— Это невозможно узнать, детектив. Мы располагаем только костями.

Босх снова посмотрел на череп. Вспомнил слова Джулии Брейшер о том, что он избавляет мир от зла. Но она не знала истины, известной ему давным-давно. От подлинного зла избавить мир невозможно. В лучшем случае он входил в темные воды этой пучины с двумя дырявыми ведрами в руках.

— Но у вас другие заботы, так ведь? — прервал Голлиер ход мыслей Босха. — Привезли больничные документы?

Босх поставил на стол портфель и открыл его. Достал папку и протянул антропологу. Потом вынул из кармана пачку фотографий, взятых у Шейлы Делакруа:

— Не знаю, пригодятся ли они вам, — сказал он. — Но это тот самый ребенок.

Голлиер взял их, быстро просмотрел, задержав взгляд на Артуре, снятом крупным планом в блейзере и галстуке. Подошел к креслу, где на подлокотнике висел рюкзак. Достал из него свою папку и вернулся к столу. Раскрыл ее и вынул снимок черепа с Уандерланд-авеню размером 8 на 10 дюймов. Держа рядом фотографии черепа и Артура Делакруа, несколько секунд разглядывал их.

Наконец сообщил:

— Скуловая кость и строение надбровных дуг выглядят схожими.

— Док, я не антрополог.

Голлиер положил фотографии на стол и стал объяснять, проведя указательным пальцем по левой брови мальчика, затем по своей.

— Надбровная дуга и наружная орбита. На обнаруженном черепе они шире, чем обычно. Глядя на фотографию мальчика, мы видим, что его лицевая структура совпадает с той, которую наблюдаем здесь.

Босх кивнул.

— Давайте посмотрим на рентгеновские снимки, — предложил антрополог. — На заднем столике есть рентгеноскоп.

Он взял папки и повел Босха к столу, где рентгеноскоп был вделан в поверхность. Раскрыл больничную папку, вынул рентгеновские снимки и стал читать историю болезни пациента.

Босх уже прочел ее. Там говорилось, что 11 февраля в 5.40 вечера мальчика доставил в кабинет неотложной помощи отец. Он заявил, что обнаружил сына в полубессознательном состоянии, наступившем после падения со скейтборда, при котором ребенок ударился головой. Чтобы уменьшить внутричерепное давление, вызванное гематомой мозга, провели нейрохирургическую операцию. Мальчик находился в больнице под наблюдением десять дней, а потом выписан. Через две недели его снова положили в больницу для снятия зажимов, скреплявших череп после операции.

В папке не было жалоб мальчика на дурное обращение с ним отца или кого-либо еще. Пока он лежал в больнице после операции, его в плановом порядке опросил местный работник сферы социальных проблем. Отчет об этих опросах занимал меньше половины страницы. Из него следовало, что мальчик, по его словам, ушибся, упав со скейтборда. Повторного опроса или обращения за справками в комиссию по делам несовершеннолетних или в полицию не поступало.

Заканчивая чтение этого документа, Голлиер покачал головой.

— Что такое? — спросил Босх.

— Ничего. В том-то и дело. Они поверили словам мальчика. Возможно, его расспрашивали в присутствии отца. Представляете, как трудно было ребенку сказать правду? Поэтому его просто подлечили и отправили обратно к человеку, который избивал его.

— Док, вы забегаете вперед. Давайте сначала установим личность мальчика, если это возможно, а потом будем выяснять, кто его избивал.

— Как знаете. Над делом работаете вы. Просто я сотню раз наблюдал подобное.

Антрополог отложил историю болезни и взял рентгеновские снимки. Босх с недоуменной улыбкой смотрел на него. Казалось, доктор недоволен тем, что детектив не пришел к тому же выводу с той же поспешностью, что и он.

Голлиер положил два снимка на рентгеноскоп. Затем достал из своей папки снимок найденного на холме черепа. Включил свет, и перед ними засветилось три снимка. Он указал на тот, который лежал у него в папке:

— Это радиологический снимок, я его сделал, чтобы насквозь просветить черепную кость. Но для сравнения мы можем воспользоваться им. Завтра в лаборатории медицинской экспертизы я буду работать с самим черепом.

