечение к нему. Он, впрочем, всегда действовал на нее как магнит.

— Да?

Адриана поняла, что Билл хочет ее о чем-то спросить. Он засмеялся, удивляясь ее проницательности:

— Я собирался задать тебе вопрос, но не был уверен, могу ли?

— Какой? Девственница ли я? Да, безусловно.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнул он. — Я ненавижу недевственниц.

— Я тоже.

Билл ухмыльнулся:

— В таком случае… не захочешь ли ты провести здесь ночь? Если пожелаешь, то можешь спать в гостевой комнате.

Предложение могло показаться смешным — ведь ее квартира была по другую сторону комплекса. И все же Адриане невероятно хотелось остаться у него, чтобы не испытывать одиночества в своем пустом жилище. Покупать мебель все равно не имело смысла в связи с предстоящей продажей квартиры. А гостевая комната Билла напоминала милую, уютную пристань, была местом, где можно спрятаться от невзгод и радоваться теплу самого хозяина.

— Это было бы глупо, тебе не кажется? — спросила она робко. — Мне, наверное, следовало бы идти домой.

— Я просто подумал… — Он на мгновение погрустнел, — …что без ребят мне сегодня будет очень тоскливо… Мы могли бы приготовить попкорн и посмотреть по телевизору старые фильмы.

— Годится. Покупаю, — застенчиво улыбнулась Адриана.

Билл, с притворной серьезностью задал следующий вопрос.

— Из маркетинговых соображений я хотел бы знать, что повлияло на твое решение? Попкорн или фильмы? Мне это нужно на случай, если в какой-нибудь из дней я снова захочу тебя уговорить.

Она непринужденно рассмеялась:

— Попкорн. И бесплатный завтрак утром.

— А разве кто-то что-то говорил о завтраке? — пошутил он, состроив простодушную мину.

— Не озорничай, а то приготовлю тебе лазанью… с ванилью!

— Этого я и боялся… Послушай, «Ванильная девственница» — это великолепное название для нового сериала… или хотя бы для одного эпизода… как ты думаешь?

Они пошли в гостиную. По пути Адриана очень тихо сказала:

— Я думаю, что ты самый лучший на свете. Он обнял ее и ласково поцеловал в шею.

— Я рад это слышать… Я тебя в самом деле люблю.

Но и Адриана понимала, что любит его. Она знала это с того самого дня, когда проснулась в больнице в Траки и Билл признался, что любит ее и ее ребенка. О малютке с ним говорить было странно, он, казалось, знал о беременности гораздо больше самой Адрианы, но это ее очень успокаивало, она убеждалась, как хорошо будет всегда полагаться на него, быть с ним.

— А что, если мы сегодня посмотрим телевизор в моей комнате? — спросил он. У Билла в спальне стоял громадный телевизор. Ребята любили по вечерам забираться к нему в постель и смотреть фильмы. Адриана несколько раз присоединялась к ним, когда ночевала в гостевой комнате, но теперь, после их отъезда, все было по-другому — неловко было устраиваться у Билла на кровати, быть с ним наедине, но все-таки это Адриане очень нравилось.

Она откинулась на подушки, Билл включил телевизор и ушел готовить попкорн. Оставшись одна, Адриана стала думать о нем, о том, как много он для нее значит, о глубине своих чувств. «Странно ощущать влечение к мужчине, который не является тебе мужем, — мысленно рассуждала она, — да еще имея почти пятимесячную беременность». Однако такое влечение присутствовало, причем очень сильное, но Адриана не знала, как сообщить об этом Биллу.

— Попкорн! — объявил он через несколько минут, внося огромную кастрюлю еще Горячей, политой маслом и подсоленной воздушной кукурузы.

— Какой класс! — улыбнулась Адриана, прижимаясь к Биллу, а он тем временем с помощью дистанционного управления искал канал, по которому крутили одни только старые фильмы. Как раз шел фильм с Кари Грантом в главной роли.

— Оставь, я это обожаю, — радостно улыбнулась Адриана. Билл придвинулся к ней ближе, ласково поцеловал и сказал:

— Я тоже.

Потом он уже не мог остановиться — все целовал и целовал Адриану, а она ела попкорн и делала вид, что смотрит фильм, но сама не заметила, как стала отвечать на его поцелуи и распалилась при этом с неведомой для себя силой.

— Ты приняла противозачаточное? — шепнул Билл.

— Да, — прошептала она со смехом и снова принялась его целовать.

Так они шутили и смеялись, но постепенно оба посерьезнели. Страсть нарастала. Роман Кари Гранта был забыт, Билл поставил кастрюлю с попкорном на пол, погасил свет и повернулся к Адриане. Она была необыкновенно красивой, сексапильной и нежной. Билл начал медленно расстегивать ее прелестное розоватое платье, в котором она ездила в аэропорт. Адриана скользнула ладонями ему под рубашку. Их губы касались, затем расставались и касались снова. Наконец одежда больше не мешала их пылким объятиям и ласкам. Забыв о себе, об осторожности — обо всем на свете, они соединились, два тела превратились в одно, и это длилось, казалось, бесконечно, даря обоим экстаз и наслаждение.

Ни Адриана, ни Билл не имели понятия, который час, когда, утомленные, они лежали рядом, целовались и шептались, в темноте.

— Ты прелесть, — произнес Билл, касаясь ладонями ее лица, а потом позволяя пальцам скользнуть вниз. У Адрианы было пленительное тело, и даже теперь оно сохраняло изящество и гибкость.

— Как ты себя чувствуешь?

Он вдруг испугался, что нечаянно мог причинить что-нибудь плохое ей или ребенку. Но Адриана лишь улыбалась и целовала его шею, губы, гладила ладонями его могучую грудь.

— Ты просто чудо, — произнесла она с сияющими глазами,

Билл, очарованный, погладил мягкую округлость ее живота.

Вдруг Адриана насупила брови и вопросительно посмотрела:

— Это ты?

— Что?

— Не знаю… Что-то непонятное…

Это было похоже на легкую дрожь, и сначала Адриана подумала, что вздрагивали руки Билла, но они были спокойны. Внезапно оба поняли, что произошло: она впервые почувствовала шевеление ребенка. Получилось так, будто малыш вдруг ожил от их близости. Теперь это был его ребенок, их ребенок, потому что Билл хотел его и любил Адриану.

— Я тоже хотел бы ощутить…

Он снова приложил ладони к ее животу, но ничего не почувствовал, а потом ему показалось, что шевеление все же повторилось, но только очень слабое, едва различимое. Билл привлек Адриану к себе. Ее набухшая грудь, округлившийся живот приводили его в трепет. Ему нравилось в ней все, хотя было странно познавать ее в состоянии перемен. Другой он Адриану не знал и поэтому тем более чувствовал привязанность к ребенку, воспринимал его как своего.

Билл заботливо укрыл ее одеялом.

— Знаешь, — улыбнулся он, — мне теперь кажется, что эта крошка — часть меня. Во мне проснулись все семейные инстинкты, я ощущаю то же волнение, которое было у меня перед рождением Адама и Томми… Я думаю, как мы купим кроватку, будем оформлять детскую комнату, как я буду присутствовать при родах… А потом говорю себе: «Постой, постой… Это же не твой ребенок!» — А я прежде была так растерянна. Мне было так одиноко…