– культурный. М. Г. Акимов. – Закрытие дверей для публики не соответствовало бы ни величию преобразования, ни достоинству учреждения. Возможность скандалов не может иметь решающего значения. Прежде всего, едва ли кто-либо из публики решится на них. А затем, конечно, возможны буяны; они бывают и в театрах и везде. Закрытие же заседаний для публики произведет дурное впечатление. Граф С. Ю. Витте.
– Члены Думы присягают, а публика – нет. Князь А. Д. Оболенский 2-й. – Дума будет требовать публичности. Граф С. Ю. Витте. – Публика будет травить министров. В крайнем случае публику можно бы допустить, но не иначе, как на условиях, установленных по соглашению председателя Думы с кем-нибудь из состава правительственных установлений, например, с председателем совета министров. П. Н. Дурново. – Вопрос о публичности должен быть разрешен определенно. Никакой лазейки: либо да, либо нет! Вопрос этот находится в непосредственной связи с вопросом о полиции в Думе. Между тем в проекте ничего не сказано, как и кто будет охранять Думу? Если желательно допустить в Думу посторонних, надо предварительно установить порядок охраны, вызова войск в так далее. Пока таких правил нет, нельзя открывать двери Думы. Князь А. Д. Оболенский 2-й. – Охрана Думы должна быть установлена на таких основаниях, чтобы в известных случаях надлежащие меры могли быть принимаемы полицеймейстером помимо председателя Думы. А. А. Половцев.
– У каждого должны быть свои пределы власти: полиция в зале – в распоряжении председателя, а полиция в здании – должна быть общей, П. Н. Дурново. – Должны быть указаны случав, когда полицеймейстер распоряжается собственной властью. Его Императорское Величество. – Соглашаюсь с большинством, но с тем, чтобы к началу заседаний Думы были составлены правила для публики и для охраны порядка в Думе. На этом мы сегодня покончим. В следующий раз соберемся в четверг, в два часа».
После заседания премьера, как обычно, провожал к авто генерал Трепов.
– Совсем князь Оболенский-второй плох, – говорил Дмитрий Федорович, – сдавать начал, а? То его вправо кидает, то влево.
Витте отделывался рассеянной улыбкой – скажи хоть слово, Трепов как угодно перевернет, наврет с три короба, столкнет с тем же Оболенским, еще один враг прибавится, куда уж больше-то?
«Сам ведь, мерзавец, подтолкнул государя собрать это совещание, – думал Витте о Трепове, дружески его полуобнимая за плечо, – хочет показать, что против меня многие сановники открыто выступают, а его наймит Дурново просто-таки тараном прет, пускает мины против меня по всем вопросам, демонстративно… »
Приехав в Петербург, Витте подивился, как сильно разнится столичная погода от царскосельской: здесь шел мелкий, холодный дождь, а во дворце государя солнце отражалось в стеклах, воздух был синеватым; с залива задувал снежный, студеный ветер, одно слово – божья благодать.
Витте попросил секретаря оберечь его от визитеров, к телефонному аппарату не подзывать и ужин накрыть легкий, в кабинете: постная ветчина, зелень, подогретый пеклеванный хлеб и кофей без сахару.
Достал с книжной полки энциклопедический словарь, те его тома, которые начинались на буквы «Р», «П», «Б» и «К»: «Революция», «Реставрация», «Рубеж», «Партии», «Промышленность», «Банк», «Бюрократия», «Конституция», «Коалиция», его интересовали именно эти темы, он привык к емкости изложения и поэтому решил уточнить себя, соотнося известную взволнованность, вызванную обструкцией, учиненной Дурново и Оболенским, за которыми стоял Трепов, – кто же еще, и ребенку понятно!
К ночи Витте вчерне выработал платформу для следующего заседания.
Неожиданно подумал: «А вдруг государь простудится на ветру, сляжет и помрет? Тогда что? » Испугался этой мысли, ужаснувшей самого же холодностию и сладостным предчувствием возможности приятных перемен.
Походил по кабинету, стряхнул пригрезившееся, вернулся к столу, сел, сцепил большие вспухшие пальцы, замер неподвижно – выстраивал мысли в линию.
Первое. Он должен войти в коалицию, непременно оформленную организационно, с банкирами и заводчиками; они теперь станут набирать силу день ото дня, они теперь, по закону с выборах Думу, станут влиятельной группой в высшем законодательном органе державы. Значит, он, Витте, должен добиться для них специальной думской финансовой комиссии, именно он, и никто другой. Пока другие расчухаются, пока поймут надобность коалиций в новое время, он, Витте, коалицию с финансистами уже наладит.
