– Покажи мне, – говорит она.

Я не понимаю, что она имеет в виду.

– Показать?

– Покажи мне, что значит «больно».

– Что?  – я отстраняюсь, и смотрю на нее, не веря своим ушам.

– Накажи меня. Я хочу знать, каково это.

О, нет. Я выпускаю ее из объятий и отхожу от нее так, что она не может коснуться меня.

Она смотрит на меня открыто, честно, серьезно. Она в очередной раз предлагает себя мне. Отдается полностью, так, что я могу делать с ней все, что захочу. Я в шоке. Она делает это ради меня? Я не могу поверить в это.

– Ты хочешь попробовать?

– Да, я же сказала. Хочу, – она полна решимости.

– Ана, ты запутала меня.

– Я и сама запуталась. Я хочу попробовать. Зато мы узнаем, сколько я способна вытерпеть. И если я выдержу, возможно, ты…

Она замолкает, а я делаю еще один шаг назад. Она хочет коснуться меня.

Нет.

Но если мы сделаем это, тогда я буду знать. Она будет знать.

Мы оказались на этой стадии куда раньше, чем я предполагал.

Смогу ли я это сделать?

И я этот момент я понимаю, что нет ничего, чего бы мне хотелось больше. Нет ничего, что смогло бы удовлетворить монстра живущего внутри меня.

До того как я передумаю, я беру ее за руку и веду вверх, в игровую комнату. У двери я останавливаюсь.

– Я покажу тебе, каково это, и ты во всем разберешься сама. Ты готова?

Она кивает, а на лице ее появляется уже такая знакомая решимость.

Пусть будет так.

Я открываю дверь и быстро снимаю ремень с крючка, боясь, что она может передумать. Я веду ее к скамейке в углу комнаты.

– Перегнись над скамейкой, – тихо командую я.

Не сказав ни слова, она делает как велено.

– Мы здесь, потому что ты сама этого захотела, Анастейша. И ты убегала от меня. Я намерен ударить тебя шесть раз, и ты будешь считать вместе со мной.

Она по-прежнему молчит.

Я поднимаю край ее банного халата и закидываю его ей на спину, обнажая ее прекрасный зад.  Моя ладонь проходится по ягодицам и бедрам. По моему телу пробегает мелкая дрожь.

Вот и все. Это то, чего я хочу. То, чего я добивался.

– Я выпорю тебя, чтобы ты не вздумала убежать, и, как бы трудно тебе ни дался этот опыт, я не хочу, чтобы ты от меня убегала. И ты закатывала глаза. Ты знаешь, как я к этому отношусь, – я глубоко вдыхаю, наслаждаясь моментом, пытаясь успокоить биение моего сердца.

Я нуждаюсь в этом. Вот чем я занимаюсь. И мы наконец-то пришли к этому.

Она сможет выдержать.

Она еще ни разу меня не подводила.

Удерживая ее  одной рукой за поясницу, я взмахиваю ремнем.  Еще раз глубоко вдыхаю, пытаясь сконцентрироваться.

Она не убежит. Она попросила меня.

Я с силой бью ее по обеим ягодицам.

Шокированная, она громко вскрикивает.

Но она кричит не номер… и не стоп-слово.

 – Считай, Анастейша! – приказываю я.

– Один! – кричит она.

Хорошо… не стоп-слово.

Я ударяю ее снова.

– Два! – выкрикивает она.

Все правильно, кричи громче, детка.

Я ударяю еще раз.

– Три, – она вздрагивает.

На ее заднице видны три полосы.

Я бью в четвертый раз.

Она выкрикивает номер. Громко и четко.

Тебя никто не услышит, детка. Кричи все что хочешь.

Я бью ее снова.

– Пять, – она рыдает. Я останавливаюсь, ожидая услышать стоп-слово.

Но она не произносит его.

И последний ? на удачу.

 – Шесть, – шепчет Ана хриплым, слабым голосом.

Я отбрасываю ремень, наслаждаясь эйфорически сладким чувством облегчения.  Я вымотан, мне тяжело дышать и меня переполняют чувства. Ах, эта прекрасная девушка, моя прекрасна девушка. Мне хочется поцеловать каждый дюйм ее тела. Мы здесь.  Где я хочу быть. Я притягиваю ее к себе.

