— Простите, — сказал Соломон. — Я не знал. Я постараюсь, чтобы вас оставили в покое.
— Вы можете это сделать?
— Один звонок боссу.
— Отлично, — сказал О'Мейли. — В смысле, мы понимаем: ужасно, что погибла эта девушка. И семья у нее важная. Но все говорит об убийстве из-за наркотиков. Кто-то разозлился и пошел себе стрелять. В том районе такое случается. Может, Шеффилды тут абсолютно ни при чем.
Соломон в этом сомневался. Если только стрелял не юный наркодилер, которого он взбесил, в случае чего вина за смерть Эбби ложилась на него, Соломона. Он спросил О'Мейли, удалось ли им найти дилера.
— Шутите, да? Данное вами описание можно приложить к пяти сотням уличных дилеров. Я хочу сказать, что мы ищем повсюду. Он кому-нибудь проболтается, а тот скажет кому-то еще, и в итоге мы об этом узнаем. Но нужно время.
— Понимаю, — сказал Соломон. — Еще раз примите мои извинения за беспокойство.
— Я не хотел на вас срываться. День выдался тяжелый, понимаете?
Соломон поблагодарил детектива, клятвенно пообещал, что оградит его от Шеффилдов, и дал отбой.
Любопытно, что Майкл звонил в управление. У него ведь и так полно дел. Разумеется, Эбби работала с ним в «Шеффилд икстрэкшн индастриз». Может, она была ближе к дядюшке, чем казалось Соломону.
Он вспомнил, о чем она говорила, когда он вытаскивал ее из той ночлежки. О том, как ценит ее «дядя Майкл». Как много она знает о таинственной «африканской сделке».
Соломон снова задался вопросом, не имеет ли Майкл какого-то отношения к смерти Эбби. Медсестра сказала, что человек, назвавшийся его, Соломона, именем, был лысым и с густыми усами — ну чем не Майкл? Но о лысине, скрытой под бейсболкой, сестра могла только догадываться, да плотным Майкла не назовешь.
Все же надо удостовериться. Он позвонил в «Цветущую иву» и спросил, дежурит ли сестра Норма Форестер. Регистраторша сказала, что поищет ее. Соломон в нетерпении затопал ногами по мраморному полу. Было шесть часов вечера, но сестра Форестер работала в ночную смену и…
— Это сестра Форестер.
— Звонит Соломон Гейдж. Вы меня помните?
— Как я могу забыть это имя?
— Да, мэм. Полагаю, вы слышали, что случилось с Эбби Мейнс.
— Такая беда! Она казалась очень милой девушкой. Попавшей в беду, но…
— Конечно, мэм. Мне все еще любопытно, кто же забрал ее из клиники. Я хотел бы показать вам фотографию одного человека. Я мог бы переслать ее по электронной почте.
Говоря, он забарабанил по клавиатуре ноутбука, ища фото Майкла Шеффилда.
Сестра продиктовала Соломону адрес своей почты, и он отослал ей снимок. Женщина сказала, что перезвонит ему.
В животе у Соломона заурчало. Он был слишком взвинчен, чтобы есть, но у его желудка явно было свое мнение. Соломон вместе с телефоном пошел на кухню, и тот зазвонил, когда Соломон заглянул в холодильник.
— Соломон Гейдж.
— Это сестра Форестер. Я получила фотографию.
— Быстро.
— Я тут же ее открыла. Мне не меньше, чем вам, не терпится узнать, кто несет ответственность за случившееся.
Соломон в этом сомневался.
— И? — подбодрил он.
— Это не он.
— Вы уверены?
— Совершенно. Человек, выдававший себя за вас, был плотнее, и подбородок у него был тяжелее.
Соломон постарался скрыть разочарование:
— Ладно, большое вам спасибо.
— Да пока не за что, — сказала сестра Форестер.
— В общем, я только хотел его исключить. Вы не очень помогли.
Она попросила держать ее в курсе и еще раз выразила свои соболезнования, прежде чем Соломон смог закончить разговор.
Черт. Он вернулся к тому, с чего начал. Ни малейшей зацепки.
И аппетит тоже пропал.
Глава 42
В пятницу Дональд прилетел в Сан-Франциско на вертолете и всю дорогу, пока лимузин вез его через утренние пробки в квартиру с видом на парк Лафайет, от нетерпения ерзал на сиденье. Он надел черный деловой костюм, а не обычную свою непринужденную одежду, и каблуки его парадных полуботинок стучали по мраморному полу, когда он прошел мимо миссис Вонг, не удостоив ее словом.
