Она пришпорила лошадь. Одна мысль о том, что она может оказаться в руках Оливера Хэмптона, внушала ей ужас. Устремив взор вперед, Элизабет принялась молить Бога, чтобы ей удалось спастись. Сейчас от дома ее отделяла каменная стена, прямо перед которой росла высокая самшитовая изгородь. И все-таки она должна преодолеть это препятствие, иначе ей несдобровать!

Элизабет натянула поводья. Перчатки липли к рукам, шляпу она давным-давно где-то потеряла, из косы, которую она уложила на затылке в корону, вылетели шпильки, и теперь она болталась сзади, развеваясь на ветру. Кобыла очень устала — с боков ее хлопьями падала пена, — однако она была сильным и смелым животным. Изгородь высилась перед ними и казалась зловеще непреступной. Выхватив из-под седла хлыст, которым пользовалась крайне редко, Элизабет решительно стегнула лошадь. Кобылка рванулась вперед и… перемахнула через изгородь.

После приземления лошади удалось удержаться на ногах, а Элизабет — остаться в седле, хотя ее хорошенько тряхнуло. Стену они преодолели уже без труда, и, оказавшись во дворе Рейвенуорт-Холла, лошадь с всадницей вихрем помчалась к конюшне. Натянув поводья и остановив кобылу у дверей, Элизабет прерывисто вздохнула и облегченно закрыла глаза. Когда она снова их открыла, то увидела прямо перед собой Николаса Уорринга. Он стоял возле лошади с искаженным от гнева лицом.

Схватив Элизабет за талию, он сдернул ее с седла. Яростно сверкая глазами, он взглянул на покрытые пеной, порывисто вздымающиеся и опадающие бока лошади и, выхватив из руки Элизабет хлыст, хлестнул по своим высоким черным сапогам.

— Что это вы, черт подери, себе позволяете? — закричал он. — Кто вам дал право так обращаться с лошадью? Если вы посмеете еще раз такое сделать, клянусь, я с удовольствием всыплю вам этим самым хлыстом!

Еще не отошедшая от пережитого кошмара, Элизабет вдруг пошатнулась, но все-таки удержалась на ногах.

— Простите. Я не хотела… так с ней обращаться. Я бы никогда этого не сделала, но…

Она снова покачнулась. Рейвенуорт едва успел ее подхватить.

Только сейчас он обратил внимание на то, что Элизабет дрожит. Выражение его лица моментально изменилось, весь гнев как рукой сняло.

— В чем дело, Элизабет? Что случилось?

Элизабет облизнула пересохшие губы.

— Это… это был Бэскомб.

— Бэскомб?!

— Ну не он сам, а его люди. Если бы не Саша… — Элизабет покачала головой и погладила кобылу по носу. Глаза у нее защипало, и, прежде чем она поняла, что с ней происходит, слезы хлынули из глаз и покатились по щекам. — Я должна была от них оторваться. Другого выхода не было. Я так испугалась…

Граф выругался, и в ту же секунду Элизабет почувствовала, что он обнял ее и притянул к себе.

— Успокойтесь, моя хорошая, вы уже в безопасности. Никто вас не тронет. Я этого не допущу.

Элизабет не хотела плакать, но слезы как-то сами собой все текли и текли по щекам. Николас нежно гладил ее по голове, нашептывая всякие ласковые слова. Она понимала, что должна отстраниться, но сейчас ей больше всего на свете хотелось быть именно там, где она находилась, то есть в объятиях графа.

Она пошмыгала носом и наконец немного успокоилась.

— Простите, — пробормотала она и начала потихоньку высвобождаться из объятий. — Я не часто плачу.

— Все в порядке. Я тоже не всегда веду себя как последний идиот. — Порывшись в кармане, граф протянул Элизабет носовой платок, и она вытерла глаза. — Простите, что так накинулся на вас. Не нужно мне было делать чересчур поспешных выводов.

— Вам не в чем себя упрекнуть, — возразила Элизабет. — Просто когда я подумала, что будет, если эти люди меня догонят…

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне во всех подробностях о том, что произошло.

Элизабет закрыла глаза и представила скачущих ей навстречу всадников. Прерывисто вздохнув, она кивнула и начала излагать графу события сегодняшнего утра. Она рассказала ему, что заметила, как что-то блеснуло на солнце, а несколько минут спустя из леса выехали два всадника и устремились к ней.

