— Эй! — послышался протестующий женский голос.

— За последние три дня я видел тебя два раза. Ещё четырёх ваших в наблюдении я видел в сумме семнадцать раз. Если бы сопротивлялся, вы бы не ушли из ночлежки. Вас в комнате сейчас четверо. Я думаю, вы Пётр Ухтомский, кличка Залив. Ну а вы, подозрительная мадам, Море, Марина Ухтомская, его сестра. Если хотите, я могу назвать приметы.

— Твою мать, — выругался мужской голос, который до этого молчал, — ладно. Выключайте лампу.

«Любители, — подумал Ким. — Быстро же вы».

Через минуту, когда погасли вспышки в глазах, кореец разглядел допрашивающих. Их действительно было четверо. У стены стояла Мурка — она держала Кима на прицеле. Пётр был мужчиной в возрасте с седыми волосами и следами обморожения на щеках. Марина оказаласьа худой женщиной под шестьдесят лет с красивым медным цветом волос. Главным в ячейке был Хворост. У него была лысая голова в старых ожогах, один глаз почти не открывался из-за бугра кожи.

— Херовые мы подпольщики, — сказал Хворост, — один предатель, и всю нашу ячейку вскрыли.

— Охранке он сдать вас не успел, — сказал сухо Ким. — Наши вышли на Джона раньше. Он искал выходы на мафию в Белорецке, чтобы продать информацию им. Напрямую с охранкой связываться не рискнул, поэтому искал посредников. Стоило ему выйти на них, он очень быстро попался нашим из Белорецкой ячейки.

— Он жив? — спросила Море.

— Нет, шлёпнули, — сказал Ким. Ему развязали руки, и он с наслаждением расчесал вспотевшие волосы. Даже странно, что подпольщики так быстро ему поверили. Он вспомнил, как ему на видео показывали допрос Джона. Того пытали по старинке, разведя под металлическим столом, к которому был привязан предатель, огонь. Видео было без звука — он видел выгнувшееся в муке тело, и беззвучный яростный крик, от которого, наверное, разбивались стёкла.

Ким понимал, что первый этап проверок он прошёл. Вот только то, что они поверили ему, было только полдела. Нужно, чтобы они стали его полностью и без остатка, доверяли ему, как себе. Союзник, которому не можешь доверять, не союзник. Если он хочет достигнуть успеха, у него не должно быть сопротивления.

— Он не успел вас сдать, но комитет в Уфе решил, что вам нужна помощь. Убери пушку, милая, — приказал Ким Мурке.

Хворост кивнул, и Мурка со злостью подчинилась.

— Чем вы нам можете помочь? — спросил Хворост.

Ким улыбнулся — сейчас он видел перед собой слабых людей, перед которыми забрезжила надежда. Они всё ещё выглядели безразличными, но он видел, как при слове «помощь» наклонились вперёд и Пётр, и Хворост.

— Для начала, у меня есть вопросы.

— Подождите, — запротестовала Море, — мы ещё не решили, принимаем ли мы его в комитет!

— Да что тут решать, — сказал Хворост, — мы проверили, как могли. Он был в Уфимском подполье, совпадают все приметы. Наш человек на допросе подтвердил, что он никак не выдал себя. Помощь нам очень нужна, поэтому если он может помочь, то я за.

— Я тоже за, — сказал Пётр, — если бы парень был из охранки, мы бы тут не сидели.

— Я против, — сказала Марина.

— Ты всегда против, — огрызнулся Пётр.

Он зло посмотрел на сестру.

— Сидим, сидим по подвалам, ничего не делаем! Восемь лет назад хотели начать восстание, но ты была против. Четыре года, хотя шансы были лучше, чем сейчас, ты была против. Всё я знаю про шансы, знаю! — почти закричал он. — Но и твой подход со взрывами и террором, ничего не даёт.

— Закончил? — спокойно спросила Море. Потом взглянула на Мурку. — Ты что решила?

Та посмотрела на Кима, кусая губы.

— Я за, — сказала она твёрдо, — Залив прав, хватит с меня осторожности.

Хворост облегчённо выдохнул.

— Отлично. Большинством мы принимаем вас в Народный Комитет Сибая. Поздравляю, товарищ.

Хворост поднялся и протянул Киму руку. Он пожал её, пожал руку Петру и Мурке. Море его протянутую руку проигнорировала. Ким подошёл к столу, где стоял ковш с водой и жадно выпил.