 – Оставь меня… нет…  - она вырывается из моих объятий, отталкивает меня и, наконец, поворачивается ко мне, словно шипящая дикая кошка.   – Не прикасайся ко мне! – шипит она. Ее лицо покрылось пятнами, по щекам бегут слезы, она шмыгает носом, а волосы стали похожи на нечто темное и непонятное, но она никогда не выглядела настолько великолепной… и в то же время злой.

Ее гнев волной обрушивается на меня.

Она в ярости. Реально в ярости.

Ладно, на злость я не рассчитывал.

Дай ей минутку. Подожди, пока подействуют эндорфины.

Обратной стороной ладони она вытирает слезы.

–  Это то, чего ты хотел? Меня? Такую?

Она выбирает нос рукавом халата.

 Моя эйфория испаряется.

Я растерян, абсолютно беспомощен и парализован ее гневом. Слезы мне знакомы и понятны, но ярость… где-то глубоко внутри она находит отклик, но я не хочу думать об этом.

Не надо, Грей.

Почему она не попросила меня остановиться? Она не произнесла стоп-слово. Она заслужила наказание. Она убегала от меня. Она закатывала глаза. Вот что бывает, когда бросаешь мне вызов, детка.

Она сердито смотрит на меня. Ее голубые глаза широко распахнуты, и я вижу в них боль, гнев и внезапное пугающее осознание.

Черт. Что я наделал?

Это отрезвляет.

Я теряю равновесие, раскачиваясь на краю опасной пропасти, отчаянно пытаясь найти нужные слова, но ничего не идет в голову.

 – Чертов сукин сын, – рычит она.

Мое дыхание останавливается, будто она только что отхлестала меня ремнем.

Она поняла кто я.

Она разглядела во мне монстра.

– Ана, – шепчу я, умоляя ее. Я хочу, чтобы она перестала злиться. Я хочу обнять ее, чтобы заглушить боль. Я хочу, чтобы она плакала в моих объятиях.

 – Не смей называть меня Аной! Сначала разберись со своим дерьмом, Грей! – она встает и выходит из игровой комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.  Ошеломленно, я смотрю на закрытую дверь. Ее слова звенят у меня в ушах.

Чертов сукин сын.

Никто и никогда не срывался на мне.  Какого черта? Я машинально запускаю руки в волосы, пытаясь понять ее реакцию. И свою. Я позволил ей уйти. Я не сумасшедший… я… что? Я поднимаюсь, поднимаю ремень и вешаю его на крючок на стене. Это был, без сомнения, один из лучших моментов в моей жизни. Всего какое-то мгновение назад я был полностью счастлив, неопределенность между нами исчезла. Дело сделано.

Теперь, когда она знает, во что вовлечена, мы можем двигаться дальше.

Я говорил ей. Людям как я нравится причинять боль.

Но только женщинам, которым это нравится.

Я все больше начинаю беспокоиться.

Ее реакция… образ ее ранимой, и недоброжелательно смотрящей на меня всплыл в моем сознании. Это и тревожит.  Я всегда причиняю женщинам боль – мне это нравится.

Но Ана?

Я сажусь на пол, и прислоняю голову к стене, положив руки на согнутые колени. Я позволил ей плакать.

Ей станет лучше, когда она выплачется. Исходя из моего опыта, всем женщинам становилось легче. Нужно дать ей время, а потом пойти и предложить ей помощь.  Она не сказала стоп-слово. Она попросила меня. Она хотела узнать, любопытство – как всегда. Это было лишь сильным разочарованием, вот и все.

Чертов сукин сын.

Я закрываю глаза и улыбаюсь без особого веселья. Да, Ана, я сукин сын, и теперь ты знаешь это. Можем двигаться дальше в наших отношениях… договоренностях. Чем бы это ни было.

От таких мыслей легче мне не становится, и я тревожусь все сильней.  Ее потемневшие глаза, впившиеся в меня взглядом, возмущенные, обвиняющие, жалеющие… она смогла разглядеть меня таким, какой я есть. Она увидела монстра.

Мне вспомнились слова Флинна: «Не зацикливайся на негативе, Кристиан».

Я снова закрываю глаза и вижу искаженное в муках лицо Аны.

Какой же я дурак.

Было слишком рано.

Слишком рано.

Черт.

Я утешу ее.

Да, пусть поплачет, а потом я ее утешу.

Я был зол на нее, потому что она убегала от меня. Зачем она так поступила?