Голлиер наклонился к рентгеноскопу и потянулся к расположенной рядом полке за небольшим увеличителем. Приставил его одним концом к глазу, другим прижал к своему снимку. Через несколько секунд перешел к одному из больничных снимков и прижал увеличитель к тому же месту на черепе. Он много раз переходил от одного снимка к другому, делая сравнение за сравнением.

Закончив, антрополог выпрямился, прислонился спиной к заднему столу и сложил на груди руки.

— Больницу в Куин-оф-Эйнджелс субсидировало государство. Денег всегда не хватало. Нужно было сделать больше двух снимков головы мальчика. Тогда врачи могли бы разглядеть и другие повреждения.

— Но это не было сделано.

— Да. Однако на основании того, что есть и мы имеем здесь, я сумел сравнить несколько точек там, где вскрывали череп, структуру перелома и чешуйчатый шов. У меня нет ни малейших сомнений.

Антрополог указал на снимки, все еще светящиеся на рентгеноскопе:

— Познакомьтесь с Артуром Делакруа.

Босх кивнул:

— Ладно.

Голлиер принялся собирать снимки.

— Насколько вы уверены?

— Как я уже сказал, никаких сомнений нет. Завтра, будучи в центре, я взгляну на череп, но утверждаю уже сейчас, что это он. Все совпадает.

— Значит, если мы кого-нибудь арестуем и представим суду эти заключения, никаких неожиданностей не будет?

— Нет. Оспорить данные выводы невозможно. Но как вы знаете, сложности могут возникнуть из-за толкования причин этих повреждений. Глядя на этого мальчика, я вижу нечто ужасно бесчеловечное. И непременно буду говорить об этом на суде. Однако существуют эти официальные документы... — Антрополог небрежно указал на раскрытую папку. — Здесь записано: «Падение со скейтборда». Вот из-за этого разгорится спор.

Голлиер вложил туда оба больничных снимка и закрыл ее. Детектив убрал папку в портфель.

— Ну что ж, доктор, спасибо, что уделили мне время. Полагаю...

— Детектив Босх?

— Да?

— В прошлый раз вы как будто почувствовали себя очень неуютно, когда я упомянул, что при нашей работе необходима вера. И переменили тему разговора.

— На эту тему я не могу беседовать с уверенностью.

— Мне представляется, что при вашей работе очень важно обладать не дающим ожесточиться духовным началом.

— Не уверен. Мой напарник склонен возлагать вину за все дурное на инопланетян. По-моему, это тоже не дает ожесточиться.

— Вы уклоняетесь от ответа на вопрос.

Босх ощутил раздражение, быстро перешедшее в гнев.

— А что означает этот вопрос, док? Почему вы так заботитесь обо мне и о том, во что я верю или не верю?

— Потому что для меня это важно. Я изучаю кости. Каркас жизни. И пришел к выводу, что жизнь — не только кровь, кости и ткани. Существует еще нечто, укрепляющее нас. Внутри у меня есть то, чего не обнаружить никаким рентгеном, что укрепляет меня и придает сил. Поэтому когда встречаю человека, вносящего пустоту туда, куда я вношу веру, мне страшно за него.

Босх несколько секунд глядел на Голлиера.

— В случае со мной вы ошибаетесь. У меня есть вера, есть миссия. Назовите ее полицейской религией или как угодно. Вера, что расследую это дело не зря и кости появились из земли не случайно. Они появились затем, чтобы я их нашел и принялся действовать. Вот что укрепляет меня и придает сил. И этого тоже никаким рентгеном не обнаружить. Удовлетворены?

Он воззрился на Голлиера, ожидая ответа, но тот молчал.

— Я ухожу, доктор, — сказал наконец Босх. — Спасибо за помощь. Вы дали мне очень ясную картину.

И оставил антрополога в окружении потемневших костей, на которых был выстроен город.

Когда Босх появился в сыскном отделе, Эдгар отсутствовал.

— Гарри?

Он поднял взгляд и заметил лейтенанта Биллетс, высунувшуюся из двери своего кабинета. Сквозь дверное стекло ему был виден Эдгар, сидевший перед ее столом. Поставив портфель, Босх пошел туда.