— Фу, ну и лампа у вас, — сказал он, — чуть не поджарили.

— Ну, это мы ещё с тобой ласково обошлись. Вон, Море предлагала, что тебе ноготь нужно вырвать, — сказал Мурка.

Ким поперхнулся. Судя по лицу Марины, это не было шуткой. Кореец снял куртку, повесил на спинку стула и огляделся. Похоже, это была древняя тепловая камера. Отверстия в стенах, куда раньше входили трубы, были заложены кирпичном. Над головой находились четыре люка с обрезанными концами металлической лестницы.

— Места получше нет?

— Это самое лучшее, — усмехнулся Хворост — про него не знают.

— Пока не знали, — поправила Море.

— Пока, — согласился Хворост.

— Мы под станцией?

— Нет, около венткамер шахты. Они нагнетают воздух в карьер, отсюда и вибрация. Это древняя тепловая трасса от города до Станции. Когда создавали Новый Сибай, с помощью инженерных частей из Белорецка, мы вскрыли старые трассы и уложили новые трубы. Это старая теплотрасса без труб. При ремонте её просто перекрыли плитами, гидроизолировали и засыпали. В городе уверены, что этой трассы больше нет. Топит тут, конечно, безбожно и в нескольких местах провалились плиты, так что пришлось там на четвереньках выкапывать и делать подпорки. Но, по крайней мере, есть у нас такой козырь, если до боёв дойдёт.

Вернулся Пётр, принеся с собой еду. Он поставил на стол кастрюлю, на крыше был нарезанный хлеб. Хворост тем временем принёс бутыль и пять чашек.

— Ну, за такое дело и выпить можно.

— Тебе бы только выпить — зло сказала Море, встала и вышла из комнаты.

Искандер сел и взял в руки чашку. Мурка с сомнением посмотрела на уходящую Марину, но осталась вместе со всеми. Она села на освободившийся стул и взяла чашку.

— Ну, за успех нашего дела! — поднял чашку Пётр.

— За успех, — повторили остальные.

Ким выпил и закусил липким, чёрным хлебом.

— Вы вовремя, — сказал Хворост, с трудом переводя дух. — Марина может возмущаться сколько угодно, но нам действительно нужна помощь. Джон не единственный — мы теряем людей. Часть бежит в Уфу.

Ким кивнул.

— Мы в курсе, — сказал он. — Их всех перехватывают люди из Уфимского комитета. Можете быть уверенными, беглецы понимают, что их ждёт за попытку продать информацию.

— Да, людей всё меньше. Так что эти выборы, это, наверное, наш последний шанс, — продолжил Хворост. — Ещё четыре года, и мы потеряем всю свою революционную базу.

— А она у вас есть?

— Конечно. Шахтеры, фермеры. Там сотни людей поддержали бы нас, если бы не боялись. Ну и Внешний город — стоит пообещать людям гражданство, и они сметут охрану. Но нужно, чтобы мы смогли взять власть. Как минимум, арестовать городскую верхушку и снять охрану на внешних постах.

— Похоже, вы решились? — спросил Ким. — Попробуете поднять восстание на этих выборах?

— Да, сейчас, с вашей помощью, у нас очень хорошие шансы. Если есть предложения, я выслушаю.

Ким подумал, что Хворост переоценивает свои шансы. Уфа держала гарнизон и факторию тут не только потому, что Орда близко. Для неё этот город, переметнувшийся к народникам, стал бы гвоздём в крышку гроба. Если полыхнёт Сибай, то следующим будет Белорецк.

— Почему вы думаете, что у вас высокие шансы? Вы не сообщали в центр о своём плане, но мы в целом представляем его. Вы думаете, когда после выборов традиционно будут волнения, воспользоваться этим и устроить революцию. Вот только вас, по данным Джона, около двадцати, и, если повезёт, человек девяносто актива шахтёров и фермеров. А ещё у вас почти нет оружия. Против вас же будет около пятидесяти человек охраны и больше ста военных.

— Александера планирует сместить коменданта, — сказал Хворост. — Мы скрытно наблюдаем за его действиями, несколько из руководителей нам симпатизируют и делятся информацией. Мы знаем, что Александеру поддерживают несколько людей из Совета. Один из них был Плюха, но Василь вывел его из игры. Если Александера устроит переворот, против него будет основная часть населения.