— Вчера ночью она прислала мне эсэмэску … — начал Саймон и осекся.

Магнус взмахом руки пригласил его за стол.

— Присаживайся, — сказал он. — Объясни нам, что произошло. Чувствую, твой рассказ будет долгим.

Саймон, вперив глаза в стол, начал рассказывать. Все это время Джослин смотрела на него холодными, как арктическая вода, глазами.

— Ты позволил моей дочери уйти… с Джейсом… в какое-то место, где мы и найти ее не сможем? — спросила она, когда он замолчал.

Саймон не поднимал головы.

— Но я с ней вообще-то на связи, — сказал он, подняв правую руку с кольцом на пальце. — Я с ней утром разговаривал, она сказала, что все нормально.

— Ты не должен был позволить ей уйти!

— Я и не позволял. Но она бы все равно ушла. Я подумал, раз уж ее не остановить, может, это судьба?

— Честно говоря, — сказал Магнус, — я тоже думаю, что ее нельзя было остановить. Клэри делает то, что хочет. — Он посмотрел на Джослин и покачал головой. — Ее нельзя удержать в клетке.

— Я-то тебе доверяла, Магнус! Как она выбралась из твоего дома?

— Открыла портал.

— Но ты вроде говорил, что есть заклятие…

— Ограждающее от непрошеных гостей, но не замуровывающее друзей. Джослин, твоя дочь неглупа и поступает так, как считает нужным. Тебе ее не остановить. Ее никому не остановить. Кстати, в этом она похожа на тебя.

Саймон подумал, что Магнус, конечно, знал Джослин, когда она едва не погибла во время Восстания, выступив против Валентина.

— Клэри еще мала, — сказала Джослин и повернулась к Саймону: — Так ты с ней говорил? После того как она ушла? С помощью этих… колец?

— Ну да, этим утром… Она сказала, что все хорошо. Что с ней все в порядке.

Эти слова только сильнее разозлили Джослин.

— Верю, что так она и сказала. Но не могу поверить, что ты позволил ей уйти, Саймон. Ты должен был ее остановить.

— Что, связать ее? — возмутился Саймон. — Приковать наручниками к обеденному столу?

— Хотя бы и так. Ты сильнее ее. Я разочарована…

Изабель встала:

— Ну все, хватит! — Она сердито взглянула на Джослин. — Совершенно несправедливо отчитывать Саймона за то, что Клэри самостоятельно приняла такое решение. Допустим, Саймон связал бы ее, как ты хочешь. И что дальше? Ты бы вечно держала ее связанной? Рано или поздно Клэри все равно пришлось бы отпустить, и что потом? Она бы перестала доверять Саймону. А тебе и так уже не доверяет. Если помнишь, потому что ты украла ее память, пытаясь таким образом защитить ее. Может быть, если бы ты не опекала ее так сильно, она бы сейчас лучше понимала, что опасно, а что нет, и не была бы такой безрассудной и скрытной!

Саймон внезапно вспомнил, как Клэри однажды сказала, что Изабель Лайтвуд редко произносит речи, но если все же произносит, то получается у нее очень эффектно.

Губы Джослин побелели.

— Я пойду побуду с Люком, — сказала она. — Саймон, жду от тебя вестей о том, что моя дочь жива и здорова. Отчет — каждые двадцать четыре часа. Иначе и ты, и вы все будете иметь дело с Конклавом и Советом.

И с этими словами она вышла из квартиры, хлопнув дверью с такой силой, что по штукатурке зазмеилась длинная трещина.

Изабель села, но на этот раз рядом с Саймоном. Он молча протянул ей руку, и они сплелись пальцами.

— Ну так что, — спокойно сказал Магнус, наконец нарушив тишину. — Кто готов призвать Азазеля? Для этого нам понадобится уйма свечей.

Джейс и Клэри весь день бродили по улицам, тянувшимся вдоль каналов, вода в которых была от темно-зеленой, почти черной, до мутно-голубой. Они потолкались в толпе туристов на площади Святого Марка, прошли по Мосту Вздохов, выпили по маленькой чашке эспрессо в Caffe Florian. Путаный лабиринт города немного напоминал Клэри Аликанте, хотя там не было венецианской атмосферы, которую она бы назвала «атмосферой элегантного упадка». И здесь не было ни дорог, ни машин — только кривые улочки и многочисленные мосты, изогнутые над каналами.

Небо над головой потемнело, и в ресторанчиках начали зажигаться огни. Джейс спросил Клэри, хочет ли она перекусить, и та решительно кивнула. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что ничего не разузнала, и… получала удовольствие от прогулки. Когда они перешли по мосту в Дорсодуро, один из тихих районов города, где почти не было туристов, она решила, что все-таки выведает у него хоть что-нибудь, о чем можно будет рассказать Саймону.

Когда они пересекли последний мост и вышли на просторную площадь у широкого, как река, канала, Джейс крепко держал ее за руку. Справа высился купол собора. На другом берегу горели огни, бросая отблески на переливающуюся воду. Клэри не терпелось взять в руки карандаши и нарисовать закат, зазубренные контуры зданий и их отражения в воде. Все вокруг заливал холодный синий свет. Где-то звенели колокола.

Клэри крепче сжала руку Джейса. Она вдруг почувствовала, насколько далека от всего привычного, — в Идрисе такого ощущения не возникало. Венеция, как и Аликанте, казалась городом из прошлого, вне времени. Будто бы они очутились на страницах книги или на картинке. Но это был настоящий город, о котором она знала с детства и в котором всегда хотела побывать. Она украдкой косилась на Джейса. В вечернем свете его скулы казались резко очерченными, под глазами пролегли тени. Увидев, что она смотрит на него, он повернулся к ней и улыбнулся.

Обогнув церковь, Джейс провел ее по поросшим мхом ступеням к тропе, тянувшейся вдоль канала. Здесь еще больше пахло сыростью. Небо стало совсем темным. Клэри вздрогнула — в метре от нее раздался всплеск. Она увидела обнаженную зеленоволосую женщину, по пояс поднявшуюся над водой. Женщина показалась ей очень красивой, но все испортила хищная улыбка, обнажившая ряд акульих зубов.

— Русалка, — сказал Джейс, когда женщина снова ушла под воду, на этот раз бесшумно. — В Венеции живут целые династии русалок. Они тут все немного с приветом. В открытом море они могли бы рыбой питаться, а здесь одни отбросы… — Он посмотрел на воду: — Город тонет. Еще сто лет, и он уйдет под воду. Представь, ты плывешь, а под тобой купол собора Святого Марка!

Клэри стало грустно.

— Разве это невозможно предотвратить?

— Море наступает, а поднять город — слишком дорогой проект.

Они подошли к каменной лестнице, ведущей наверх. Ветер трепал золотистые волосы Джейса, повеяло прохладой.

— Всё стремится к энтропии. Вселенная расширяется, звезды отдаляются друг от друга, и между ними образуются дыры. — Джейс умолк. — Ладно, что-то меня занесло.

— Может, это все из-за вина?

— Я никогда не пьянею.

Они завернули за угол, и перед ними предстала сверкающая огнями улочка. Клэри моргнула, привыкая к яркому свету. Джейс выбрал маленький ресторанчик, часть столиков которого стояла на улице. Вскоре они уже сидели за одним из них, слушая, как плещется о камень вода и скрипят лодки у пристани.

На Клэри волнами накатывала усталость. Она позволила Джейсу сделать заказ (как оказалось, он прекрасно говорил по-итальянски) и с облегчением вздохнула, когда официант наконец ушел.

— Кажется, я выпала из времени и попала в другое измерение, — сказала она, поставив локти на стол и сцепив пальцы.

— Знаешь, время — это тоже измерение, — засмеялся Джейс.

— Зануда! — Она запустила в него крошками из хлебной корзинки.

Он ухмыльнулся:

— Я тут недавно пытался припомнить смертные грехи. Алчность, зависть, чревоугодие… занудство, ирония…

— Ну, я почти уверена, что ирония — не смертный грех.

— А я почти уверен, что еще какой.

— Похоть, — сказала она. — Похоть — смертный грех.

— И порка.

— Я бы поместила похоть и порку в одну категорию.

— А я бы порку выделил отдельно. Итак, что там у нас получилось? Алчность, зависть, чревоугодие, занудство, ирония, похоть и порка.

В его глазах отражались огни. Клэри никогда еще не видела его таким красивым… и таким отстраненным, таким недоступным. На ум пришла строчка из песни Леонарда Коэна, которую играла группа Саймона — играла не слишком-то хорошо. «Во всем есть трещина, куда проходит свет»[9]. В этом Джейсе тоже должна отыскаться трещина, через которую будет виден другой Джейс — настоящий. Она верила, что это произойдет.