— Должно быть, у них была подзорная труба, — задумчиво проговорил Рейвенуорт. — Она-то и блеснула на солнце. И в нее они вас увидели.

— Интересно, сколько же они ждали?

Граф выпрямился и плотно сжал губы. Похоже, его вновь обуял гнев.

— Скорее всего довольно долго. — Он тихонько выругался. — Я должен был это предвидеть. А вместо этого убедил себя, что, до тех пор пока вы находитесь здесь, Бэскомб вас не тронет. Какой же я осел! — Он бросил на Элизабет суровый взгляд. — Да и вы тоже хороши! Надо же додуматься отправиться на прогулку одной! Я же говорил вам, чтобы вы взяли с собой конюха.

Понимая, что ее опекун абсолютно прав, Элизабет, сама не зная почему, упрямо вскинула подбородок.

— Мне хотелось побыть одной. В следующий раз я попрошу Фредди поехать со мной и…

— Никакого следующего раза не будет, — решительно перебил ее Уорринг. — Выезжать за ворота слишком опасно. Отныне вы ни на шаг от дома не отойдете.

— Но если со мной поедет Фредди…

Пальцы графа вцепились Элизабет в плечо.

— Вам что, недостаточно сегодняшних приключений? Думаю, теперь вы имеете представление о том, что за жестокий и беспощадный негодяй этот Бэскомб. Если ему удастся до вас добраться, не сомневайтесь, он получит то, чего ему хочется. И не думаю, что вам это понравится.

Элизабет почувствовала, что ее бросило в жар. Воспоминание о том, как Оливер Хэмптон прижимал ее к дивану в кабинете, как его горячие потные пальцы задирали ей юбку, заставило ее содрогнуться.

Закрыв глаза, чтобы отогнать от себя неприятное воспоминание, она кивнула и тихо проговорила:

— Хорошо, я буду держаться поближе к дому и не поеду больше кататься верхом. — Затем она подняла глаза и заметила, что суровые черты лица графа смягчились.

Ник глядел вслед уходящей Элизабет и чувствовал, что ярость все еще клокочет в нем. Как посмел этот негодяй Бэскомб заслать людей в его владения, чтобы похитить приглянувшуюся ему девушку! Как он мог зайти так далеко!

Да и сам он хорош: не смог защитить Элизабет.

А ведь дал ей слово, что у него в доме она будет в безопасности! Это просто счастье, что Элизабет сумела оторваться от своих преследователей и спастись.

Ник тихо выругался. Как и много лет назад, он недооценил Бэскомба. Тогда эта ошибка дорого ему стоила, и он поклялся ее не повторять, а вот, поди ж ты, повторил… Ник смотрел, как Элизабет Вулкот поднимается по лестнице в дом, опустив голову, словно поникшая роза. Она явно потрясена произошедшим.

Слава Богу, что она оказалась отличной наездницей! Даже подумать страшно, что бы с ней сделали эти люди, если бы им удалось ее догнать. Представив себе, как Оливер Хэмптон тискает Элизабет своими огромными ручищами, как делает ей больно, Ник почувствовал желание придушить этого мерзавца.

А память услужливо подсунула ему образ Элизабет. Вот она стоит, тесно прижавшись к нему, такая испуганная, теплая, женственная. Он чувствует своей грудью ее высокую полную грудь, проводит рукой по шелковистым темно-рыжим волосам, глядит в ее темно-зеленые глаза, полные слез.

Эта девушка была сильной и в то же время такой ранимой, и это трогало Николаса до глубины души. Ему хотелось защитить Элизабет от всех опасностей, подстерегающих ее на пути. Что за чувства он испытывая, Ник не мог сказать. Понимал лишь, что, вовсе того не желая, начинает думать о Элизабет Вулкот все чаще.

А это может оказаться опасным.

Опасным для них обоих.

На следующий день Элизабет пришла на конюшню проведать свою маленькую, серую в яблоках кобылу. Что, если она заболела после вчерашней бешеной скачки?

— Саша чувствует себя великолепно, — развеял ее опасения Фредди. — Хорошая пробежка пошла ей только на пользу. — Он подвел Элизабет к стойлу, и игривая арабская лошадка, подойдя к заграждению, приветствовала Элизабет веселым ржанием. — Видите? Бодра и весела.

Элизабет протянула лошади кусочек сахара. Саша осторожно взяла с ее ладони лакомство.