Второе. Коль скоро в Государственном совете, который Трепов норовит сделать единицей дворцовой бюрократии, будут, помимо назначенных царем, люди выборные, туда должны войти либеральные помещики, то есть конституционные демократы Милюкова и промышленники. Гучков? Вряд ли – хам, ради красного словца продаст за милу душу и, главное, англофил, на Лондон смотрит, во всем британцам следует. Витте подумал о Гужоне. Плохо, что француз, конечно, не пройдет в Госсовет по национальному цензу. Но как лидер московского союза фабрикантов и заводчиков, он, именно он подскажет нужные кандидатуры. Значит, помещики дадут постоянный и верный контакт с кадетами в Петербурге, а Гужон будет осуществлять связь с октябристами, с банковско-промышленным капиталом. Гужон, конечно, не преминет сообщить своим, в Париж. Что ж, это угодно внешнеполитической идее Витте – союз с Парижем и Берлином должен заставить образумиться надменного британского Джона Буля. Да и потом, лишние связи с Парижем никогда не помешают, это даст ему ощущение собственной надобности – что, Трепова посылать во Францию, что ли?! Посмотреть забавно, как он станет с Пуанкаре разговаривать, как он привезет государю заем, договор, гарантию… Ха-ха…
Витте, услыхав смех, испуганно удивился: он не в мыслях похохатывал, а наяву. Нервы расходились, понятное дело. А стратегия выработана правильная. Надо загодя готовить позиции на случай отступления. Он их приготовит. Он на следующем заседании нажмет на мозоли, он по-новому поговорит о гласности заседаний Думы: финансистам она нужна, им важно, чтоб их официальную позицию знали в Париже и Берлине из газет, а не по слухам. На следующем заседании он поговорит и о том, кто будет писать законы в Думе. Пусть это поднимет кто-нибудь другой, он подготовит, он бросит идею, за идеями-то ныне гоняются, своих мало, растерянность одна.
Домой Витте пришел довольный, проиграл дочери в винт два Рубля, выпил полстакана настойки валерианового корня и уснул – легко и быстро. «Его Императорское Величество. – Кому угодно высказаться? Граф С. Ю. Витте. – Позвольте мне, Ваше Императорское Величество, возвратиться к вопросу, возбужденному князем Оболенским. Я нахожу, что выставленный князем принцип очень важен. Когда Дума отклоняет вопрос, он остается без последствий, иначе дело поступает в Государственный совет, которому также предоставляется принять или не принять проект. Если Государственный совет ее принимает, то дело до Государя Императора не доходит. Такой порядок существует везде на Западе. Между тем мнение князя Оболенского очень важно. Нельзя, действительно, все заимствовать от Запада. Следует помнить, что Государственный совет – учреждение аристократическое, крестьяне в его состав не войдут. Им открыт доступ только в Государственную думу. Они и смотрят на Думу так: найдем через нее доступ к царю, найдем управу. Какая же будет психология крестьян? Скажут, думали, что будет доступ, а между тем чиновники отдалили нас от государя. В. Н. Коковцов. – Нам говорят о крестьянах… Почему, однако, говорить об одних крестьянах? Намечаемый путь уничтожает Государственный совет и сводит к управлению страной одною палатою! В случае принятия предложения графа Сергея Юльевича, – задержки больше не будет. То, что ныне предлагается, уничтожает Государственный совет и знаменует переход к одной палате. Граф С. Ю. Витте. – Я желаю сказать лишь то, что если ввести положение, по которому верхняя палата может отделить народ от монарха, то это есть известный урон. Я вовсе не поддерживаю князя Оболенского, но не желаю, чтобы народ сказал, что он отдален от царя. Напрасно относиться с пренебрежением к психологии общества, а особенно крестьян, где вся психология: „Бог и царь!“ Барон Ю. А. Икскуль. – Граф Витте скова проектирует отдать законодательство в руки толпы. Между тем для этого дела требуется устойчивость, необходимо поставить Государственный совет в качестве учреждения, ограждающего Ваше Императорское Величество. Иначе лучше совсем упразднить Государственный совет. П. Н. Дурново. – Если будем, подобно графу Витте, считаться с отдельными сословиями, мы впадем в ошибку. Граф С. Ю. Витте. – Я предлагаю пополнить проект только тем, чтобы об отклоненных предложениях доводилось до сведения Государя Императора. В. В. Верховский. – Странно писать в законе о том факте, чтобы не делать секрета от Государя Императора. Ваше императорское величество всегда можете потребовать всякие сведения. Но помещать об этом особое постановление было бы странно… П. Н. Дурново. – Постановления о доведении до высочайшего сведения не должны быть вносимы в законодательные акты. Его Императорское Величество. – Оставить, как в проекте. Далее… »
