Черт. Она сильно отличается от всех женщин, которых я знал. Конечно у нее другая реакция.

Мне нужно увидеть ее, обнять ее. Мы должны пройти через это вместе. Интересно, где она.

Черт!

Во мне затаилась паника. Что, если она ушла? Нет, она бы так не поступила. Она бы не ушла, не попрощавшись.  Я встал, выбежал из комнаты и направился вниз по лестнице. Ее нет в гостиной. Должно быть она в спальне.

Я врываюсь в свою спальню.

Кровать пуста.

Паника скрутила мой живот. Нет, она не могла уйти. Наверху! Она, наверное, в своей комнате. Я переступаю через три ступеньки и останавливаюсь у двери ее комнаты. Она там. Плачет.

О, слава Богу.

Я с облегчением прислоняю голову к двери.

Мысль об ее уходе была ужасной.

Конечно, ей просто нужно было поплакать.

Спокойно вдохнув, я направился в ванную комнату рядом с игровой, взял  крем с арникой, адвил и стакан воды.  С этим набором я возвращаюсь в ее комнату.

Там темно, хотя рассвет уже появляется на горизонте, и мне понадобилось время, чтобы найти мою красавицу. Она лежит, свернувшись на середине кровати. Она выглядит такой маленькой, уязвимой. Она рыдает, и эти звуки разрывают меня изнутри. Ни одна саба не действовала на меня так… даже, когда они ревели. Я не понимаю. Почему я чувствую себя таким потерянным? Поставив крем, воду и таблетки я поднимаю одеяло и ложусь рядом с ней. Она застывает. Все ее тело кричит: «Не прикасайся ко мне!». И это не ирония.

– Шшш, – шепчу я в тщетной попытке остановить ее слезы и успокоить. Она не отвечает, все так же оставаясь застывшей и непреклонной.

– Не сердись на меня, Ана, пожалуйста, – она немного расслабилась, позволяя мне обнять ее и зарыться носом в ее прекрасные ароматные волосы. Она пахнет как никогда прекрасно, ее сладкий аромат — успокаивающий бальзам для моих нервов. Я оставляю нежный поцелуй на ее шее.

– Не гони меня, – шепчу я, прильнув губами к ее шее, пробуя ее на вкус. Она ничего не поизносит, но постепенно ее плачь превращается в тихое пошмыгивание носом. Наконец, она успокаивается. Мне кажется, она заснула, но я не могу набраться смелости, чтобы проверить это, боясь потревожить ее. По крайней мере, она спокойна.

Рассвет набирает силу, и мягкий свет становился все ярче, врываясь в комнату вместе с утром. Мы все еще тихо лежали. Мои мысли быстро сменяю друг друга. Я обнимаю свою девочку и  просто наблюдаю за тем, как меняется свет. Не могу вспомнить момента, когда я вот так просто лежал, чтобы время медленно протекало, а мои мысли блуждали в моей голове. Может мне стоит показать ей «Грейс».

Да. Мы можем пойти под парусом в обед.

Если она будет с тобой разговаривать, Грей.

Она шевелится, слабое подергивание ее ног говорит мне о том, что она проснулась.

– Я принес тебе Адвил и крем с арникой.

Наконец, она отвечает, медленно разворачиваясь в моих объятиях ко мне лицом. В ее глазах застыла боль, она смотрит на меня напряженным вопросительным взглядом. Она рассматривает меня довольно долго, будто увидела меня в первый раз. Как же это раздражает, потому что, как всегда, я понятия не имею, о чем она думает, что видит. Но она определенно спокойнее, и это приносит мне небольшое облегчение. В конце концов, сегодня может быть хороший день.

Она гладит мою щеку и пробегает пальцами по подбородку, щекоча мою щетину. Я закатываю глаза, наслаждаясь ее прикосновением. Все кажется таким новым: ощущения, когда меня трогают ее невинные пальчики. Они заставляют темноту исчезнуть. Мне нравится, когда она трогает мое лицо… или запускает руки в мои волосы.

 – Прости меня, – говорит она.

Ее нежно произнесенные слова удивляют меня. Она извиняется передо мной?

 – За что?

 – За то, что я сказала.

Облегчение пронеслось сквозь все мое тело. Она простила меня. К тому же то, что она сказала в гневе, было правдой. Я чертов сукин сын.

