Картина заставляет мое белье снова намокнуть.

Сползаю вниз и встаю на колени между его ног.

Обхватив горячий ствол у основания, погружаю в рот гладкую набухшую головку.

— Ммм… — стонет, запрокидывая на подушку голову и напрягая шею.

Звук такой низкий и интимный, что между ног начинает покалывать.

Опустив подбородок, почерневшими глазами Глеб наблюдает за тем, как его член медленно двигается у меня во рту, как ласкаю языком выступающее на стволе вены. Выражение его лица такое жгучее. Во мне просыпается настоящий тактильный голод. Хочу его касаться. Пробовать.

Продолжая сжимать его в кулаке, выпрямляюсь и второй рукой стаскиваю с себя белье.

На его груди проступил пот. На моей спине тоже, потому что уличная духота льется в открытое окно.

Снова седлаю его бедра и, приподнявшись, направляю в себя его эрекцию.

Стонем, наполняя комнату звуками нашего секса.

Шершавые грубоватые ладони накрывают мою грудь. Сжимают. Гладят спину, живот, бедра, пока медленно раскачиваюсь на нем, сходя с ума от мощи его тела подо мной.

Его глаза бездумно оглаживают мое тело. Опускаются туда, где я насаживаюсь на него со стонами. Обхватив мою талию, начинает двигаться навстречу, и эти удары заставляют меня дрожать.

— Глеб… — шепчу, откидывая голову.

Ягодицы бьются о его каменные берда.

Не думаю, что смогу испытать оргазм в этой позе, но мне все равно.

Я хочу, чтобы испытал он. Его удовольствие становится для меня важнее своего, но он с этим несогласен.

Сжав внутреннюю сторону моего бедра у основания, раскрывает меня большим пальцем, заставляя тереться о него при каждом движении.

Он близко, а я нет.

Пытаюсь поймать свой оргазм, но он ускользает.

— Все нормально… — выдыхаю. — Ты первый…

В ответ он переворачивает меня на спину и вжимает в матрас, закинув на плечо мою ног. Входит в меня под таким углом, от которого я выкрикиваю громкое ругательство. Его губы кусают мою шею. Выгнув ее, просовываю между нами руку и с жалобными стонами тру свой клитор, умоляя его не останавливаться.

Мой оргазм, как фейерверк.

Выпустив мою ногу, продолжает двигаться, догоняя меня в три жестких нетерпеливых толчка.

Цепляясь за влажную спину Стрельцова, бедрами сжимаю его талию, пока он комкает в кулаке мои волосы, уткнувшись в них носом.

Меня потряхивает, и я не хочу его отпускать. До боли закусив губу, наслаждаюсь его тяжестью и рваным дыханием рядом с ухом. Повернув голову, прижимаюсь губами к его влажной шее.

Понимая, что я пропала и мне конец.

Трель будильника заставляет Глеба чертыхнуться.

Сделав глубокий вдох рядом с моей шеей, он скатывается с меня и вскакивает с дивана.

Чертовски бодрый, чего не скажешь обо мне.

Я потеряна, и все еще не пришла в себя после оргазма.

Поправив трусы, Глеб берет с тумбочки телефон и отключает будильник.

— Который час? — спрашиваю сипло, перевернувшись на живот.

— Семь, — бросает на меня взгляд исподлобья.

— Черт… — бормочу, прикрывая глаза.

Я в жизни не опаздывала на работу. Я всегда приезжаю в офис первая.

— Я в душ. Кофе будешь?

— Нет. Мне нужно домой, переодеться, — ищу свои трусы, вороша простыни.

— Ладно, — идет в ванную. — Я возьму такси.

— Я отвезу тебя, — говорю тихо, поднимая с пола его футболку.

Чувствую на себе его взгляд, от которого прячусь за растрепанными волосами.

— Все нормально?

Просто отлично!

— Да…

— Я быстро, — говорит, помолчав.

Приняв после него быстрый душ, надеваю юбку и футболку, потому что забираться сейчас в свой корсет нет никакого желания.

Во дворе многоэтажки уже движение.

Заняв пассажирское кресло, Стрельцов пристегивается и объясняет дорогу.

Заведя машину, предпочитаю не видеть своего отражения в зеркале заднего вида, поэтому отворачиваю его от себя. На моем телефоне пропущенный от отца, и за все годы нашей с ним жизни, я никогда не возвращалась домой в таком виде, потому что, к тому моменту, когда в моей жизни появился Миллер, родители давным-давно были в разводе. Но сейчас мне, черт возьми, не девятнадцать! И все, что было со мной в девятнадцать, просто выпало из головы.

— На светофоре направо.

Выкручиваю руль, пропуская поток встречных машин.

— Ты не дружишь с этим светофором? — спрашивает с иронией.

— Ты, кажется, не ДПСник, — отвечаю, стараясь на него не смотреть.

— Может, скоро стану, — бормочет он.

Повернув голову, смотрю на него взволнованно.

— Блин, — вздыхает. — Забудь. Это шутка.

На нем джинсы и просторная рубашка с короткими рукавами.

Мой лоб прорезает складка.

Тормозя рядом с отделом полиции, поворачиваю голову и спрашиваю:

— У тебя будут проблемы?

— Я уже сказал, что нет, — отстегивает ремень.

— Ты меня за дуру принимаешь? — смотрю на него напряженно.

Подавшись вперед, обнимает ладонью мое лицо и быстро целует губы, оставляя на них аромат зубной пасты.

— Нет. Дурой тебя не назовешь.

Этот хозяйский жест выбивает из-под моих ног последнюю почву.

Я веду себя, так заторможенная, но я, черт возьми, просто не знаю, что мне делать.

— Я буду занят пару дней, — говорит, выбираясь из машины. — Но я на связи.

Захлопнув дверь, обходит капот и быстрой энергичной походкой направляется к крыльцу своего отделения.

Он вообще не привык зря тратить время. Он из разряда людей, у которых времени вечно не хватает. Это ритм его жизни. Даже ритм моей жизни не идет с ним ни в какое сравнение.

Провожая глазами подтянутую широкоплечую фигуру, с шипением втягиваю воздух и шепчу:

— Блять…

* * *

Хлопнув дверью, бросаю на банкетку сумку и второпях дергаю застежки сандалий.

Уже в тот момент, когда предложила его подвезти, я знала, что опоздаю на работу. Я всегда могу сказать, что у меня кишечный грипп, так что в этом нет никакой проблемы. Проблема в том, что у меня в голове такой бардак, что я, возможно, не с первого раза найду дорогу в офис.

Шаги в коридоре заставляют вскинуть голову.

Обтирая руки измазанной в краске тряпкой, отец задумчиво меня рассматривает.

— Я не должен ничего спрашивать? — интересуется философски.

— Черт, нет, — отвечаю, проносясь мимо него на кухню.

Открыв холодильник, хватаю графин с водой и наливаю целый стакан, после чего жадно пью. Замечаю выставленную посреди кухни картину.

— Для меня было бы честью с ним познакомиться, — слышу за спиной.

— Он не разбирается в искусстве, — наливаю еще.

— Ну, это как посмотреть, — тянет отец, посмеиваясь. — По-моему, у него прекрасный вкус.

Развернувшись, подхожу к мольберту и быстро осматриваю законченную работу.

— Неплохо… — бормочу, пытаясь понять, куда моего отца занесло.

— Плохи мои дела, — вздыхает. — Раз даже мой самый преданный ценитель использовал это слово.

Посмотрев на него виновато, замечаю:

— Может, тебе не стоит искать “новое”, ты все же любишь людей, а не… абстракции.

— Не могу нащупать нерв… — разводит руки. — Да и к черту, — бросает на клеенку тряпку. — Исписался.

— Глупости, — чмокаю его щеку. — Мне нужно бежать, — ретируюсь, уходя по коридору.

Стянув с себя мужскую футболку, бросаю ее на кровать.

Между ног слегка саднит, мышцы в некоторых местах тоже.

Смотрю на свое отражение, расчесывая волосы, и понимаю, что мыть и укладывать их, у меня нет времени. Собираю их в обычный хвост, подцепив шпильками у основания. На ходу убираю остатки косметики с лица, заниматься макияжем, у меня тоже нет времени. Хватаю из шкафа первый попавшийся сарафан и обуваю сандалии. Выхожу из дома, крикнув:

— До вечера!

Припарковавшись рядом с “тойотой” Матвея, влетаю в лифт.

Мой оператор пьет кофе, вольготно устроившись в моем рабочем кресле за моим рабочим столом. Забросив одну ногу на другую, роется в телефоне. Бодрый и жизнерадостный, как обычно.