Вспомнил, как девчонка, увидев их, подняла тревогу. И понимал — кричала она не от страха, ведь сразу поняла, что они из полиции, так и крикнула своим: «Тут полиция, тётя Люба! Полиция!».

Почему же бросилась не к ним, а наоборот? Чем эта Мергарина их там держит?

Дети словно стойкие солдатики, терпят холод, голод, неудобства. Неделю назад было всего плюс три! А там, под землей как в такую погоду?! И они всё это терпят. Ради чего? Ответа не было.

За водонапоркой гремел мегафон — переговорщик всячески умасливал Мергарину, пытался вывести на разговор. Мергарина молчала. Ясно было, её так просто не выманить.

Ограждение плавно спускалось к самому берегу, на пустой, каменистый пляж. Тёмная волна слабо накатывала на берег, заваленный снежными глыбами, пространство просматривалось во все стороны. Никого не было, когда он ясно услышал шорох.

Максим услышал шаги, довольно близко. Протёр глаза. Никого. Тем временем шаги прошелестели совсем рядом, он слышал, как скрипит галька. У него что, слуховые галлюцинации?

Снова хрустнули камешки, в паре шагов. Максим вытянул руку, ощупал воздух. И вдруг совсем рядом проговорили:

— Выйди ко мне.

Звук исходил отовсюду сразу и звучал прямо в голове. Сперва тихий, как шелест волн, затем он ударил в уши:

— Выйди! Выйди!

Максим вертел головой как ветряная мельница. Во все стороны только пустой берег! И тут же раздался жалобный детский плачь. Казалось, он доносится из-под земли:

— Отпусти нас… Уходи, оставь нас!

Это она, девочка Даша кому-то отвечает. Наверное тут ещё какой-то лаз, ведущий на поверхность? Но с кем она говорит? Максим медленно пошел в ту сторону. Шагал потихоньку. Главное — не спугнуть.

— Мы не хотим, не выйдем! Ты снова будешь нас мучить! Уходи, уходи… — отчаянно шептал ребенок.

Максим опустился на землю, потрогал камни руками, пригнулся. Будто в насмешку выкатилась Луна и осветила берег призрачным светом, чтобы он убедился — никого тут нет.

— Выйди! — властно требовал голос, раздаваясь отовсюду.

Вот теперь Максим узнал его — это же Наталья, потерпевшая, мать детей! Только вот на берегу её нет. Он шагнул вперед и сказал вслух:

— Стоять! Кто тут?!

И добавил тихо:

— Всем выйти из сумрака!

Это он так, себя подбадривал.

Хрустнули камешки совсем рядом, возле уха прозвучал странный звук, будто кто-то втянул воздух, так делают собаки, когда обнюхивают. Затем всё стихло. Максим опустился на колени, приложил ухо к земле.

Там, внизу плакали дети. Он слышал их очень ясно.

— Дети, вы тут? — тихо спросил он. — Дети, я из полиции. Я вам помогу!

Злой мальчишеский голос отрезал:

— Если хочешь помочь, уходи отсюда! Не трогай нас и Любу!

Затем внизу раздался топот — дети шли куда-то вглубь подземных катакомб.

Максим представил, как там сейчас мокро и холодно, затем решительно направился наверх, на площадку.

В вагончике оперштаба доложил, что слышал детские голоса обходя периметр, указал точку. Затем вышел на улицу и вдруг заметил машину, ту самую, на которой привезли Кривоносову. Почесав за ухом, направился к ней.

Водителя на месте не было, зато Кривоносова сидела на заденем сидении в той же позе застывшей статуи. Руки висят как плети, плечи подняты вверх, грудь расправлена. Максим сел на водительское сидение, развернулся к ней:

— Здравствуйте.

Смотреть ей в глаза было почти что больно. Он никогда таких глаз не видел, они будто кричали.

— Вы меня слышите, Наталья?

Слеза выкатилась и упала ей на грудь. Она приоткрыла рот, это движение было странным — у рыбы, когда она бьется на песке, точно так же шевелятся губы, только у Натальи это получалось очень медленно.

Максим понял: она хочет что-то сказать, но не может. Почему? Интересно, её врачи смотрели?