– Ты не сказала ничего такого, чего бы я уже не знал... – и впервые за многие годы я принес извинения. – Прости, что причинил тебе боль.

Она слегка пожимает плечами и едва заметно улыбается. Я помилован. У нас все хорошо. Все в порядке. Да, я чувствую облегчение.

 – Я сама тебя попросила, – говорит она.

Конечно, так и было, детка.

Она нервно сглатывает.

 – Не думаю, что смогу быть такой, какой бы ты хотел, чтобы я была,  – признает она, в ее больших глазах видна неподдельная искренность.

Мир замирает.

Блядь.

У нас вовсе не все хорошо.

Грей, исправь это.

 – Ты — все, что мне нужно.

Она хмурится. Ее глаза покраснели, она очень бледная, такой я ее раньше не видел. Странное сочетание.

– Я не понимаю,– говорит она,–  Покорность – не мой конек, и будь я проклята, если еще раз позволю тебе проделать со мной то, что ты сделал сегодня. А ты сам признался, что тебе это необходимо.

Вот он – ее решающий удар. Я зашел слишком далеко. Теперь она знает, и все аргументы, которые были у меня, когда я только начал преследовать эту девушку вернулись ко мне. Она не принадлежит моему образу жизни. Как я могу склонить ее к нему? Она слишком молода, слишком невинна, слишком… Ана.

Мои мечты оказались только мечтами. Ничего не выйдет.

Я закрываю глаза, мне тяжело смотреть на нее. Это, правда, ей будет лучше без меня. Теперь, когда она увидела монстра, ? она знает, что не может бороться с ним. Я должен дать ей свободу, отпустить ее. У нас ничего не получится.

Соберись, Грей.

– Ты права, я должен отпустить тебя. Я тебя недостоин.

Она широко распахивает глаза.

– Я не хочу уходить, – шепчет она. На ее глазах наворачиваются слезы, блестящие на длинных темных ресницах.

– Я тоже не хочу, чтобы ты уходила, – отвечаю я, потому что это правда. Меня снова охватывает зловещее пугающее чувство. Слеза скатывается по ее щеке. Нежно  большим пальцем я вытираю слезинку с ее щеки. Слова вылетают быстрее, чем я успеваю осознать то, что сказал. – С тех пор как я тебя встретил, я словно заново родился. – Я обвожу пальцем ее нижнюю губу. Я хочу поцеловать ее, страстно. Заставить ее забыться. Обворожить ее. Пробудить ее – я знаю, что мне это под силу. Но что-то останавливает меня – ее настороженный униженный взгляд. Разве ей хотелось бы, чтобы ее целовал монстр. Она может оттолкнуть меня, а я не знаю, смогу ли пережить еще один отказ. Ее слова преследуют меня, толкая в темное унылое воспоминание.

Ты чертов сукин сын.

– И я… я люблю тебя, Кристиан.

Я вспоминаю, как Каррик учил меня нырять. Мои пальцы обхватили край бассейна, а я упал захлебываясь в воду. Вот и сейчас я снова падаю в пропасть в замедленном действии.

Она не может любить меня.

Не меня! Нет!

Я подавился воздухом, наполненным ее словами, тяжелым грузом, легшими на мою грудь. Я погружаюсь все глубже и глубже, меня встречает темнота. Я не могу слышать ее слова. Я не знаю, что с ними делать. Она не понимает ни что она только что сказала, ни с кем связалась, ни с чем связалась.

– Нет, – мой голос полон болезненного недоверия. – Ты не можешь любить меня, Ана… Это неправильно.

Нужно ей все объяснить. Она не может любить монстра. Она не может быть влюблена в чертова сукина сына. Ей нужно уйти. Она должна уйти – и в момент все становится предельно ясно. Эврика! Я не могу сделать ее счастливой. Я не смогу стать тем, кто ей нужен. Я не могу продолжать это. Нужно порвать с этим. Не надо было и начинать.

 – Неправильно? Почему?

– Посмотри на себя! Разве я способен дать тебе счастье?  – в моем голосе слышится страдание, и я все глубже и глубже проваливаюсь в бездну, окутанный отчаянием.

Никто не способен полюбить меня.

– Но ты уже дал мне счастье, – непонимающе говорит она.

Анастейша Стил, посмотри на себя. Нужно быть честным с ней.

– Не сейчас, не тем, что я сделал, не тем, что мне хочется делать.