Соломона Гейджа он нашел на кухне. Тот пил кофе, на столе перед ним лежала развернутая газета. Соломон уже был при полном параде, серый пиджак висел на спинке стула. Обычная черная водолазка туго обтягивала широкие плечи телохранителя, слегка собираясь под черной лямкой наплечной кобуры. Глаза его расширились, когда он поднял взгляд на гневное лицо Дона.
— Доброе утро, сэр. Я не ожидал вас увидеть…
— Еще бы, — отрезал Дон. — Вот. Объясни мне это.
Дон бросил на стол большой коричневый конверт и сложил руки на груди. Соломон взял конверт, перевернул его. Надписей ни на одной из сторон не было.
— Открой.
Соломон отогнул клапан, и из конверта выскользнули фотографии. Они легли изображением вверх, в том самом порядке, в каком накануне вечером показывал их Дону Барт Логан.
Соломон покраснел, вглядевшись в верхний снимок, на котором он и Лусинда Крус шли, широко улыбаясь, по залитой солнцем улице.
На втором фото они сидели в кафе, как раз у этого проклятого окна во всю стену. Наклонившись через стол друг к другу. Женщина чему-то смеялась.
На третьем пара стояла на улице у серого здания суда. Лусинда Крус, поднявшись на цыпочки, целовала Соломона в губы.
— Что, черт возьми, это значит?
Соломон пожал плечами:
— Мы вместе обедали.
— И?
— Это все.
Дон указал на фото с поцелуем.
— А это, стало быть, десерт?
Выдвинувшийся подбородок Соломона напомнил Дону о тех мрачных годах после гибели Роуз, когда ее сын, еще совсем мальчишка, был полон решимости идти своим путем. Дон практически навязал подростку помощь и руководство, доказал ему, что его будущее — с Шеффилдами. Дон почувствовал, что смягчается, и это его взбесило. Он приехал отчитать Соломона, а не гулять по Дороге воспоминаний.
— Бывало, что мои поручения выполнялись плохо, — прорычал он, — но не так, как в последние несколько дней. Я послал тебя на поиски внучки, и в результате ей разнесли мозги. Ты избил Майкла. Я дал тебе задание: расстроить этот бракоразводный процесс. И что ты делаешь? Приглашаешь адвоката Грейс на свидание.
— Это не так…
Дон жестом остановил его.
— Мои сыновья пытались открыть мне глаза на то, что ты слетаешь с катушек, но я отказывался им верить. И теперь это.
Соломон посмотрел на разложенные перед ним фотографии. Когда он снова поднял глаза на Дона, в них горела злость.
— Они следили за мной, — произнес он.
— После того как ты напортачил в Окленде, люди Барта Логана следили за тобой. Он считает тебя виновным в смерти Эбби. Он искал доказательства.
— Вы верите, что я виноват в ее смерти?
— Откуда, черт побери, мне знать? Меня там не было. Эбби мертва. Шофер все еще в реанимации. Никто — кроме тебя — не может нам объяснить, что произошло на той улице. Но я готов был поверить тебе на слово. Теперь я не так уверен.
Соломон ткнул в фотографии пальцем:
— Это был просто ланч. Мы ели. Разговаривали. Не про дела. Не о вашей семье. Мы просто болтали как нормальные люди.
— Дальше ты скажешь, что это и не поцелуй вовсе. Она что, измеряла губами твою температуру?
Щеки Соломона вспыхнули:
— Вы заходите слишком далеко, сэр. Все это из-за поцелуя?
Дон сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Эта женщина — адвокат, — сказал он. — Она использует тебя, а ты попался на удочку. Я разочарован, Соломон. Я не думал, что ты настолько глуп, чтобы бегать за юбками, когда нужно заниматься делом.
Соломон перестал моргать. Взгляд его голубых глаз сделался ледяным:
— Я уволен?
Дон провел рукой по волосам.
— Ты всегда был тем человеком, которому я доверял. Без доверия у нас ничего не получится.
— Я не обманул вашего доверия.
— Дай бог, чтобы это было правдой, — сказал Дон. — Я не хочу от тебя избавляться. Ты мне нужен. Но не сейчас. Сейчас мне нужно, чтобы ты уехал. Назови это отпуском. Каникулами. Но скройся с глаз моих.