Затем напряглись жилы у неё на лбу и на шее. Она покраснела, будто совершала неимоверное усилие и выдавила едва слышно:

— Спасите… их.

В своё время Максим повидал немало: как-то раз пришлось помогать скорнякам, парень-шизофреник заперся в квартире и не подавал признаков жизни несколько дней. Вскрыв входную дверь, они обнаружили его в туалете. Парень сидел на полу, скрючившись в странной позе и видимо сидел так уже давно.

Они с трудом вынесли его: как-то изменить положение тела, или разжать руки, сомкнутые вокруг коленей было невозможно. Врач сказала тогда, это кататония. И вот теперь, глядя на Кривоносову, он вспомнил слово: кататония. На парализованном теле жили только глаза.

Как же её скрутило… Улыбнувшись, он наклонился и отчетливо проговорил:

— Мы спасём их, верьте!

И подумал, что зря к ней полез. Тоже умник, голоса слышал. Спать надо во-время ложиться, а то рано или поздно скорчится вот так же.

— Ладно, отдыхайте. Очень скоро им помогут выйти и вернут вам! Все будет…

В каком-то диком порыве она качнулась всем телом, лбом ударилась в переднее сидение и тараща глаза выдавила:

— Нельзя. Оставьте там. С Любой!

Максим невольно отшатнулся — всё выглядело жутко. Он мгновение смотрел на неё, затем улыбнулся, кивнул, помог вернуться в прежнее положение и вышел.

Ясно, что женщина не в себе. Чего он от неё хочет? Небось накачали препаратами под завязку, вот и результат.

Максим вернулся назад, к своему посту, где они с Ранисом снова принялись гонять поселковых подростков, которые так и лезли к ограждению, пока не пришло время снова обходить периметр.

В этот раз голосов он не услышал, как и детского плача из-под земли. Уже почти не веря, что это и правда было, Максим вернулся назад. Прошло ещё совсем немного времени, как вдруг на площадке всё вдруг изменилось. Смолк мегафон, стихли голоса, люди будто замерли.

— Они выходят, сами! — крикнул Ранис.

Максим сделал пару шагов наверх. Отсюда было видно, как на площадке появляется детская фигурка. Это Павел, старший. Он брёл, прикрывая лицо ладонью от ярких прожекторов. За ним появилась ещё одна фигурка: средний брат, Марк. Он крепко сжимал руку Любови Мергариной.

К ним тут же бросились люди, но прежде, чем их разделили, дети, судорожно обнимая тётку, залились слезами. Их пришлось отрывать от этой Любови.

Максима сменили и он поднялся наверх.

Наталья так и сидела в машине окаменелой статуей. Только слёзы бежали по щекам, будто из открытого крана. Максим подошёл ближе и она его заметила. Снова нечеловеческое усилие, от которого вены у неё на лбу вздулись и шепот:

— Не… возвращайте!

— Не возвращать что?!

Она медленно подняла подбородок в диком усилии указывая на вагончик, куда увели детей.

Ничего не понимая, Максим отошел в сторону.

В вагончик к детям между тем пошла детский психолог, Анна Ветрова из местного ПНД и Никита Веселов, её помощник. Анна Ветрова красивая девушка, даже очень. Они с Максимом были знакомы уже давно, познакомились на изъятии детей из неблагополучной семьи и за день, проведённый вместе, даже немного сблизились.

Максим видел, что она к нему очень даже расположена, все сигналы говорили об этом. Но когда прощались, он так ей ничего и не сказал. Передумал в последний момент. Она была удивлена и расстроена, но быстро с этим справилась.

С тех пор, каждая их встреча сопровождалась легким флиртом и Максим знал, она ждёт от него первого шага, но так и не сделал его до сих пор.

Мергарина, которую уже в наручниках тоже подвели к вагончику вдруг рухнула в обморок. Ей тут же выкатили носилки из передвижного медблока. Когда дверь приоткрыли, Максим заметил, что там лежит девочка, Даша. Лежит на каталке, явно без сознания. Вскоре её выкатили наружу и отвезли к машине скорой помощи.

Проводив ребёнка до скорой, врач вздохнул и вытащил сигареты. Максим подошёл ближе: